IGPI.RU :: Российско-китайские отношения в Приамурье (сер. XIX

На рассвете 15 августа отряд П.К. Ренненкампфа приступил к окружению Цицикара[553]. Основные силы были передислоцированы к юго-востоку от города. Через несколько минут после предъявления ультиматума к позициям российских войск вышли Чэн Дэцюань и представитель населения. Одновременно части гарнизона (по данным российских источников, численностью до 2700 чел.) стали покидать центр провинции Хэйлунцзян. Артиллерийским огнем и казаками их преследовали около пяти верст. На следующий день российский отряд вошел в город. В цицикарской операции принимали участие 460 казаков и 2-я батарея Забайкальского артиллерийского дивизиона[554].

В ямыне было найдено около 587 пудов серебра в слитках и монетах (довольствие для войск и милиции) на сумму 230 тыс. рублей, по приказу Н.И. Гродекова переданное затем в казначейство. Как следует из доклада цицикарского фудутуна Са Бао, также подверглись реквизиции имущество официальных учреждений, оружие на военных складах (в том числе 31 орудие, а всего отрядом Ренненкампфа было захвачено 144 орудия), порох, лошади, продовольствие и фураж[555]. Вместе с тем, приамурский генерал-губернатор 19 августа получил порицание от начальника генерального штаба за нарушение приказа о согласованности действий с Н.А. Орловым, а на следующий день отряд последнего после занятия железнодорожной станции Фулярди принял в себя отряд Ренненкампфа[556].

Основным направлением наступления российских войск в Северную Маньчжурию стало сунгарийское, что признают как российские, так и зарубежные исследователи[557]. Река Сунгари с середины XIX в. являлась основной транспортной артерией, соединявшей Приамурье с зоной российских экономических интересов в регионе. Крупнейший город и главный транспортный узел региона Харбин находился на ее пересечении с КВЖД. Кроме того, основные зернопотоки с житниц равнины Сунляо в Россию проходили по Сунгари.

Формирование сунгарийского отряда проходило одновременно в Хабаровске и Благовещенске. Н.И. Гродеков еще 17 июня 1900 г. докладывал о его готовности к походу[558]. 29 июня из Хабаровска вышел его авангард в составе 17-го стрелкового полка, трех линейных батальонов и артиллерии на 12 пароходах и 22 баржах. В тот же день из Благовещенска вниз по Амуру выступили артиллерийская батарея 2-й Восточно-Сибирской бригады, 2 сотни Амурского казачьего полка и 4-й Восточно-Сибирский линейный батальон. Впоследствии командование приняло решение о доведении численности наступавших по Сунгари войск до 4 стрелковых бригад. Начальником сводного отряда был назначен генерал В.В. Сахаров[559].

Собравшиеся у станицы Михайло-Семеновской войска на 25 пароходах и 400 баржах направились в устье реки. 2 июля был занят пикет Лаха-сусу, где, ввиду его стратегической значимости, был оставлен казачий пост. 7 июля отряд В.В. Сахарова прошел г. Фугдин (Фуцзинь). 8 июля был уничтожен военный пост Ваньлихэ (уезд Хуачуань пров. Хэйлунцзян). На следующий день та же участь постигла и левобережный пост Лауши. 10 июля, после подавления сопротивления местных жителей, была сожжена левобережная деревня Ванцзя. Тогда же была встречена и баржа с возглавляемыми полковником в отставке Винниковым служащими саньсинской пристани КВЖД, под артиллерийским обстрелом пробивавшаяся вниз по реке.

11 июля отряд остановился около прикрывающего подступы к Саньсину правобережного форта Баянтунь, где командованию его двухтысячного гарнизона было предложено капитулировать. Утром следующего дня, после провала переговоров, крепость была взята в результате двухчасовой перестрелки. Здесь также появился российский военный пост.

13 июля караван подошел к самому крупному в нижнем течении Сунгари городу Саньсину. Российская разведка была в тот же день обстреляна из береговых орудий. Фудутун не ответил на приглашение В.В. Сахарова вступить в переговоры, и 15 августа город был взят штурмом и разрушен. Потери отряда под Саньсином составили 1 убитый и 7 раненых. Было захвачено 22 орудия[560]. Китайская историография сообщает также и об одном российском пароходе, потопленном в этом бою[561].

Вслед за этим отряд В.В. Сахарова, вступая в бой с прибрежными постами, направился вверх по течению Сунгари. 21 июля он подошел к Харбину.

Более высокая по сравнению с цицикарским направлением скорость движения сунгарийского отряда объясняется, прежде всего, менее ожесточенным характером сопротивления цинских гарнизонов, особенно правобережных, подчинявшихся гиринскому цзянцзюню. Современные китайские историки выделяют среди маньчжурских властей по крайней мере две основные группировки по их отношению к России.

Шоу Шань, Фэн Сян и мукденский фудутун Цзинь Чан определяются как патриоты, снискавшие славу еще во время китайско-японской войны 1894-1895 гг. Первые два из них со времени вступления в должность проводили военную реформу, затрагивавшую прежде всего пограничные войска, однако кратковременность нахождения у власти данных сановников не позволила довести эту реформу до конца. Вместе с тем один из самых авторитетных в КНР исследователей проблем маньчжурской войны 1900 г. Сюэ Сяньтянь относит Цзинь Чана и генерала Шоу Чана к группировке патриотов-консерваторов. Они были настроены антирусски, превратили провинцию Фэнтянь в центр движения ихэтуаней в регионе, однако до начала событий не понимали и не проводили реформ.

Военные губернаторы мукденской и гиринской провинций Цзэн Ци и Чан Шунь опирались на поддержку Ли Хунчжана. По их мнению, армия предназначалась, главным образом, для усмирения внутренних смут[562].

У Чан Шуня имелся опыт как в области ведения дипломатических сношений с Россией (до своего назначения в Гирин он служил дипломатическим чиновником в Синьцзяне), так и в подавлении народных движений (начало его карьеры связано с участием в разгроме движения «факельщиков»). Гиринский цзянцзюнь выполнял все инструкции Пекина, предписывавшие принимать меры к недопущению вооруженных столкновений с русскими войсками. Крайне отрицательно Чан Шунь относился и к движению ихэтуаней, жестоко подавляя его сторонников.

В любой войне наиболее уязвимыми являются мирные жители, не только становящиеся ее случайными жертвами, но и часто подвергающиеся геноциду со стороны властей враждебного государства. В 1900 г. власти Амурской области показали негативный пример такого рода.

Многие очевидцы и исследователи указывают на возникновение паники в Благовещенске сразу же после начала обстрелов китайцами российских пароходов и самогó города[563]. Дополнительную угрозу многие горожане видели в присутствии цинских подданных, тем более, что к этому времени многие из заамурских торговцев уже перевели свои дела на родину, а в зазейском районе и китайском квартале города нашли прокламации ихэтуаней.

3 июля благовещенский полицмейстер Батаревич предложил военному губернатору Амурской области К.Н. Грибскому депортировать китайцев на правый берег. Сам областной начальник был в это время слишком занят организацией обороны Благовещенска и поручил Батаревичу собрать прятавшихся за городом, а также оставшихся в своих домах и лавках цинских подданных. Сразу же возник вопрос о транспортных средствах для перевозки нескольких тысяч человек. Оба берега фактически уже находились в состоянии войны. Международное сообщение по Амуру было прервано. Полицмейстер вначале просил Грибского перевезти китайцев в зазейский район, где предложить им самим достать лодки у соотечественников, но губернатор отверг этот план[564].

Батаревич в конечном итоге принял решение о переправе всех китайцев в районе ст. Верхнеблаговещенской – месте, где Амур наиболее узок. Первая партия численностью около 1300 (по другим данным – до 2000) человек выступила 4 июля. Непосредственное командование было возложено на помощника пристава 3-го участка Благовещенска Шабанова. Удивляет очень скромная, даже с учетом дефицита живой силы в те дни, численность конвоя – один городовой, два казака и несколько добровольцев[565].

Стычки с конвоируемыми начались уже на выходе из города. Как свидетельствовал сам Шабанов в рапорте на имя полицмейстера, «перейдя гору, китайцы от следования далее отказались, но мною были заставлены подчиниться». Другие источники дают более подробную картину. Как следует из донесения вице-губернатора С.Н. Таскина к начальнику штаба от 30 июля, по колонне дали несколько залпов еще до переправы. По данным Л.Г. Дейча, доверенный китайской фирмы Ли Вачан просил по дороге отвести его к Грибскому, ранее обещавшему защиту китайским купцам, но был зарублен казаками[566].

По прибытии в ст. Верхнеблаговещенскую события приняли еще более драматический оборот. Местный атаман Писарев, несмотря на приказ председателя амурского войскового правления полковника Волковинского, наотрез отказался предоставить китайцам имевшиеся у него шаланду и лодки, опасаясь их захвата противником. Китайцам было предложено переправляться самим, хотя среди них имелись старики и дети. К этому времени к берегу подошли озлобленные продолжающимся обстрелом местные жители. Совершенно естественное нежелание депортируемых самим идти на смерть окружившими их русскими было воспринято почти как вооруженное восстание. Во время последующего следствия Шабанов и Писарев пытались обвинить друг друга в попустительстве началу расправы. Начальник конвоя указывал в рапорте, что стрелял один из местных казаков, неизвестно по чьему приказу. При опросе атамана и казаков станицы ими было заявлено, что переправа (то есть истребление – О.Т.) началась лишь после того, как помощник пристава «принял более строгие меры».

На деле эти меры свелись к уничтожению безоружных китайцев как на берегу, так и уже в воде. Как гласят цинские источники, депортируемых связывали косами по пять-шесть человек и штыками загоняли в воду. Отказавшихся переправляться Шабанов приказал, по свидетельству очевидцев, зарубить топорами. По некоторым данным, огонь был открыт и с цинской стороны. Из всей партии до противоположного берега доплыли лишь 80-100 человек[567].

В тот же день была переправлена еще одна партия китайцев численностью 84 человека. Вся она была уничтожена еще на берегу. Из переправляемых 6 июля 170 человек уцелело около 20. 8 июля была переправлена последняя группа цинских подданных в количестве 66 человек. На этот раз им удалось уговорить офицера не стрелять и утонуло менее половины[568]. Китайские источники оценивают общее число погибших у ст. Верхнеблаговещенской в 5000 человек[569].

События 4-8 июля из-за широкого освещения в прессе вызвали широкий негативный резонанс как в России, так и за ее рубежами. Они произошли лишь через год после принятия (в значительной степени по инициативе самóй России) первой Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, на чем Петербург настаивал еще в 1874 г., во время международной конференции в Бельгии. Преступления российской стороны шли вразрез с общепризнанными обычаями войны, гласящими: «Мирное население есть тот противоположный сражающимся элемент, который пользуется неприкосновенностью жизни, и против которого военные действия с оружием в руках запрещаются»,[570] «… неприятельские подданные…, имеющие на ней (государственной территории – О.Т.) постоянное местожительство, или приглашаются удалиться или им разрешается оставаться на ней»[571].

Менее известными были факты расправы над цинскими подданными в других населенных пунктах, однако они также поражают исследователей своим откровенным цинизмом. Многих администраторов полностью захватила волна шовинизма, вызванная началом боевых действий. Уже упоминавшийся полковник Волковинский 7 июля в ответ на запрос поярковского атамана Коренева о том, что делать с арестованными в станице 85 китайцами, приказал: «Уничтожить без рассуждения». После того как они стали разбегаться, казаки открыли огонь. Удалось спастись лишь пяти купцам, содержавшимся в здании местной школы. 6-7 июля около 40 китайцев были убиты крестьянами в селах Новотроицкое и Егорьевка. Пристав 4-го участка Амурского округа титулярный советник Волков 6 июля на представлении краснояровского волостного правления по вопросу о порядке довольствия крестьянской дружины в конце сделал приписку «всех китайцев уничтожайте». Будучи в Гильчине, пристав приказал убить двух, а в ответ на запрос жариковского старосты – 15 цинских подданных[572].

Уже отдавший в Кумаринский и Черняевский округи приказы о расправе над пленными, Волковинский 7 июля был вынужден спешно корректировать свою позицию под влиянием резолюции К.Н. Грибского, направленной последним в ответ на запрос из Покровки: «мирных, безвредных, а тем паче безоружных, никоим образом не обижать»[573]. Через два дня областной начальник издал, наконец, постановление, гласящее: «Виновные в убийстве, грабеже и других насильственных действиях против мирных, безоружных китайцев, будут предаваться суду и подвергаться наказанию по всей строгости законов военного времени»[574], после чего насилие прекратилось. Вместе с тем, несмотря на официальное отсутствие состояния войны между двумя странами, продолжалась практика интернирования цинских подданных. По приказу военного министра, они могли быть привлекаемы на государственные работы, «не направленные, однако, ко вреду их отечества»[575].

Следует признать, что в некоторых случаях власти и жители области сохраняли и даже спасали жизни китайцев даже в эти полные ненависти и безумия дни. Албазинский атаман 3 июля мирно переправил на правый берег около 100 человек. Так же поступили в Джалинде, Игнашино и Марковой. Во время верхнеблаговещенской переправы 4 июля солдат Яков Иевлев спас от неминуемой смерти нескольких детей. Перед интернированием просили за своих слуг-китайцев многие состоятельные благовещенцы, а в четырех случаях за взятки удалось их оставить. Не выдала своих заамурских служащих торговая фирма «Кунст и Альберс»[576].

С другой стороны, имелись случаи издевательства и над русскими со стороны китайцев. Так, например, во время вылазки на правый берег в ночь с 5 на 6 июля был взят в плен сотник Ф. Калинин. После захвата Сахаляна российский отряд обнаружил в окрестностях поселка его отрезанную и выставленную на обозрение голову, а также тело со следами зверских пыток[577].

Отрицательный отклик факты насилия имели не только в прессе, но и в официальных кругах. Даже Н.И. Гродеков 21 июля потребовал от амурского губернатора отчета по поводу слухов о массовых убийствах, а в телеграмме от 29 ноября предупредил о недопустимости награждения чинов, имеющих отношение к событиям 4 июля. Генерал В.В. Сахаров 9 сентября в телеграмме к Гродекову также интересовался ситуацией, связанной с выселением китайцев, беспокоясь, однако, главным образом, о том, чтобы сведения о зверствах не попали в столичную прессу[578].

Позиция военного губернатора Амурской области была еще более мягкой. Он, чувствуя, очевидно, и свою ответственность за бездействие, вполне удовлетворился рапортами своих подчиненных. Шабанов, например, сообщал, что 4 июля из китайцев «бóльшая часть перешла на другую сторону». Атаман Писарев нарисовал фантастическую картину о том, как они «делали из платья что-то наподобие пузырей и с помощью их же переправлялись на другую сторону»[579]. Пристав Волков вместе с волостным писарем Киселевым, волостным старшиной Ельчаниновым, кандидатом старшины Ерофеевым и крестьянином Простокишиным направили донесения о том, что знаменитая резолюция Волкова не привела к последствиям, а Грибский лишь предложил последнему искать другую работу. Однако сам Простокишин в с. Мазаново убил маньчжурскую семью, в том числе женщину и полугодовалого ребенка[580].

Более тщательное расследование состоялось осенью 1900 г. по инициативе центральных властей. Волков был обвинен в превышении власти, приведшем к смерти 17 человек. Он провел на гауптвахте 2 месяца. Такому же наказанию подвергся и Шабанов. Волковинский просидел 3 месяца. Все трое были уволены со службы.

Сложнее обстояло дело с Гродековым и Грибским. Против последнего было выдвинуто обвинение в бездействии и отдаче только устных распоряжений. В феврале 1902 г. по соглашению между министром внутренних дел Д.С. Сипягиным и военным министром А.Н. Куропаткиным было испрошено разрешение на окончание дела без предания суду. К.Н. Грибский был отчислен с должности, но откомандирован в распоряжение начальника главного штаба сроком на один год. Несомненным моральным преступлением губернатора является также и циничный обман китайцев. Еще в июне 1900 г. он обещал их депутации не депортировать благовещенскую диаспору. В Благовещенске Грибского продолжали считать героем, но даже офицеры приамурского военного округа подвергли его бойкоту.

Позиции приамурского генерал-губернатора Н.И. Гродекова оказались еще прочнее. Уже был готов приказ о его замене забайкальским военным губернатором Е.И. Мациевским, но в Петербурге в последний момент вспомнили, что лишь Гродеков владел всей оперативной информацией, что и склонило правительство к решению дела в его пользу[581].

Из всех публикаций, затрагивающих выселение китайцев, только ангажированные властью благовещенские авторы отрицали или оправдывали массовые убийства. Н.З. Голубцов пишет о том, что депортируемые цинские подданные были обстреляны лишь с правого берега[582]. А.В. Кирхнер оправдывает грабежи и насилие условиями войны[583]. Редактируемая им «Амурская газета» умолчала даже о самом факте депортации. Оппозиционный «Амурский край» возмутился лишь на четвертый день. 14 июля в своей передовице он предупреждал: «…есть еще многие тысячи маньчжур. Мы обязаны под охраной добросовестных людей доставить их в безопасные места, где их будут стеречь или откуда им дадут возможность переправиться к себе домой»[584].

Установление военного контроля над правобережьем Амура позволило России отказаться от некоторых положений Айгуньского и Пекинского договоров, осложнявших осуществление суверенитета над своими дальневосточными владениями. Во-первых, по заявлению Н.И. Гродекова, «известной легенде, упорно поддерживающейся здешними китайцами, что богдыхан уступил русским Амур лишь из милосердия, да и то на короткий срок, положен конец»[585].

Во-вторых, война и связанный с ней исход зазейских маньчжур из левобережья решили главную из проблем, связанных с пребыванием китайцев на российской территории. Уже 24 июля 1900 г. Н.И. Гродеков в своей депеше в главный штаб писал: «Отныне Зазейским маньчжурам нет места на российской территории, освободившиеся земли получат русские переселенцы теперь же», а амурский губернатор 30 июля издал постановление: «1. Бывшая территория Зазейских маньчжур, население которой по Айгуньскому трактату состояло в ведении китайских властей, как равно занятый нашими войсками вдоль правого берега реки Амура район маньчжурской территории, объявляются перешедшими в ведение русских властей. 2. Возвращение на Зазейскую территорию ушедших с нашего берега китайских подданных воспрещается; земли их предназначаются исключительно под русские поселения»[586].

Кроме того, успех военной кампании побудил власти Дальнего Востока России искать способы его дипломатического закрепления. В головах Гродекова и Грибского возникла идея превращения Амура во внутреннюю российскую реку со смещением пограничной линии на юг.

Как уже было отмечено выше, 30 июля 1900 г. вышло постановление военного губернатора Амурской области из пяти пунктов. Пункт третий гласил: «Бывший город Айгун и селение Сахалин с прилегающей к ним территорией передаются в исключительное ведение военных властей с безусловным воспрещением селиться в бывшем городе Айгуне и Сахалине, а равно в их окрестностях всем частным лицам». Пункт пятый возлагал непосредственное управление правобережьем Амура на пограничного комиссара Амурской области. Инструкции он получал от российского военного комиссара в Цицикаре[587].

2 августа Гродеков ходатайствовал перед правительством о присвоении Айгуню и Сахаляну имен постов Ильинского и Марии Магдалины, так как они были взяты соответственно в день святого Ильи и день Марии Магдалины по православному календарю. Ранее он же телеграфировал в Петербург: «Ныне после упорных боев мы завладели и правым берегом Амура и тем закрепили великое дело присоединения всей реки Амура к русским владениям, сделав эту реку внутренней, а не пограничной рекой»[588]. По замыслу краевого начальника, под российскую юрисдикцию должны были перейти земли до Малого Хингана – водораздельного хребта, отделяющего Амур от маньчжурских равнин. Первый шаг к этому был сделан 25 августа при освящении Ильинского поста. К.Н. Грибский в присутствии прессы и иностранцев торжественно объявил о присоединении правого берега. Цинским подданным запрещено было селиться на расстоянии 5 верст от Амура[589].

Подобные начинания взахлеб поддержала и благовещенская пресса. «Амурский край» в 1900 г. предлагал «ходатайствовать об отводе в его (областного центра – О.Т.) ведение противоположного берега Амура напротив Благовещенска». Редактор «Амурской газеты» А.В. Кирхнер поддерживал идею присоединения правобережной полосы до Хингана, усматривая положительный эффект такого шага в лучшем обеспечении безопасности границы, приобретении золотых россыпей, уничтожении контрабанды и уменьшении наплыва переселенцев из Китая[590]. Вместе с тем как местные власти, так и печать предостерегали от попыток аннексии всей Северной Маньчжурии, опасаясь приобретения нескольких миллионов враждебно настроенных подданных[591].

В Санкт-Петербурге, однако, крайне негативно восприняли инициативу Н.И. Гродекова. Военный министр А.Н. Куропаткин 14 августа телеграфировал ему: «Государь Император в видах скорейшего восстановления дружественных соседских отношений к Китаю соизволил решить не присоединять какой-либо части Китая к русским владениям, а ограничиться принятием мер, необходимых для спокойного и прочного пользования железными дорогами, проводимыми нами через Маньчжурию и для свободного плавания наших судов по Амуру». 27 августа позиция Петербурга была выражена еще более категорично: «… мы не только не будем присоединять к России какой-либо части китайской территории, но со временем выведем и войска». Более того, в телеграмме от 3 сентября Куропаткин в резкой форме возмущался заявлениями амурского губернатора, сделанными им при освящении Ильинского поста[592].

Для российских властей, несмотря на уже имевшиеся стратегические разработки военных действий в Маньчжурии, возникавшие в периоды напряженных отношений между двумя странами, начало военных действий 1900 г. стало полной неожиданностью. С другой стороны, местные китайские власти, издавна недовольные прохождением границы по Амуру и отходом к России огромных территорий на левом берегу, рассматривали данный конфликт как инструмент для, по крайней мере, частичного возвращения к прежним внешнеполитическим реалиям, подтверждением чему стал немедленный запрет российского судоходства на Амуре.

Главными итогами военных действий стали исход цинских подданных из зазейского района и шестилетняя оккупация правобережья Амура российскими войсками. Более долговременные последствия этих событий заключались в интернационализации проблемы Северной Маньчжурии (то есть ее постепенном выводе из формата исключительно российско-китайских отношений), активизации китайского административного строительства и внешней политики в регионе.

Таким образом, главной проблемой политических отношений между сопредельными территориями России и Китая в Приамурье являлось обеспечение контроля над границей и приграничными территориями, как собственными, так, по возможности, и соседнего государства. Основной особенностью границы в регионе являлось то, что она проходила по естественному водному рубежу – р. Амур, что способствовало, с одной стороны, сохранению стабильности, а с другой, поскольку Амур играл роль важной транспортной (в том числе и военно-транспортной) артерии для российского Приамурья и Северной Маньчжурии, – соблазну превратить пограничную реку во внутреннюю.

Весь исследуемый период характеризовался нерешенностью данной политической проблемы, проявившейся в следующих конкретных аспектах:

Потерпели провал попытки обеспечения безопасности преимущественно такими методами, которые усиливали собственные позиции за счет ослабления позиций партнера (игры с нулевой суммой). Подобных целей можно было добиться путем частичного или полного, временного или постоянного лишения другой стороны суверенных прав на ее приграничную территорию. Главной политической целью оккупации правого берега Амура для российской стороны и наличия левобережного анклава для китайской было превращение части (Китай) или всей (Россия) пограничной акватории Амура в собственную внутреннюю реку.

Не была проведена полноценная демаркация границы на Амуре, что провоцировало множество споров по поводу государственной принадлежности островов. Часть таких споров (о-ва Большой Уссурийский и Тарабаров) по дипломатическим каналам не урегулирована до настоящего времени, что создает определенную напряженность не только в отношениях между двумя странами, но и между центральными и региональными властями Российской Федерации.

Война 1900 г., в ходе которой наступательная стратегия решения дилеммы безопасности (восприятие интенсификации оборонного строительства другой стороны как угрозы для себя) проявилась наиболее отчетливо, в связи с дипломатическим ослаблением России и военно-политическим ослаблением Китая привела, в конечном итоге, к созданию еще большей опасности для обоих акторов (усиление позиций Японии и попытки интернационализации Северной Маньчжурии).

До конца исследуемого периода так и не было определено соотношение статуса властей приграничных территорий двух стран. Данная проблема выступала проекцией спора между Россией и Китаем по поводу равенства дипломатических сношений в середине XVII – середине XIX вв. Кроме того, власти Дальнего Востока России и Маньчжурии часто стремились взять на себя управление внешней политикой своих государств в регионе, что особенно явно проявилось в деятельности Е.И. Алексеева в России и Чжан Цзолиня в Китае.

Не было организовано эффективное функционирование специализированных органов внешних сношений, служащих делу как обеспечения собственной безопасности, так и налаживания нормальных рабочих связей с властями другого государства. Вертикальная (между высшими и подчиненными) и горизонтальная (межведомственная) неразграниченность функций данных учреждений запутывала дело оптимизации международных связей.

Переоценка собственных сил российской стороной и ее чрезмерно амбициозные и непродуманные действия привели к тому, что политические позиции китайских приграничных властей на Амуре накануне 1917 г. поднялись до уровня периода, предшествующего началу российских сплавов (1854 г.). Китайская сторона, полностью ликвидировав российское присутствие на правобережье и усилив органы приграничных сношений, стала требовать широкой ревизии статуса островов. Ответными мерами российской стороны стало учреждение Айгуньского вице-консульства и игнорирование китайских демаркационных требований.

Статья 2 Айгуньского договора гласила: «Для взаимной дружбы подданных двух государств дозволяется взаимная торговля проживающим по рекам Усури, Амуру и Сунгари подданным обоих государств, а начальствующие должны взаимно покровительствовать на обоих берегах торгующим людям двух государств»[593]. Данную норму в 1860 г. подтвердила и ст. 4 Пекинского договора, распространив ее действие также и на уссурийский участок границы[594]. Таким образом, Приамурье стало в середине XIX в. первым в России регионом, на который были распространены изъятия из национального правового режима, касающегося внешней торговли, так как, на основании ст. 183 изданного в 1857 г. Устава и учреждения торгового свода законов, иностранцы могли вести в стране только оптовую торговлю с русскими купцами 1-й и 2-й гильдий[595].

Пограничные власти России и Китая впервые попытались уточнить порядок имплементации этого положения посредством заключения особого международного соглашения сразу же после подписания Айгуньского договора. Еще в мае 1858 г. генерал-губернатор Восточной Сибири на переговорах в Айгуне договорился с фудутуном Ай Шэньтаем о составлении правил торговли на Амуре. Хэйлунцзянский цзянцзюнь И Шань вскоре после этого составил проект таких правил из 14 статей, а 12(24) июля он был передан военному губернатору Амурской области Н.В. Буссе[596].

Статья 1 проекта определяла беспошлинный характер торговли, а статья 2 гласила: «При взаимной торговле допускается лишь честный и справедливый обмен товаров на товары; не допускается торговля в кредит. В случае отпуска товаров в кредит власти не несут никакой ответственности».

В соответствии с проектом, пограничные администрации двух стран снимали с себя также обязанность пресекать оборот фальшивых денег на рынках и возвращать украденные на зарубежной территории товары. Статья 10 запрещала прием коммерческих претензий после окончания ярмарок.

Статьи 4, 7 и 8 устанавливали порядок перехода границы для совершения торговых операций. Посещение пограничных сел разрешалось лишь по установленным пропускам. По окончании ярмарок иностранцы должны были возвращаться на родину. Проезд российских подданных допускался лишь по левому берегу Амура, а зимой – также и по ледовой дороге.

Российские пограничные власти в целом позитивно отнеслись к вышеуказанному проекту. Уже 1 сентября Н.Н. Муравьев направил заведующему 1-м отделением Амурской линии подполковнику Языкову циркуляр № 162 по организации пограничной торговли с правобережьем Амура. Этот документ предусматривал проведение ежемесячных ярмарок в Благовещенске и Айгуне длительностью по семь дней. Пункт 6 циркуляра устанавливал открытость границы для торговли. Он гласил: «Проплывающие по реке Сахалинь-ула суда ограничивать не должно». Цены, в соответствии с пунктом 12, должны были устанавливаться самими участниками ярмарок[597].

В апреле следующего года проект правил был утвержден императором Сяньфэном. На Амуре они фактически вступили в силу сразу же после выхода циркуляра генерал-губернатора, но власти Амурской области выдвинули ряд возражений, помешавших их формальной инкорпорации в правовую систему России.

Во-первых, по мнению Н.В. Буссе, положение проекта И Шаня о допуске проживания иностранных торговцев лишь на период ярмарок противоречило статье 2 Айгуньского договора. Во-вторых, статью 10 проекта[598] предлагалось дополнить фразой: «Должно быть взаимное наблюдение за недопущением никаких обманов»[599]. В-третьих, планировалось сделать более свободным режим посещения прибрежных населенных пунктов[600].

Следует отметить, что до начала периода массовой колонизации провинции Хэйлунцзян и миграции китайцев в Приамурье приграничная торговля велась силами лишь российских купцов. После просьбы военного губернатора Амурской области айгуньский фудутун разрешил левобережным торговцам ночевать в период ярмарки летом в лодках, а зимой – в специально отведенных для них домах[601]. Однако айгуньские власти не всегда покровительствовали торговой деятельности порубежных жителей. Чиновники айгуньского фудутунства, например, вплоть до начала 80-х гг. XIX в. запрещали знаменным маньчжурам продавать русским зерно и скот – товары, в которых те в наибольшей степени нуждались[602].

Препятствия, чинимые правобережными властями на пути развития приграничной торговли, конфликты протокольного характера между амурским губернатором и айгуньским фудутуном и, что явилось главной причиной, фраза в одном из писем последнего о якобы временной уступке левобережья Китаем прервали дальнейшую переписку по поводу заключения полноценных торговых правил. Н.В. Буссе 10 августа 1859 г. вернул в Айгунь проект И Шаня, заявив, что российская сторона снимает с себя обязательства по его выполнению[603].

Стороны вернулись к проблеме регламентации приграничной торговой деятельности лишь через два года. В соответствии с постановлением военного губернатора Амурской области от 12 декабря 1861 г. были установлены согласованные с айгуньским фудутуном правила торговли. Она разрешалась лишь в дневное время и во всех пограничных населенных пунктах. Торговля пшеничной мукой и будой допускалась лишь во время проведения ярмарок в Благовещенске и Айгуне.

Год спустя основной принцип амурских торговых правил получил свое подтверждение и на межгосударственном уровне. В 1862 г. в Пекине российским посланником Л.Ф. Баллюзеком были подписаны Правила для сухопутной торговли между Россией и Китаем. Статья 1 гласила: «По границе обоих государств, на расстоянии 100 китайских ли (около 50 верст – О.Т.) в ту и другую сторону, производится торговля беспошлинно[604], причем, относительно правил надзора, представляется каждой стороне сообразовываться с своими пограничными постановлениями»[605]. Таким образом, на приграничные с Китаем российские территории фактически был распространен режим порто-франко, введенный в 20-е гг. XIX в. в портах крайнего северо-востока азиатской части России, в 1856 г. распространенный на Николаевск-на-Амуре, а в 1860 г. – на порты Дуэ, Де-Кастри, Ольга, Владивосток и др.[606]

В течение почти сорока лет в Приамурье отсутствовала подробная карта 50-верстной беспошлинной зоны. Лишь в 1900 г. было составлено Описание границы пограничной с Китаем таможенной полосы Амурской области и карта масштаба 10 верст. Согласно Описанию, эта граница тянулась с запада на восток по следующим рубежам: р. Утянь от верховьев – ее левый приток до верховьев – правый приток р. Урка до устья – 4 версты вверх по р. Урка – безымянный левый приток р. Урка до истоков – вниз по р. Уляткэ – вниз по р. Омутная – вверх по ее левому притоку (р. Кавык) 4 версты до устья левого безымянного притока и вверх по его течению – р. Халан от устья ее левого притока вниз по течению до впадения в р. Уруша и затем вверх по течению Уруши до Воскресенского прииска – от истоков р. Мадалан до ее впадения в р. Ольдой, вверх по р. Ольдой до устья ее левого притока (р. Крестовка) и вверх по его течению до верховьев – от истоков ближайшего правого притока р. Невер до его устья и вверх по Неверу до истоков – от верховьев р. Угични до ее впадения в р. Керак, вниз по ее течению до впадения в р. Уркан, по Уркану до устья р. Талань и вверх до ее истоков – от верховьев р. Шингаль до устья ее правого безымянного притока и вверх по его течению – от истоков ближайшего правого безымянного притока р. Тыгда до его устья – по водораздельному хребту между рр. Амур и Зея близ истоков р. Онон – от верховьев р. Голубой вниз по течению до устья р. Большой Эргель и вверх по ее течению до дер. Рогачевки – от истоков р. Большой Моховой до ее впадения в р. Голубую, вниз по ее течению до устья, вниз по течению р. Зея до устья р. Томь и вверх по течению р. Томь до дер. Светиловка – по дороге к Комиссаровке – по р. Калягиной до впадения в реку Белая и вверх по ее течению до дер. Николаевка – по дороге до дер. Константиноградовки – дер. Анновка – дер. Лазаревка – от дер. Козьмодемьяновка вверх по р. Гильчин до истоков – от дер. Кутилово по дороге через р. Завитую до дер. Камышевка – по дороге через Рогожинское зимовье до дер. Бахирево – вниз по р. Бурея до устья р. Большой Домикан и вверх по ее течению до истоков – от верховьев р. Верхняя Илга вниз по ее течению, вверх по течению р. Архара до устья р. Мурумгунь и вверх до его верховьев – через верховья рр. Урил и Мутная к истокам ближайшего правого притока реки Хинган и вверх по р. Хинган до истоков – по хребту Малый Хинган – от истоков р. Ольдогдо вниз по ее течению и течению рр. Кимкан и Кульдур и вверх по течению рр. Сутара, Костеньга и Чечой до истоков р. Чечой – от верховьев ближайшего безымянного левого притока р. Биджан к верховьям р. Ромашки – по хребту Шекки мимо истоков реки Правый Биджан до горы Становик Хингана – от истоков реки Козулиной, вниз по ее течению и течению рр. Мами, Биджан и вверх по течению р. Унгун до ее истоков – от истоков реки Малая Бира по рр. Листвянка и Каменка до верховьев реки Каменка – от истоков р. Щукинка 1-я вниз по течению и вверх по течению р. Большая Бира до границы Амурского казачьего войска – вниз по р. Ин-Бира, вверх по р. Аур и его безымянного левого притока до верховьев – от истоков р. Оль до ее впадения в р. Урми – от верховьев правого безымянного притока р. Амер и вниз по его течению, течению рр. Амер, Улика, Кур и Тунгуска до устья р. Кецукан – от верховьев р. Малая Дарга вниз по ее течению и течению р. Большая Дарга до устья р. Джелюмкен[607].

В соответствии с утвержденным 2(16) апреля 1862 г. Александром II мнением Государственного совета, все китайские товары, за исключением чая и запрещенного к ввозу ханшина, пропускались через сухопутную границу между двумя странами без уплаты таможенных пошлин. Это правило составило затем содержание статьи 1367 Таможенного устава, а статья 3 закона от 10 июня 1900 г. подтвердила его для границ Приамурского генерал-губернаторства с Китаем. В подписанной в 1869 г. новой редакции Правил сухопутной торговли положение о беспошлинном характере приграничной торговли было оставлено без изменений[608].

Петербургский договор и Правила сухопутной торговли, с 1881 г. считавшиеся приложением к нему, считались действующими в течение десяти лет со дня обмена ратификационными грамотами (19 августа 1881 г.). Они автоматически пролонгировались в том случае, если обе стороны предварительно не заявляли путем нотификации о своем желании расторгнуть или изменить содержание этих международных актов. В статье 15 Договора указывалось: «Если в течение шести месяцев до окончания этого (десятилетнего – О.Т.) срока ни одна из договаривающихся сторон не заявит желания приступить к пересмотру, торговые постановления и правила останутся в силе на новый десятилетний срок»[609].

Торговые круги Амурской области уже в 1890 г. стали предлагать свои поправки. Владельцы крупнейшей фирмы «И.Я. Чурин и К^о» и купец Н. Ельцов выражали недовольство содержанием ст. 1 Правил сухопутной торговли. По их мнению, низкая степень заселенности правобережья Амура и рестриктивная в отношении российской торговли политика местных цинских властей давали значительные преимущества китайским купцам в пределах левобережной пятидесятиверстной зоны.

В своем письме губернатору области представители фирмы «Чурин» отмечали: «До сих пор мы видим только увеличение год от году торгующих китайцев на русской территории, как в Южно-Уссурийском крае, так и по реке Амуру и преимущественно в Благовещенске, где в последнее время открылось весьма много лавочек; русских же торговцев в здешней местности на китайской стороне нет ни одного, да и сама попытка какого-нибудь смельчака не увенчалась бы успехом, так как китайские власти для уничтожения торговли на их территории, помимо всех возможных стеснений, не остановились бы на запрещении китайцам покупать у русских торговцев, что и приходилось испытывать при экспедициях по Сунгари»[610].

С другой стороны, используя положение о беспошлинной торговле, в Приамурье часто завозились не только китайские, но и иностранные товары. Резюмируя замечания благовещенских предпринимателей, военный губернатор Амурской области А.С. Беневский предложил распространить зону беспошлинной торговли на всю территорию Амурской области и Маньчжурии[611].

Купец И. Котельников, также поддержанный губернатором области, настаивал на изменении ст. 14 Петербургского договора, ограничивавшей транзитную торговлю маршрутом Калган-Тунчжоу-Тяньцзинь. Было предложено добиваться у китайской стороны разрешения отправлять российские торговые караваны также по маршрутам Айгунь-Цицикар и Саньсин-Гирин-Мукден[612]. Официальный Санкт-Петербург, однако, не поддержал предложенные поправки, и договор был продлен в прежнем виде.

К новому сроку пролонгации договора (1900 г.) резко изменилась политическая ситуация на границе. Вся территория Маньчжурии была оккупирована российскими войсками, что создало более выгодные условия для экономической деятельности приамурских предпринимателей в этом регионе. Российские купцы, например, в течение пяти лет не платили лицзинь (внутренние пошлины) на пути от Цицикара к Айгуню, а в течение 1906 г. на товары, следующие в Благовещенск, он был определен в половинном размере (2,5% от стоимости товаров)[613].

С другой стороны, появилась и возможность, не опасаясь протестов со стороны Пекина, предпринять некоторые односторонние меры, направленные против импортируемых из Китая товаров. Еще 4 июня 1899 г. царь Николай II утвердил мнение Государственного совета об увеличении таможенной пошлины на чай. Отныне она составляла при ввозе через границы Степного, Иркутского и Приамурского генерал-губернаторств 22 р. 50 к. с пуда (в два раза выше, чем при ввозе через европейские границы России). При этом запрещался беспошлинный транзит чая через приграничную пятидесятиверстную зону[614].

1 января 1901 г. произошла частичная ликвидация режима порто-франко на Дальнем Востоке России. Импортной пошлиной стали облагаться все товары, ввозимые в морские порты от устья Амура до южной части Приморской области, за исключением ряда пищевых продуктов, некоторых групп продукции машиностроения и запасных частей. С 1 мая 1904 г. императорским указом, изданным по представлению дальневосточного наместника Е.И. Алексеева, режим порто-франко в регионе был временно восстановлен и вновь отменен 16 января 1909 г. для всех товаров, за исключением товаров повседневного спроса (так называемых жизненных припасов), животных, зерна и некоторых других товаров[615].

Сразу же после первой частичной отмены порто-франко таможенные учреждения появились и на Амуре. В 1901 г. была открыта российская таможенная застава в Лаха-сусу (в июне 1908 г. по требованию Китая перенесена в станицу Екатерино-Никольскую), а 21 июня 1902 г. появилась таможенная застава и в Благовещенске (на берегу р. Зея)[616].

Вместе с тем власти Амурской области требовали еще бóльших преимуществ для российской экономической деятельности в Маньчжурии. В докладе вице-губернатора С.Н. Таскина от 20 декабря 1900 г. предлагалось внести в текст договора пункты об учреждении в ее крупных городах российских консульств и вице-консульств, отделений банков, складов и магазинов, закрепить право на приобретение земельных участков и эксплуатацию природных ресурсов, а также распространить на данный регион действие ст. 13 Петербургского договора о допущении российской оседлой торговли в городах Китая[617]. Однако в этот период центральное российское правительство было озабочено прежде всего переговорами о пребывании в Маньчжурии своих войск и не решилось осложнять их проблемой пересмотра договора 1881 г.

После окончания русско-японской войны Цинская империя, поддерживаемая Японией, также стала открывать свои таможенные учреждения в Северной Маньчжурии. В январе 1907 г. с таким ходатайством в Пекин обратился Чэн Дэцюань. После июньского обмена нотами между Вайубу и российским посланником Д.Д. Покотиловым были опубликованы Временные правила для действия китайской таможни на станциях Маньчжурия и Суйфыньхэ[618]. Благовещенская пресса в эти дни отмечала: «Ввозу русских товаров ставится таможенная преграда, по крайней мере переговоры о таможенном договоре с Россией прерваны и перенесены в Пекин, так как китайские уполномоченные заявили, что не откажутся от своих требований»[619].

В начале 1909 г. в Харбине появились опубликованные на английском языке Правила айгуньской таможни (Aigun Customs Regulations), вступавшие в силу с 1 августа в виде эксперимента сроком на один год. По ряду позиций они повторяли временные правила 1907 г. Параграф 3 ст. 2 гласил: «Товары, импортируемые из российской зоны на расстоянии 100 ли от границы, предназначенные для потребления в Айгуне и других китайских населенных пунктах в пределах зоны на расстоянии 100 ли от границы, временно освобождаются от импортных пошлин»[620]. В соответствии с параграфом 8, не облагались пошлиной и товары, вывозимые в пределы 50-верстной зоны по обе стороны границы. Российские товары, предназначенные к ввозу за пределы китайской 50-верстной зоны, облагались импортной пошлиной, размеры которой были установлены генеральным тарифом 1858 г., при этом она снижалась на 50% в том случае, если эти товары являлись транзитными[621]. Первым таможенным комиссаром в Айгуне был назначен российский подданный М.Т. Григорьев. Одновременно в Хэйхэ учреждался таможенный пост.

В том же году в качестве контрмеры благовещенская таможенная застава была преобразована в таможню. В августе 1910 г. российский посланник И.Я. Коростовец опротестовал Правила айгуньской таможни, а 16 декабря миссия передала в Вайубу свой проект [622].

Благовещенск уже с 1909 г. стал вновь активно готовить свои предложения по поводу пересмотра договора 1881 г. и Правил сухопутной торговли. 7 августа на особом совещании у военного губернатора Амурской области было предложено добиваться от китайской стороны отмены лицзиня[623]. Состоявшееся 12 августа постоянное совещание Благовещенского биржевого комитета, помимо этого требования, предлагало также ликвидировать пятидесятиверстную зону как приносящую выгоду только китайским торговцам, но при этом освободить от китайских экспортных и российских импортных пошлин пшеницу, рис, чай, чумизу, растительное масло, горох, скот, мясо, лапшу, муку, шелк и веники[624].

Как известно, к пересмотру Петербургского договора с 1910 г. готовились и в Пекине. По данным российской миссии, китайская сторона собиралась предъявить следующие требования: отмена русской беспошлинной торговли в Монголии и Синьцзяне, открытие консульств в городах Российской империи, признание Россией права Китая на владение Урянхайским краем, отмена 50-верстной беспошлинной зоны, открытие Аргуни, Амура, Уссури и Сунгари для международного плавания, пересмотр таможенных правил в Маньчжурии, запрет российским подданным приобретать земли в Синьцзяне, получение китайскими купцами земельных участков в Приамурье и Забайкалье. Помимо этого, предполагалось, что Вайубу потребует отмены ст. 7 Тяньцзиньского договора, предусматривавшей право экстерриториальности для российских подданных в Китае[625].

Министерство иностранных дел России, в свою очередь, составило «Конспект пожеланий по тексту договора России с Китаем 12/24 февраля 1881 г.». После учета требований представителей дипломатического корпуса в Китае, местных властей, торгово-промышленных и банковских кругов решено было добиваться сохранения беспошлинного режима в Монголии и Синьцзяне, права плавания по рр. Амур, Уссури и Сунгари лишь за судами двух стран, согласия на расширение сети консульских учреждений в Китае, уничтожения лицзиня[626].

В тексте ноты, врученной 3(16) февраля 1911 г. посланником И.Я. Коростовцом Вайубу, помимо прочего говорилось и о том, что российское правительство считает себя вправе «устанавливать самостоятельно ввозные и вывозные тарифы»[627]. На межведомственном совещании министров иностранных дел С.Д. Сазонова, финансов В.Н. Коковцева и торговли и промышленности С.И. Тимашева 1(14) сентября было принято решение добиваться на переговорах о пересмотре договора отмены 50-верстной зоны[628].

После Синьхайской революции Китай более не предпринимал дипломатических усилий по изменению текста договора, чем незамедлительно воспользовались в Санкт-Петербурге. 2(15) августа 1912 г. состоялось особое совещание Совета министров под председательством В.Н. Коковцева, решившее направить правительству Юань Шикая ноту о продлении Петербургского договора до 7(20) августа 1921 г. и односторонней отмене с 1 января 1913 г. беспошлинной торговли вдоль всей границы с Китаем. 24 августа (6 сентября) 1912 г. российский посланник в Пекине В.Н. Крупенский вручил текст соответствующего заявления министру иностранных дел Китайской республики Лу Чжэнсяну[629].

В связи с вышеуказанным решением Министерство финансов изменило число и состав таможенных учреждений в Иркутской, Забайкальской, Амурской и Приморской областях. В Амурской области таможенные посты в Черняево, Игнашино, Иннокентьевке и Пашково были преобразованы в таможенные заставы, таможенный пост в Астрахановке был перенесен в Верхнеблаговещенское, а пост в Кузнецово – в село Торой[630].

Отмена 50-верстной зоны вызвала крайне негативную реакцию у местных китайских властей. Еще в 1910 г. айгуньская таможня была перенесена в Хэйхэ, а ее управляющие с 1912 г. стали назначаться из числа иностранцев. Утвержденный в январе 1913 г. в должности хэйхэского даотая Чжан Шоуцзэн на приеме у пограничного комиссара Амурской области Н.А. Спешнева 17 января заявил, что данный односторонний акт России привел к значительным убыткам среди китайских коммерсантов и просил комиссара способствовать его отмене[631]. В Маньчжурии закрытие 50-верстной зоны сначала планировалось на 19 мая 1914 г., но затем было перенесено на 25 июля[632].

Некоторое время спустя пересмотрели свою позицию и российские предприниматели. Члены Харбинского биржевого комитета уже в 1912 г. выражали опасения по поводу будущего отечественной мукомольной промышленности в регионе после отмены беспошлинного статуса приграничной торговли. В ноябре 1915 г. Благовещенский биржевой комитет направил в Министерство финансов телеграфное ходатайство о сложении пошлины с китайских товаров, ранее ввозившихся в край беспошлинно. Основное опасение у членов комитета также вызывали перспективы обеспечения региона хлебом, особенно в условиях войны[633].

Развитие российско-китайских торговых отношений в Приамурье во второй половине XIX – начале XX вв. было взаимно обусловлено заселением и хозяйственным освоением Дальнего Востока России и Северной Маньчжурии. Международные экономические отношения на Амуре в рассматриваемый период развивались в двух формах: приграничной и транзитной торговли. На процесс их развития оказывали влияние два главных фактора.

Во-первых, к моменту заключения Айгуньского договора Россия обладала гораздо более высокой степенью развития рыночных отношений, чем феодальная Цинская империя. Северная Маньчжурия, в свою очередь, являлась одним из экономически наименнее развитых и наиболее закрытых как для иностранного, так и для национального торгового капитала регионов страны.

С другой стороны, правобережье Амура было заселено маньчжурами и частично китайцами уже со второй половины XVII в. Даже при очень высокой степени натурализации сельского хозяйства у местных знаменных земледельцев оставались излишки зерна. В 1836 г. из Маньчжурии в Шаньдун было вывезено около 1 млн. даней (1 дань – 50-60 кг.) зерна[634]. К тому же, до 1900 г. цинские подданные занимали лучшие в Амурской области земельные угодья (зазейский район). Русскому же населению левобережного Амура приходилось осваивать земли, расположенные в более экстремальной климатической зоне. Благовещенский градоначальник Савич писал в апреле 1859 г.: «В настоящее время Амур есть единственное место на целом земном шаре, где цен ни на что решительно не существует, потому что положительно ничего нет в продаже»[635].

Иногда местные администрации двух стран, особенно Китая, создавали административные препятствия для взаимной торговли. Вплоть до начала 80-х гг. XIX в. айгуньские чиновники всячески тормозили торговлю зерном, опасаясь, что вовлечение в нее маньчжурских крестьян-резервистов будет отвлекать их от дела охраны границы. По информации, содержавшейся в рапорте чиновника по особым поручениям окружного интендантского управления З. Веденского военному губернатору Амурской области от 11 декабря 1879 г., «айгуньское китайское правительство... запретило своим крестьянам продавать хлеб русским, подвергая в случае продажи хлеба своих крестьян громадным штрафам и истязаниям»[636].

Власти Амурской области уже с первых месяцев заняли позицию активного лоббирования развития приграничных торговых связей. Губернатор Н.В. Буссе в своем отношении в благовещенскую контору Амурской торговой компании от 3 августа 1858 г. настаивал на «необходимости для Компании к производству и развитию непосредственной торговли с маньчжурами, хотя бы она на первое время не приносила никаких выгод»[637]. Однако и в России тормозился экспорт в Китай некоторых товаров. Например, существовал негласный запрет на продажу китайцам пароходов.

Несмотря на вышеперечисленные объективные и административные препятствия объем внешней торговли Амурской области с Китаем стабильно увеличивался. Однако данное увеличение происходило главным образом за счет импортной составляющей (см. таблицу 12). На протяжении всего рассматриваемого периода внешнеторговый баланс области всегда сводился с отрицательным сальдо, что было характерно и для российско-китайской торговли в целом[638]. В качестве оплаты за китайские товары в Маньчжурию уходила российская валюта. По подсчетам китайского историка Хэ Сяньпина, до первой мировой войны в Северной Маньчжурии находилось в обращении ок. 100 млн. рублей, а в 1917 г. в Северной и Южной Маньчжурии – 400 млн. рублей[639].

В конце XIX – начале XX вв. торговля Амурской области с Китаем составляла лишь 7-8% всего объема российско-китайской торговли. Доля области в российском экспорте претерпела в этот период значительные колебания. В 1896-1900 гг. она составляла 8-15%, а в 1906-1908 гг. – 0,3-0,4%, а затем вновь увеличилась до 1-2%. Оживление амурского экспорта в конце XIX в. было связано с началом строительства КВЖД, часть оборудования и материалов для которого направлялась по Амуру и Сунгари. Резкий спад вывоза наступил после завершения работ. Местные обозреватели указывают и на негативное воздействие русско-китайской и русско-японской войн на динамику внешней торговли в Приамурье[640].

В несколько раз снизился объем экспорта из Приамурья в Китай и после начала первой мировой войны. В те годы промышленность центральных районов России работала на нужды фронта, из-за чего экспорт области лишился своей очень важной транзитной составляющей. Дефицит свободных средств также оказал влияние и на импорт, стоимость которого в 1914-1916 гг. уменьшилась в два раза.

В отличие от Забайкальской и Приморской областей, в которых в начале XX в. произошел значительный рост торговли с Маньчжурией, связанный с открытием движения по КВЖД, в отрезанном от североманьчжурской железнодорожной сети Благовещенске рост товарооборота в его торговле с Китаем не опережал общероссийские темпы. Таблицы 13 и 14 позволяют сравнить объемы сухопутной торговли с Китаем на забайкальском, амурском и южно-уссурийском участках границы в конце XIX и в начале XX вв.

Из таблицы 13 видно, что до середины 90-х гг. XIX в. импорт в торговле Амурской области с Китаем был равен или превышал подобный же показатель Приморской области, одновременно значительно уступая Забайкалью, где в то время была сосредоточена транзитная торговля китайским чаем. В начале XX в., с пуском в эксплуатацию КВЖД в географическом балансе российско-китайской торговли на Дальнем Востоке произошли существенные изменения. Импорт Амурской области продолжал расти значительными темпами, в несколько раз превышая объем экспорта, что создавало пассивное сальдо, нехарактерное, например, для Забайкальской области.

После русско-японской войны российская экономика потеряла огромный экспортный и инвестиционный рынок – Южную Маньчжурию. С 1907 по 1910 г. общий объем российского экспорта в Китай сократился с 57,3 до 20,2 млн. рублей. В те же годы доля в нем Маньчжурии увеличилась с 62% до 97,2%, что было связано с развитием железнодорожного сообщения между двумя странами[641]. Торговля Благовещенска с Айгунем и Саньсином (на эти направления приходился практически весь объем внешнеторговых операций Амурской области) в начале XX в. в несколько раз уступала по своим оборотам транзиту через станцию Суйфыньхэ на приморской границе (см. таблицу 14).

На структуру импорта Амурской области из Северной Маньчжурии оказали влияние несколько факторов. Во-первых, ее пограничный статус заставлял отвлекать от земледельческого труда значительное число трудоспособного мужского населения, вынужденного нести военную службу. Во-вторых, с развитием золотодобычи многие крестьяне сменили род деятельности, превратившись в старателей. В-третьих, как уже было отмечено выше, Маньчжурия давно являлась зерноизбыточным регионом Китая.

Первым товаром, к легальному приобретению которого в Северной Маньчжурии приступили благовещенские купцы, стало зерно. Приамурские земледельцы были не в состоянии обеспечить хлебом растущее население края. По данным полковника Вебеля, в начале 90-х гг. XIX в. потребность Приамурья в зерне выражалась в 3600 тыс. пудов, а в 1892 г. было собрано лишь 2750 тыс. пудов[642]. Хлеб являлся не только продуктом питания, но и сырьем для заводов, производивших алкогольные напитки. Первый на Дальнем Востоке винокуренный завод М.О. Мокеевского и М.Е. Капараки был построен в 1866-1868 гг. в Благовещенске. В 1887 г. в этом городе уже действовали следующие предприятия отрасли: Михайловский винокуренный, пивоваренный Паульсена, медоваренный и водочный Вершинина[643].

Весной 1861 г. айгуньский фудутун впервые разрешил знаменным маньчжурам продавать излишки продовольствия за Амур[644]. С тех пор импорт зерна год от года увеличивался, составляя все бóльшую часть ввоза области из Китая. В 1894 г., например, стоимость данной товарной группы составляла 25% стоимости всего импорта, в 1895 г. – 16%, в 1896 г. – 19%, в 1897-1898 годы – 26%, а в 1906 г. – 40%. Если по своей весовой доле в объеме импорта зерно в 1909 г. составляло 50%, то в 1911 г. – 64%.

С развитием судоходства по р. Сунгари, благодаря чему амурские купцы получили доступ к богатым житницам Маньчжурии, область стала занимать более заметное место в импорте китайского зерна. В 1903-1904 гг. ее доля в совокупном российском ввозе из Китая пшеницы, проса, ячменя и овса составляла 15%, а из Северной Маньчжурии – 37% в 1906 г., 24% в 1909 г., 28% в 1910 г., 21% в 1911 г. В 1914 г. через синьцзянскую границу ввозилось 62, 2 тыс. пуд. зерна, морским путем – 61,8 тыс. пуд., что было в несколько десятков раз меньше размеров амурского импорта[645].

Основными потребителями маньчжурского хлеба являлись золотые прииски и интендантская служба армии. В 1887-1896 гг. для приисков было закуплено более 1,4 млн. пудов (более 80%), а для интендантства – 300 тыс. пудов (см. таблицу 15).

Основными зерновыми культурами, уже с начала 60-х гг. XIX в. импортировавшимися из Северной Маньчжурии в Амурскую область, становятся буда, овес и пшеница. По данным пограничного комиссара Н.Д. Кузьмина, в 1907 г. также ввозились очищенный рис и гречневая крупа, однако в меньших количествах. В Амурской области, в отличие от, например, Приморской, рис потреблялся лишь китайскими мигрантами[646].

К началу второго десятилетия XX в. маньчжурское зерно вытесняет местное с рынка Амурской области. Если в 1887-1898 гг. ее житницы давали хлеба в 10-20 раз больше китайского импорта, то с 1910 г. ввоз начинает превышать местное производство.

Привозное зерно поступало, главным образом, к потребителям внутри области, что доказывают следующие расчеты. В 1896 г. ее население составляло 114 261 человек, урожай зерна – 3 271 776 пудов, а импорт – 179 500 пудов. К 1910 г. численность населения увеличилась до 286 263 чел. (в 2,5 раза). Сбор зерна в Амурской области в этот год составил 2 062 917 пудов, а ввоз из Маньчжурии – 3 519 727 пудов. С 1896 по 1910 г. объем потребления зерна (как местного, так и маньчжурского) увеличился лишь в 1,6 раза. Таблица 16 показывает динамику потребления зерна на душу населения в области.

В Амурской области не было единой точки зрения по проблеме роли импорта в решении продовольственной проблемы. С одной стороны, ввоз дешевого (в 2 раза дешевле, чем в Благовещенске) маньчжурского зерна активно лоббировался владельцами мукомольных предприятий. Результатом их усилий явилось значительное превышение зерна над мукой в структуре импорта. В 1911 г., например, в Благовещенск было завезено 3 201 877 пудов зерна и лишь 480 262 пуда муки.

Импорт сырья из Северо-Восточного Китая стимулировал развитие мукомольной промышленности на Дальнем Востоке России. В 1867 г. в Амурской области уже действовала первая паровая мельница, а в 1882 г. купцом А.А. Соколовым была построена еще одна. Их суммарный объем производства составлял до 1 млн. пудов зерна. В 1893 г. на Дальнем Востоке действовало 697 мельниц (самое большое число предприятий среди всех отраслей промышленности). В Амурской области в 1911-1913 гг. доля мукомольной отрасли составляла более 70% валовой продукции обрабатывающей промышленности (по Дальнему Востоку – свыше 40%). По данным Л.И. Галлямовой, Благовещенск являлся не только крупнейшим мукомольным центром Сибири и Дальнего Востока, но и одним из крупнейших во всей Российской империи, уступающим лишь Нижнему Новгороду и Саратову.[647].

С другой стороны, местные власти неоднократно предпринимали попытки ограничить зависимость от маньчжурского ввоза. В 1903 г. был поднят вопрос о введении дополнительного тарифного регулирования, а с 1 мая 1904 г. стали облагаться акцизами зерно, скот, мясо, овощи, масло, чай, табак, сахар, сода, рыба и другие товары. В Китае пшеница и мука также облагались экспортной пошлиной по ставке 2 фэня за цзинь[648].

Другой крайне важной статьей импорта Приамурья была продукция скотоводства. До начала XX в. по своей стоимости она значительно превышала ввоз в область китайского зерна (см. таблицы 15 и 17). В отличие от Урянхайского края, где уже в конце 80-х гг. XIX в. наблюдается кризис скототорговли, для Приамурья был характерен рост мясного импорта на протяжении и 90-х гг[649]. В 80-90-е гг. XIX в. крупнейшими поставщиками на благовещенском рынке были скотопромышленники Косицын, Филимонов, Т.П. Калганов и И. Ефимов[650].

Пригонялся, главным образом, крупный рогатый скот, разведение которого в Маньчжурии и Монголии обходилось дешевле. В 1893 г. его было доставлено почти 16 000 голов, лошадей – 2711, а овец – 3176; в 1897 г. крупного рогатого скота – 26 960 голов, овец – 4700 голов; в 1898 г. крупного рогатого скота – 22 960, овец – 683 голов[651]. Импорт в 1896-1899 гг. соотносился с внутренним поголовьем области в пропорции 1:1,5 – 1:2, что наглядно демонстрирует степень значимости скототорговли. Часть животных забивалась в Благовещенске (в 1893 г. – 8994 гол.), а часть отправлялась на прииски, в Приморскую область (6934 гол.), в Николаевск (до 300 голов ежегодно) и в Хабаровск[652].

Со временем Амурской области удалось все же избавиться от зависимости от маньчжурского скотоводческого рынка. Местными властями был взят курс на создание собственной полноценной отрасли. В Обзоре Амурской области за 1911 г. отмечалось, что привозные животные испортили местную молочную породу[653]. В начале XX в. импорт крупного рогатого скота стал резко сокращаться.

Через территорию Северной Маньчжурии также проходил эксплуатировавшийся русскими купцами с начала 60-х гг. XIX в. транзитный скотопрогонный путь из Забайкалья. Длина его китайского участка (Старо-Цурухайтуевск-Мергень-Айгунь-Благовещенск) равнялась 758 верстам, на преодоление которых погонщикам требовалось около 2 месяцев. В начале XX в. по этому тракту ежегодно перегонялось до 10 тыс. голов[654].

По первоначально заведенному порядку, разрешение на транзитный прогон требовалось получать у хайларского амбаня, однако его частые отказы вынудили российских дипломатов во второй половине 70-х гг. XIX в. обратиться в Цзунли ямынь. В октябре 1900 г. вице-губернатор Амурской области С.Н. Таскин предлагал при пролонгации Петербургского договора потребовать от китайской стороны отменить внутренние пошлины на транзитный скот, обеспечить безопасность прохода гуртов и дать право российским подданным скупать скот без посредников[655].

Приамурье являлось также крупным потребителем и мороженого мяса, доставка которого осуществлялась в зимний период. Из всего объема убоя в провинции Хэйлунцзян за 1913 г. (138 тыс. пудов) почти 30% было вывезено в Амурскую область[656].

Из других предметов маньчжурского экспорта следует упомянуть сою, дрова, сено, солому, растительное масло, овощи, орехи, фрукты, уголь, рыбу[657], чай, семена и ткани (см. таблицу 18). Из Амурской области в Маньчжурию вывозились серебро, мануфактура, мука и железные изделия (см. таблицу 19). По свидетельству А. Домбровского и В. Ворошилова, «русские товары, как то керосин, свечи, сахар, посуда, лампы, самовары и прочие встречались только в местностях, непосредственно прилегающих к нашей границе и то в самых ограниченных размерах»[658].

Существенной статьей китайского экспорта в Приамурье являлся местный маньчжурский питьевой спирт (шаоцзю, ханшин, арака). Маньчжурия традиционно производила его в значительных количествах. Для расцвета подобных промыслов здесь имелось все необходимое – сырье (плодородные равнины рек, прежде всего сунгарийской системы, позволяли без значительных затрат выращивать пшеницу, ячмень, просо и другие злаковые культуры), производители (знаменные маньчжуры, а затем и многочисленные китайские переселенцы) и потребители (суровый климат, долгие и холодные зимы способствовали более значительному, чем в других регионах Китая, потреблению спиртных напитков).

Специфический состав левобережного населения Амура (бессемейные казаки, солдаты, старатели, торговцы, ссыльные) сразу же после заселения региона вызвал к жизни торговлю китайским спиртом. С другой стороны, китайские власти старались воспрепятствовать любому проникновению русских на свою территорию, опасаясь даже торговых операций. Несмотря на значительный спрос среди русских поселенцев периодически замирала хлебная торговля[659]. В таких условиях дешевый маньчжурский спирт уже с конца 50-х гг. XIX в. стремительно занял господствующие позиции в номенклатуре торговых операций.

Негативное отношение русских властей к этой статье импорта сформировалось практически сразу же после присоединения Приамурья. Переписка военного губернатора Амурской области Н.В. Буссе с Ай Шэньтаем в 1860-1861 гг. свидетельствует о серьезном характере проблемы.

В своей ноте айгуньскому фудутуну в начале марта 1860 г. Буссе выделяет значительный рост продаж араки: «…на последней ярмарке более всего было привезено араки, дурного качества, с неприятным запахом»[660]. В результате пищевого отравления один человек скончался, многие были госпитализированы.

Губернатор запретил торговлю китайской водкой и предложил принять все меры к недопущению ее привоза на российский берег. Однако данный протест шел вразрез с традиционной торговой политикой российских властей, передавая инициативу в руки айгуньской администрации – сторонника ограничения вплоть до полного запрета любой торговли.

В ответной ноте Ай Шэньтай предложил запретить торговлю и любые контакты между населением обоих берегов. Жители Амурской области на территории Китая, по его словам, «беспрепятственно ходят в город и по деревням и более всего просят продать араки»[661]. Показательна и наивность ответа цинской администрации: фудутун предостерегал от употребления спирта вместо воды или чая для утоления жажды. Предложение свернуть торговые отношения вызвало резкий протест амурского губернатора. Поняв, что апелляция в данном вопросе к китайским властям вызовет больше негативных, чем позитивных последствий, российская администрация решила пресечь распространение китайского спирта односторонними мерами. Генерал-губернатор Восточной Сибири запретил с 1 июля 1861 г. привоз и продажу араки и других спиртных напитков в Благовещенске во время нахождения в городе этапных ссыльных. В деревнях Амурской области спиртоторговля была запрещена вообще[662].

В своей повторной ноте 26 марта (7 апреля) 1860 г. Н.В. Буссе просил фудутуна не запрещать свободную торговлю, обещая пропускать в Китай только благонадежных людей[663]. В начале 1861 г. Ай Шэньтай распорядился разрешить торговлю при наличии излишков продовольствия[664].

Причинами запрета на импорт китайского спирта, таким образом, являлись стремление упорядочить структуру приграничной торговли, забота о здоровье местного населения и интересы поддержания элементарного порядка в изначально весьма криминализированном дальневосточном крае. Вызывают, в связи с этим, крайнее недоумение попытки некоторых китайских историков, вопреки здравому смыслу и негативному опыту импорта заморского зелья на территорию самогó Китая (опиум), представить спиртоторговлю сегментом экономического сотрудничества, выгодным для обоих государств. В посвященной данной проблеме статье харбинского историка Го Юньшэня в качестве аргумента, якобы доказывающего объективную потребность населения российского Дальнего Востока в китайском спирте, приводятся рассуждения жителей казацких хуторов[665].

Запрет спиртоторговли лишь перевел ее в сферу нелегальных операций. Слишком большой доход приносила она из-за огромной разницы в ценах на левом и правом берегах Амура. Оптовая цена пуда китайского спирта в 1895 г. составляла в Саньсине 1 руб. 43 коп.[666], в Айгуне – 2,5-3 руб., в Сахаляне и Благовещенске – 3,5-4,5 руб.[667], а в 1914 г. в Благовещенске бутылка спирта стоила 2-3 рубля[668]. Цена на водку росла по мере удаления от границы и максимальной была в районах золотодобычи.

К началу ХХ в. самый отсталый регион Цинской империи превращается в крупнейшего производителя спирта, около 40% продукции поставляющего в Северный Китай. Причины данного феномена следует искать в особенностях демографической и экономической ситуации в регионе. Начавшаяся в 80-е гг. ХIХ в. массовая колонизация Маньчжурии вскоре привела к заметному увеличению населения. Экономическое развитие тормозилось как естественно-географическими причинами, так и административной натурализацией сельского хозяйства. Производство спирта в Маньчжурии становилось, таким образом, не только самой прибыльной, но и единственной легальной отраслью, ориентированной на экспорт.

В этих условиях именно винокурни повсеместно создаются новым классом маньчжурских предпринимателей. В 1901 г. только в провинции Хэйлунцзян действовало 78 спиртозаводов, которые, работая с максимальной среди всех отраслей промышленности средней производительностью, давали наибольший суммарный годовой оборот – 936 тыс. руб. (45% оборота всех отраслей)[669]. В годы строительства КВЖД и оккупации северной Маньчжурии к данному производству стали подключаться и русские предприниматели. Ревизор управления акцизными сборами Амурской и Приморской областей в своем докладе от 30 декабря 1914 г. указывал на наличие в Маньчжурии четырех крупных русских винокуренных заводов (см. таблицу 20).

Спиртовая продукция не являлась сколь-нибудь заметной статьей общего китайского экспорта, составляя менее одного процента его стоимости. В 1888 г. из Китая было вывезено лишь 123 480 даней (около 540 тыс. пудов) спирта на сумму 370 068 лян (около 650 тыс. руб. серебром)[670]. Между тем в конце ХIХ в. в Приамурье ежегодно ввозилось 56 тыс. пудов ханшина на сумму 100-150 тыс. руб.[671], что составляло 15-20% общего объема его экспорта. О динамике спиртоторговли на российском Дальнем Востоке в конце ХIХ – начале ХХ вв. позволяет судить таблица 21.

В Амурской области наиболее крупными потребителями китайского спирта являлись Благовещенск, районы золотых промыслов и казачьи станицы. По подсчетам Д.М. Позднеева и китайского историка Ма Чжинина, именно сюда ввозились максимальные объемы ханшина (см. таблицу 22). Пограничный комиссар Амурской области Н.А. Спешнев отмечал, что начальники китайских пикетов были материально заинтересованы в успехе спиртовой контрабанды[672].

Российские власти использовали различные формы борьбы с контрабандной спиртоторговлей. Одностороннее запрещение наиболее успешно применялось к тем производителям ханшина, которые имели свои винокурни на российской территории. По данным А.В. Алепко, на российском Дальнем Востоке в конце XIX в. производством спиртных напитков занимались владельцы около 150 кустарных китайских заводов со средней прибылью по 10 тыс. рублей в год[673]. В Южно-Уссурийском крае, по данным Го Юньшэня, в конце 70-х – начале 80-х гг. ХIХ в. имелось 128 китайских винокурен, причем наибольшее их количество (67) было расположено в долине р. Сучан[674].

В зазейском районе компактного проживания цинских подданных центром спиртоторговли было крупнейшее маньчжурское село Будин, треть населения которого в 1893-1894 гг. занималась производством ханшина. Здесь имелось более 30 винокурен[675]. Как уже указывалось выше, одним из мероприятий по ужесточению административного контроля на зазейским анклавом, предлагаемых С.М. Духовским, было создание кордонов близ спиртопроизводящих деревень. Весной 1893 г. в село Будин был направлен казачий отряд с офицером, который и уничтожил все лавки, слив спирт во дворы[676].

Однако ни односторонние запрещения, ни учреждение в 1911 г. корчемной стражи не смогли воспрепятствовать контрабандному ввозу спирта на территорию российского Дальнего Востока. По данным пограничного комиссара Амурской области Н.А. Спешнева, многие жители Благовещенска посещали кабаки в Хэйхэ. Есть свидетельства того, что казаки переправляли спирт из Маньчжурии под видом святой воды в праздник крещения[677].

Лишь содействие борьбе с контрабандой со стороны приграничных китайских властей могло стать гарантом успеха. Российская сторона в конечном итоге воспользовалась традиционной для Китая борьбой с контрабандным ввозом опиума, чтобы склонить китайскую администрацию к подписанию соглашения о взаимном запрещении экспорта опиума и спирта.

4 сентября 1915 г. в Пекине состоялся обмен нотами между послом России В.Н. Крупенским и министром иностранных дел Китая, на основании которого стороны согласились запретить вывоз в Россию всех, а в пятидесятиверстную пограничную зону Китая – всех, кроме ханшина, спиртных напитков[678]. Переписка хэйхэского даоиня в 1916-1917 гг. указывает на то, что местные китайские власти первое время добросовестно выполняли условия этого соглашения, но затем под предлогом увеличения оборота алкогольной продукции в самóй Амурской области сняли свой запрет[679].

Статистические данные исследуемого периода убедительно говорят о том, что торговля между российским и китайским берегами Амура осуществлялась на постоянной основе, была выгодна для обеих сторон и подвергалась двусторонней регламентации. Правовой основой торговых операций стали Айгуньский договор 1858 г. и Правила для сухопутной торговли 1862 г., соответствующие положения которых действовали без изменений до 1913 г.

Российское Приамурье и Северная Маньчжурия в экономическом отношении были слаборазвитыми регионами и не могли предложить друг другу современных капиталоемких товаров. Торговля с Китаем традиционно имела отрицательное для Амурской области сальдо. Превышение импорта над экспортом объяснялось ввозом сельскохозяйственной продукции, прежде всего зерна и животных, из регионов с более благоприятными климатическими условиями: Маньчжурии и Монголии. Заметным фактором товарообмена стал нелегальный импорт из Маньчжурии местного пищевого спирта, борьба с которым велась приамурскими властями постоянно, но не приносила желаемых успехов по причине обструкции со стороны всех заинтересованных в развитии спиртоторговли лиц: от китайских властей до российских потребителей.

§ 2. Создание транспортной инфраструктуры

Низкие темпы развития торговых отношений часто обусловлены неразвитостью транспортной инфраструктуры. Мощный толчок торговым связям Забайкалья и Приморья с Маньчжурией дало завершившееся в начале XX в. строительство КВЖД. Власти Амурской области и правобережных китайских регионов также настойчиво стремились к эффективному использованию уже имеющихся естественных (рр. Амур и Сунгари) и созданию новых (железные дороги) транспортных артерий. Наиболее успешно в рассматриваемый период развивалось пароходное сообщение по Амуру и Сунгари.

Первые русские экспедиционеры появились на р. Сунгари еще в середине XVII в. Один из сподвижников Е.П. Хабарова Онуфрий Степанов (Кузнец) неоднократно поднимался вверх по ее течению и закупал у местных жителей зерно[680]. Впервые в международных правовых документах судоходный статус Сунгари определялся статьей 1 Айгуньского договора, гласившей: «По рекам Амуру, Сунгари и Усури могут плавать только суда Дайцинского и Российского государств, всех же прочих иностранных государств судам по сим рекам плавать не должно»[681]. В России со временем сформировались две точки зрения на правовую корректность данной формулировки. Во-первых, по мнению некоторых исследователей, право российских судов плавать по Сунгари на всем протяжении ее судоходных участков было неоспоримым. По сведениям П.В. Шумахера, такое право было заявлено Н.Н. Муравьевым Ай Шэньтаю еще в мае 1858 г. и в то время последним не оспорено[682].

Во-вторых, в русском и маньчжурском альтернатах Айгуньского договора имелись разночтения, касающиеся номенклатуры рек системы Амура (Хэйлунцзяна). В середине XIX в. в Цинской империи рекой Хэйлунцзян (по-маньчжурски – Сахалин-ула) называли водную артерию, берущую свое начало от точки слияния рек Шилка и Аргунь и соединяющуюся в Лаха-сусу (Хэйхэ-коу) с рекой Сунгари. Амур ниже Лаха-сусу назывался Сунгари, о чем свидетельствует сравнение русского и переведенного на китайский язык маньчжурского текстов ст. 1 договора:

Текст договора 1858 г., таким образом, мог иметь двоякую, помимо прецедентно очевидной (суда двух стран имеют право ходить лишь по пограничным участкам рек бассейна Амура), юридическую трактовку: как право российских судов ходить по Сунгари выше Лаха-сусу и как право китайских судов ходить по Амуру ниже Хабаровска. В 60-70-е гг. XIX в., когда Россия обладала абсолютной судоходной монополией на Амуре, приамурские власти и российские дипломаты активно добивались включения бассейна Сунгари в сферу своих экономических интересов. Посланник в Пекине А.Г. Влангали в своем письме к генерал-губернатору Восточной Сибири М.С. Корсакову от 20 декабря 1868 г. отмечал: «Право же плавания по Сунгари я принимаю в переговорах с Китаем, как не подлежащие сомнению и хотя до сих пор Китай не выразился в смысле, нам благоприятном, но я полагаю, что они едва ли убеждены в возможности поддерживать свои заключения». В марте 1870 г. российский посланник обращался в Цзунли ямынь с нотой по поводу нарушения цинской стороной, препятствующей российским экспедициям на Сунгари, Айгуньского договора, в качестве прецедента ссылаясь при этом на возможность иностранного судоходства на р. Янзцы до г. Ханькоу, что предусматривалось ст. 10 англо-китайского Тяньцзиньского договора[685].

В 1879 г. при подписании Ливадийского договора в качестве приложения к нему были парафированы и так называемые Айгуньские специальные статьи, одна из которых гласила (цит. по китайскому тексту):

«В соответствии с китайско-российским Айгуньским договором, заключенным 16 мая 1858 г. (8-й год правления императора Сяньфэн), подданные России имеют право ходить на своих судах по р. Сунгари и торговать с жителями ее берегов. Так как при толковании Айгуньского договора имелись разночтения, препятствовавшие его выполнению, ныне полномочные представители двух государств, в целях устранения этих препятствий, не меняя первоначального смысла прежнего договора, после обсуждения решили:

Статьи Айгуньского договора о судоходстве и торговле остаются без изменений. До выработки новых правил подданным России разрешается плавание по р. Сунгари до Бодунэ[686] и беспошлинная торговля с местными жителями (как ввоз своих товаров, так и вывоз отсюда местных товаров). Китайские чиновники не должны препятствовать торговле российских подданных с местными жителями, порядок которой определяется правилами, принятыми в обеих странах»[687].

Ливадийский договор, однако, не был ратифицирован цинской стороной, что, помимо причин, изложенных в гл. 1, объяснялось и недовольством Пекина подобными уступками в вопросе статуса Сунгари. Статья 18 Петербургского договора содержала более обтекаемую формулировку:

«Постановления договора, заключенного в Айгуне 16 мая 1858 г., касательно права подданных обеих империй ходить на судах своих по рекам Амуру, Сунгари и Усури, и торговать с жителями расположенных по этим рекам местностей, сим подтверждается.

Оба правительства приступят к установлению соглашения относительно способа применения означенных постановлений»[688].

Первая после присоединения к России Приамурья экспедиция на Сунгари была предпринята в июле 1858 г. Купцы С. Богданов и Е.И. Чеботарев совершили плавание до г. Саньсин, при этом на протяжении 20 верст вверх от Лаха-сусу их сопровождал Н.Н. Муравьев на пароходе «Амур». В июне следующего года Евгений Чеботарев вновь дошел до Саньсина, но был убит местным жителем Лю Ю при попытке изнасиловать китаянку. Гиринский цзянцзюнь Цзин Чунь после этого издал указ, запрещавший русским ходить по Сунгари[689]. В том же году состоялась и научная экспедиция под руководством Максимовича, дошедшая лишь до Саньсина[690].

В 60-е гг. XIX в. приамурские купцы несколько раз направляли свои суда вверх по Сунгари. В начале 1864 г. пароход «Поселенец» прошел около 100 верст, но вынужден был вернуться, так как на нем закончились запасы топлива. В том же году, несмотря на запрет гиринского цзянцзюня Цзин Луня, генерал-губернатором Восточной Сибири была направлена официальная делегация с целью завязать сношения с властями провинции. По прибытии в г. Гирин ее членам, среди которых находились, например, Я.П. Шишмарев и П. Крапоткин, местные власти не разрешили даже сойти на берег. Кроме того, Цзин Лунь и Тэбцин приказали своим фудутунам задерживать все российские суда на Сунгари, ссылаясь при этом на Айгуньский договор[691]. В 1866 г. купец Хилковский на пароходе «Уссури» дошел до г. Бодунэ, в 1869 г. торгующие казаки М. Александров и К. Рейман, несмотря на запрет начальника пикета в Лаха-сусу – до Саньсина, в 1869 г. М. Александров, Плотников и Верхотуров на двух лодках и катере – до Саньсина, а благовещенский купец Очередин на пароходе «Телеграф» – до г. Хулань. Все экспедиции этого периода встречали яростное сопротивление со стороны китайских властей. М. Александрову и К. Рейману, например, не дали даже осмотреть город, в 1869 г. местным жителям было приказано поднимать цены[692].

В 70-е гг. состоялись лишь две экспедиции: Товарищества Амурского пароходства на «Телеграфе» в Хулань, Бодунэ и Цицикар в 1872 г. и купца из Софийска А.Ф. Плюснина на пароходе «Русский» в 1878 г. до г. Баянь-сусу, где ему после длительных переговоров было разрешено закупить зерно. Затем в течение 15 лет российские власти отказывались входить в дипломатические сношения по этому вопросу, опасаясь предъявления со стороны Китая претензий на трансграничное судоходство по нижнему Амуру[693].

Вместе с тем и в этот период в головах местных администраторов иногда возникали смелые, но нереалистичные планы, касающиеся судоходного статуса р. Сунгари. Так, например, генерал-губернатор Восточной Сибири Д.Г. Анучин предлагал обсудить его на планируемом им летом 1882 г. съезде военных губернаторов Амурской и Приморской областей и цзянцзюней провинций Хэйлунцзян и Гирин, а А.Н. Корф в 1886 г. – организовать по р. Сунгари плавание российских канонерских лодок[694].

В Санкт-Петербурге лишь в ноябре 1893 г. правительственная комиссия под руководством тайного советника Кобеко заявила о необходимости добиваться осуществления права России на торговое плавание по Сунгари. Однако кардинальным образом ситуация изменилась лишь после российско-франко-германского ультиматума Японии относительно Ляодуна в марте 1895 г. В том же году российский посланник в Китае А.П. Кассини добился от Цзунли ямыня предписания Чан Шуню оказывать содействие русским купцам в Саньсине, Бодунэ и Гирине[695].

7 июня 1895 г. из Хабаровска на Сунгари отправилась экспедиция купцов Богданова и Цзи Фэнтая (Тифонтая) на пароходе «Телеграф», дошедшая до Бодунэ. Необходимость ее снаряжения диктовалась острым спросом на продовольствие, связанным со строительством железной дороги в северной части Приморской области. «Телеграф» вел за собой баржу «Сынок», на которой находились 10 казаков с урядником. 16 июля экспедиция вернулась с 9000 пуд. пшеницы, большим грузом шерсти, табака и других товаров, реализация которых принесла 15% чистой прибыли. Сразу же после этого в Хулань, Бодунэ и Цицикар была направлена новая разведывательная экспедиция на пароходе «Великий князь Алексей». В августе того же года на Сунгари ходили пароходы «Фортуна» и «Ханка». Цзи Фэнтай уже в 1897 г. имел в Саньсине крупный магазин[696].

Новый толчок развитию судоходства на Сунгари дало строительство КВЖД. Статья 4 Берлинского соглашения 1896 г. предусматривала свободное плавание российских судов при доставке необходимых для строительства магистрали грузов и материалов[697]. Началось создание речной флотилии КВЖД. В 1898 г. по реке ходили 20 российских пароходов общей грузоподъемностью 9920 пудов, 40 стальных (18 600 пуд.) и 12 деревянных барж (2000 пуд.). 15 пароходов («Одесса», «Благовещенск», «Приморец», «Амазар», «Газимур», «Ханка», «Сунгари», «Хилок», «Селенга», «Святитель Иннокентий», «Молли», «Телеграф», «Первенец», «Лидия» и «Михаил») работали для потребностей магистрали[698].

В этот же период возникают и противоречия между амурскими пароходовладельцами и Обществом КВЖД. С одной стороны, необходимость бесперебойной доставки грузов для железной дороги и обустройства самóй реки требовали передачи судоходства на Сунгари в руки одной компании. Наибольшие шансы в этом проекте имело Общество КВЖД, активно занимающееся работами по созданию речной инфраструктуры. В 1903 г., например, при управлении железной дороги была создана гидрологическая служба.

С другой стороны, эффективность флотилии напрямую зависела от возможности организации сообщения как по Сунгари, так и по Амуру, что провоцировало конкуренцию с амурскими речными судами. В 1902 г., например, между Амурским обществом пароходства и торговли и Пароходством КВЖД возник спор по поводу участка для пристани в Лаха-сусу[699].

После окончания русско-японской войны и ликвидации российского военного присутствия в Северной Маньчжурии, в судоходстве на Сунгари произошли существенные изменения. Во-первых, сама река получила международно признанный статус внутренней реки. Во-вторых, зародился и китайский крупнотоннажный флот, на развитии которого следует остановиться подробнее.

Г.П. Белоглазов в своей статье «Русская флотилия на Сунгари» отмечает: «Вплоть до 1917 г. частные пароходства на Сунгари принадлежали исключительно русским подданным»[700]. Представленные ниже архивные документы решительно опровергают подобную точку зрения.

Власти Северной Маньчжурии еще в 80-е гг. XIX в. предпринимали попытки создать свой пароходный флот на Амуре для обслуживания золотых приисков в Мохэ. В 1886 г. благовещенский купец П.И. Пахолков заключил с китайскими купцами И Хасином, Се Чаном и фирмой «Чэн Юн’юань» контракт о продаже парохода «Окунь» за 15 000 рублей. Сделка была немедленно отменена военным губернатором Амурской области под формальным предлогом. Приамурские власти пошли даже на конфликт с Вэнь Сюем, лишь бы не допустить цинскую сторону к пароходному сообщению по Амуру. С российских купцов были взяты подписки об отказе в будущем от продажи пароходов китайцам. В том же году приамурский генерал-губернатор А.Н. Корф запретил транзит китайского парохода через Николаевск. Лишь в 1889 г. он после личной просьбы со стороны Ли Хунчжана в виде исключения разрешил доставку паровых котлов и машин для сборки парохода управления мохэских приисков[701].

Российские дальневосточные власти предпочитали разрешать китайской пограничной администрации использовать для перевозки грузов отечественные суда, лишь бы оставаться транспортными монополистами на Амуре, а по возможности – и на Сунгари. С.М. Духовской в своем письме к посланнику А.П. Кассини от 8 февраля 1895 г., в связи с поступившей к нему просьбой управляющего хэйлунцзянскими приисками Юань Дахуа о доставке золота из Гуаньиньшань и продовольствия из Айгуня в Мохэ на российских пароходах, отмечал: «…запрещение им (китайцам – О.Т.) пользоваться для этого нашей территорией неминуемо должно вызвать то, что они обратят внимание на собственный берег Амура и займутся устройством там дорог или же заведут собственные пароходы»[702]. Исключение было сделано лишь для китайского парохода «Цицикар», которому в 1897 г. было разрешено ходить по Амуру от устья Аргуни до устья Уссури[703].

После войны 1900 г. российский нажим в вопросе судоходства по рекам системы Амура стал еще более жестким. В 1901 г. был подготовлен проект «Правил для плавания русских и китайских пароходов по реке Амуру, Сунгари и Нони», разрешавший свободное российское судоходство по рр. Сунгари и Нэньцзян (Нонни) и ограничивший китайское судоходство по Амуру до четырех пароходов, принадлежавших мохэским приискам[704].

Лишь после поражения России в русско-японской войне и ослабления ее позиций в Маньчжурии китайским властям удалось наладить собственное судоходство на Амуре и Сунгари. С другой стороны, были наконец изданы и нормативные документы, касающиеся судоходного режима Сунгари.

В 1909 г. были изданы Временные правила о торговле по р. Сунгари. Отныне ее режим приравнивался к общему судоходному режиму внутренних рек Китая. В Харбине, Саньсине и Лаха-сусу вводился режим обязательного таможенного досмотра. В Лаха-сусу, помимо прочего, судам, следующим с Амура и на Амур, надлежало предъявлять особый таможенный манифест. Допускался беспошлинный ввоз в Китай иностранного риса, зерна, муки, золота, серебра и печатных изданий. Запрещался провоз в любом направлении оружия, военных и охотничьих принадлежностей и припасов, а также соли, ввоз в Китай медных кружков для чеканки монеты, вывоз из Китая риса и медных монет. Помимо импортной в Лаха-сусу и Саньсине, взималась и внутренняя транзитная пошлина[705].

Правила 1909 г. вызвали резкий протест со стороны России, недовольной главным образом тем, что они были составлены в одностороннем порядке, без учета ее мнения. В следующем году, после взаимных консультаций, был подписан Судоходный устав Сунгари и четыре приложения к нему: временные таможенные правила о надзоре за движением судов, привозом и вывозом товаров на р. Сунгари, принятые на три года, и временные правила речных таможен Харбина, Саньсина и Лаха-сусу. В них был подтвержден принцип беспошлинности торговли внутри пятидесятиверстной пограничной зоны, были отменены внутренние транзитные пошлины. Статья 14 раздела I временных таможенных правил предусматривала возможность обжалования в консульствах российскими судовладельцами таможенных взысканий[706].

После вывода российских войск из Северной Маньчжурии начинается бурное развитие китайского судоходства на Сунгари. В памятной записке консула в Цицикаре Афанасьева от 1 марта 1916 г. о мероприятиях китайского правительства, направленных к развитию китайского судоходства по рекам Амуру, Сунгари, Нонни и другим, отмечалось, что обусловлено оно было не экономическими причинами, а, в первую очередь, соображениями укрепления границы путем колонизации[707]. Начало частного каботажа относится к 1906 г., когда некий цинский чиновник приобрел российский буксирный пароход мощностью 80 индикаторных сил, ходивший между Харбином и Саньсином. Историю развития китайского судоходства на Амуре и Сунгари в начале XX в. можно разделить на три этапа:

1. 1907-1912 гг. Главными задачами являлись создание собственной речной инфраструктуры на внутренних реках и вытеснение российского судоходства с верхнего течения Сунгари. В 1907 г. в г. Гирин создается управление казенного пароходства, сразу же заключившее соглашение о строительстве дока и судостроительной верфи (сданы в эксплуатацию в марте 1908 г.). В начале следующего года были объединены пароходства всех трех маньчжурских провинций, а в Фудацзяне (близ Харбина) создано управление почтового пароходства рек Сунгари и Хэйлунцзян, в ведение которого перешло заведование обстановкой на Сунгари. Всем чиновникам предписывалось пользоваться лишь его рейсами, а частные китайские компании установили более низкие, чем у русских, тарифы.

В этот же период из-за сунгарийского рынка разгорается активная международная конкуренция. Российская сторона теперь уже стала активно способствовать продаже отечественных судов в Китай. Свои услуги в приобретении и аренде пароходов также предложили японские, германские и американские фирмы. В 1909 г. приоритет был отдан германским фирмам «Аригольд и Корберг», «Белефельд и сын», «Бухгейстер и К^о», «Дидрексон и К^о» и «Карловиц и К^о». До начала первой мировой войны они построили 18 пароходов, 23 баржи, 12 катеров и 9 моторных лодок, после чего китайцы перешли к скупке и аренде российских пароходов. Одновременно развивались и другие формы экономического сотрудничества. Например, в Благовещенске в 1908 г. российскими подданными купцом И.К. Грядасовым, капитаном А.Ф. Сергеевым и китайским подданным купцом Чжан Сяоляном была создана акционерная «Российско-Дацинская пароходная компания», владевшая пароходом «Селемджинец» и баржей «Переправа»[708].

2. 1913-1914 гг. В этот период начинается активная конкуренция с Россией в нижнем течении Сунгари. К концу 1913 г. на линии Харбин-Лаха-сусу ходило 6 китайских пароходов, а в следующем – 13. С 1914 г. начинается создание и собственной военной флотилии[709].

3. 1915-1919 гг. Воспользовавшись ослаблением влияния России в Северной Маньчжурии, китайцы предпринимают попытки включить в сферу деятельности своего флота и Амур (в том числе и его нижнее течение). В 1915 г. управление почтового пароходства без предварительного согласования с российской стороной, лишь уведомив генерального консула в Харбине, начало собственную навигацию на Амуре. В России были закуплены 4 парохода для выполнения рейсов Харбин-Хума, Харбин-Хабаровск и Харбин-Иман. При активном участии хэйхэского колонизационного бюро создаются судоходные компании в Хэйхэ и Айгуне. Китайские купцы также вкладывали свои капиталы в российское частное пароходное общество «Сунгарийский экспресс», обслуживающее правобережье Амура[710].

Уже в докладе губернатора провинции Хэйлунцзян от 17 ноября 1911 г. высказывается мысль о необходимости предъявления требований о свободном прохождении китайских судов по нижнему течению Амура вплоть до его устья. В этом же документе автор, скорее всего, имея в виду решение Парижского конгресса 1856 г. о свободе судоходства по Дунаю и Мангеймскую конвенцию 1868 г., указывает: «Говорят, что право судоходства распространяется на всю реку, как на верхнее, так и на нижнее течение ее»[711].

Отношение властей Северной Маньчжурии и местного населения к железнодорожному строительству на территории региона также не было однозначным. КВЖД всегда встречала скрытое или явное противодействие со стороны губернаторов провинций Хэйлунзян и Гирин. Проект был осуществлен лишь благодаря политической поддержке со стороны Ли Хунчжана в Пекине. Очевидно, что в таких условиях в течение довольно длительного времени не могло быть и речи о строительстве дополнительных дорог в Северной Маньчжурии.

Ситуация кардинально изменилась в 1905 г., после поражения России в русско-японской войне. Власти обеих провинций, равно как и генерал-губернатор Маньчжурии, сами стали сторонниками идеи интернационализации региона, усматривая в этом средство сопротивления экономическому диктату России.

Для России железнодорожное соединение Благовещенска с Маньчжурией с конца ХIХ в. стало периодически рассматриваться как часть ее геоэкономической стратегии. Благовещенск был одним из самых крупных дальневосточных городов. Велико было его значение как пограничного форпоста и военно-стратегического пункта. В тридцати верстах ниже по Амуру находился Айгунь – крупнейший китайский город на границе с Россией. Кроме того, из Благовещенска можно было контролировать подъездные речные пути к крупнейшим в Маньчжурии золотым приискам Мохэ.

Центр Амурской области уже в первых планах строительства железной дороги через Дальний Восток рассматривался как естественная, в силу географического положения, промежуточная станция между Сретенском и Хабаровском, при этом на раннем этапе более реалистичным считался проект проведения части магистрали от Сретенска до Благовещенска по китайской территории. Еще в 1887-1890 гг. именно этот вариант проведения железной дороги активно лоббировал адмирал Н.В. Копытов[712]. Главный вдохновитель и организатор проекта налаживания железнодорожного сообщения с Дальним Востоком министр финансов С.Ю. Витте поначалу, в 1892 г., поддержал позицию приамурского генерал-губернатора А.Н. Корфа, заключавшуюся в том, что железные дороги должны служить делу экономического развития самих российских территорий, исходя из чего планировалось прохождение дальневосточного участка вдоль левого берега Амура от Сретенска до Хабаровска[713].

Однако в случае реализации проекта Сретенск-Благовещенск-Хабаровск при строительстве российского участка дорога должна была описать большую дугу вдоль излучины, образованной Аргунью и верховьям Амура. Кроме того, в орографическом отношении провинция Хэйлунцзян была более удобным маршрутом, чем испещренное реками и покрытое болотами левобережье Аргуни и Амура. Уже через год, детально изучив трудности, объективно возникающие в случае строительства магистрали целиком по своей территории, С.Ю. Витте становится сторонником варианта прохождения маршрута строительства по территории Китая, одновременно осторожно поддерживая проект П.А. Бадмаева о строительстве железной дороги Иркутск-Ланьчжоу. Еще одним аргументом в пользу маньчжурского варианта строительства стало поражение Китая в войне 1894-1895 гг. Еще 10 февраля 1895 г. директор-распорядитель Амурского общества пароходства и торговли Макеев в справке на имя Витте, а последний в последовавшей вслед за ней записке к министру иностранных дел настаивали на прохождении линии Ново-Цурухайтуевск-Благовещенск через маньчжурский город Мергень. Однако после российско-франко-германского демарша в апреле 1895 г. приоритет был отдан проекту КВЖД[714].

Вместе с тем на Дальнем Востоке России не отказывались от плана соединения Амурской области с КВЖД. Приамурский генерал-губернатор С.М. Духовской в целях укрепления обороноспособности Дальнего Востока в возможном конфликте с Японией и стимулирования развития сел в Амурской области в январе 1896 г. предложил сократить китайскую часть пути линией Сретенск-Хайлар-Мергень-Благовещенск, полагая, что Россия не готова еще к более активной экспансии в Маньчжурии[715].

Другой вариант пути предусматривал соединение Благовещенска с создаваемой в Маньчжурии железнодорожной сетью. Еще в опубликованной 18 октября 1896 г. в китайской газете «The North China Herald» так называемой конвеции Кассини намечалось соединение одной из станций Сибирской железной дороги с маньчжурской веткой Айгунь-Цицикар-Бодунэ-Гирин и ее российская эксплуатация в течение 30 лет[716].

Конвенция Кассини хотя и не была претворена в жизнь, однако в основном совпадала с интересами приамурских торгово-промышленных кругов. В начале 1899 г. благовещенская городская дума поддержала предложение своего гласного М.А. Быстржинского о строительстве железной дороги от Благовещенска до Цицикара.

Вышеуказанный проект подчеркивал настоятельную необходимость соединения крупнейшего в то время дальневосточного города с центральными губерниями России. После доведения Сибирской железной дороги до Забайкальской области и строительства Уссурийской железной дороги Амурская область осталась единственным на юге Дальнего Востока России регионом, отрезанным от остальной его части. Такое положение должно было еще более усугубиться после окончания строительства КВЖД, так как благодаря ей Забайкалье и Уссурийский край смогли бы совершить невозможный для Приамурья рывок в своем экономическом развитии.

М.А. Быстржинский предупреждал: «С постройкой Восточно-Китайской дороги дела Благовещенска никоим образом поправиться не могут, а, напротив, могут стать только хуже, потому что тогда центр тяжести торговых и промышленных интересов Восточной Сибири и Приамурского края перейдет от нас в Цицикар и ближайшие к нему провинции, которые порежет великая транзитная дорога; тогда естественные богатства Приамурья надолго останутся втуне, а Благовещенск поневоле снизойдет на степень провинциального городишка»[717].

До событий 1900 г. в Благовещенске никто и не помышлял о присоединении части китайской территории, и строительство российских железных дорог в Северной Маньчжурии декларировалось лишь как средство укрепления экономических и политических связей между местными администрациями двух стран. Маршрут КВЖД-Цицикар-Благовещенск трактовался как самый короткий и наиболее дешевый. Длина данной ветки (400 верст) была в три раза меньше расстояния между конечным пунктом Сибирской магистрали в Забайкалье и Благовещенском по территории России (1200 верст). На значительную экономию средств можно было рассчитывать и в связи с очевидной разницей рельефа этих двух путей. Стоимость всей дороги вместе с мостом через Амур не должна была превысить, по подсчетам автора, суммы в 16 млн. руб., или 40 тыс. руб. в расчете на одну версту, что почти в 4 раза меньше, чем реальная стоимость одной версты маньчжурской линии КВЖД[718].

Железная дорога Благовещенск-Цицикар должна была оживить экономику как Сибири и Дальнего Востока России, так и провинции Хэйлунцзян. По мнению благовещенской думы, реальную выгоду могли бы получить металлургические заводы в Абакане и Николаевске, цементный завод Тетюкова на Шилке, а в особенности торговцы и предприниматели самогó Благовещенска во главе с Амурским пароходством. По железной дороге Амурская область могла бы круглогодично получать дешевые сельскохозяйственные продукты, скот, чай, продукцию легкой промышленности. Китайская сторона в случае реализации проекта могла бы легче управлять своими поселками и караулами по Амуру, эффективнее бороться с хунхузами, обеспечить работой значительную часть своего населения и способствовать экономическому прогрессу наиболее отсталых фудутунств провинции.

Ветка Благовещенск-Цицикар имела бы большое военно-политическое значение как для русского Дальнего Востока в целом, так и для отечественных интересов на КВЖД. Она связала бы крупнейший на границе с Китаем форпост России с Цицикаром – крупнейшим городом вдоль западной линии КВЖД, военным и административным центром западной Маньчжурии, пунктом, из которого в случае начала вооруженного конфликта (это предлагалось за год до начала войны в Маньчжурии) скорее всего следовало ожидать угрозы для КВЖД. По словам М.А. Быстржинского, «…правительство, сосредоточив некоторое количество войск в Благовещенске, имело бы полную гарантию, что спокойствие на Китайской Восточной дороге будет обеспечено, и этим путем получило бы возможность завязать еще один, пожалуй не лишний узелок для закрепления китайской дружбы»[719].

Боевые действия в Маньчжурии 1900-1901 и 1904-1905 гг. существенно скорректировали железнодорожную стратегию России на Дальнем Востоке, продемонстрировав опасность расширения экономической экспансии при недостаточной военной и дипломатической поддержке. Во-первых, в русско-японской войне Россия продемонстрировала свою военную слабость, лишившись того единственного аргумента, с помощью которого была сцементирована ее стратегия в регионе, начиная с 1897 г. Во-вторых, после 1905 г. все более мощным конкурирующим фактором в экономической жизни северной Маньчжурии становится местный национальный капитал. На период с 1907 по 1911 гг. приходится пик зерноторговли, удерживаемой китайскими (в основном шаньдунскими) купцами. После начала первой мировой войны произошел скачок и в развитии национальной маслобойной промышленности[720]. Однако такую капиталоемкую отрасль, как железнодорожное строительство, мог поднять лишь иностранный, либо совместный капитал.

После 1907 г. в целях демонополизации рынков в Маньчжурии китайские власти стремились привлечь капиталы из третьих (помимо России и Японии) стран. Особенно настороженной была позиция в отношении России. Ее обвиняли даже в попытках соединить по китайской территории свои магистрали с французской железнодорожной сетью в Индокитае в период до 1899 г.[721]

В 1908 г. началось строительство пути от КВЖД к Цицикару силами немецкой фирмы «Тельге Шретер». Проектировалось сооружение железной дороги до Айгуня, однако протест российской стороны был слишком весомым фактором, который нельзя было проигнорировать[722].

В русле этих попыток находилось и подписанное в октябре 1909 г. соглашение о линии Цзиньчжоу-Айгунь – дальше всех идущий план интернационализации транспортной инфраструктуры в Маньчжурии. Резкая оппозиция России и Японии похоронила этот проект и заставила Китай окончательно признать экономический раздел своих северо-восточных провинций[723].

Новая активизация железнодорожных планов России в северной Маньчжурии относится к кануну первой мировой войны. Летом 1914 г. представитель Русско-Азиатского банка в Пекине Л. фон Гойер предложил правительству Китая проект строительства магистрали Харбин-Хулань-Суйхуа-Тункэнь-Мергень-Айгунь-Хэйхэ. 27 марта 1916 г. было подписано соглашение о выпуске займа в 50 млн. руб. для строительства железной дороги.

Соглашение предусматривало представительство правительства Китайской республики в ранге генерального директора, однако, в отличие от Общества КВЖД, он обладал гораздо бóльшими полномочиями: влиял на назначение и увольнение главного инженера, формировал административный аппарат[724]. Генеральным директором дороги в апреле был назначен губернатор провинции Хэйлунцзян Чжу Цинлань.

В соглашении 1916 г. был сделан определенный реверанс в сторону интернационализации проекта. Его девятая статья предусматривала свободную международную подписку на акции железной дороги[725]. Предусматривалась пятидесятипроцентная льгота на тарифы по КВЖД для материалов, необходимых для строительства хэйхэской ветки[726]. Еще большему контролю России над северной Маньчжурией способствовало бы планируемое российской стороной, прежде всего военным министерством, строительство железнодорожного моста через Амур в Хэйхэ, конечном пункте линии, и ее соединение, таким образом, с Амурской железной дорогой. В июне 1916 г. благовещенская дума приняла решение «просить В.В. Лукина и Д.В. Дулетова (депутатов Государственной думы – О.Т.) возбудить в Петрограде ходатайство по данному вопросу»[727]. Однако по инициативе Китая последний проект был отложен[728]. Впоследствии из-за проволочек местных властей, финансового кризиса и революции в России соглашение так и не было выполнено.

Осуществление обсуждаемой в течение длительного срока идеи железнодорожного соединения Амура с КВЖД по финансовым причинам могло начаться лишь по окончании строительства КВЖД и Транссибирской железной дороги. В 1916 г. данный проект обрел международно-правовую форму, однако дальнейшие события в России помешали его реализации.

Основным сегментом внешнеэкономических связей в Приамурье во второй половине XIX – начале XX вв. была российско-китайская торговля. Вместе с тем со временем определенное развитие получили и инфраструктурные (транспортные) проекты: организация судоходства по р. Сунгари (со второй половины XIX вв.) и план железнодорожного сообщения пограничного перехода Благовещенск-Хэйхэ с КВЖД (1916 г.). Следует также отметить, что данные проекты заложили основу далеко выходящей за хронологические рамки настоящего исследования стратегии транспортного соединения Северо-Восточного Китая с российским (советским) Приамурьем в течение всего XX в. и явно не утратят своего значения в будущем, что делает их изучение особенно актуальным.

Правовой режим внешнеэкономических связей регулировался большим числом международных нормативных актов: Айгуньским договором (1858 г.), Пекинским договором (1860 г.), Правилами торговли на Амуре (1858 и 1861 гг.), Правилами для сухопутной торговли между Россией и Китаем (1862, 1869 и 1881 гг.), Петербургским договором (1881 г.), Судоходным уставом Сунгари, Временными таможенными правилами о надзоре за движением судов, привозом и вывозом товаров на р. Сунгари, Временными правилами речной таможни Харбина, Временными правилами речной таможни Саньсина, Временными правилами речной таможни Лаха-сусу (1910 г.), Обменом нотами о запрете вывоза в Россию спиртных напитков (1915 г.) и Соглашением о выпуске займа для строительства железной дороги Харбин-Хэйхэ (1916 г.). Кроме того, в начале XX в. в связи с изменением политической ситуации в обеих странах отмечаются признаки перехода от конвенционного к автономному режиму регулирования торговли, что проявляется прежде всего в односторонних мерах по созданию таможенных учреждений и введению таможенных тарифов. Местные власти и деловые сообщества российского Приамурья и Северной Маньчжурии активно участвовали в процессе выработки решений на межгосударственном уровне, прежде всего при пролонгациях Правил для сухопутной торговли в 1891, 1901 и 1911 гг. С другой стороны, не всегда позитивным был диалог по внешнеэкономической тематике между региональными властями двух стран, что часто побуждало их действовать через дипломатические ведомства своих стран.

Как российская, так и китайская стороны иногда прибегали к политике ограничения и даже запрета экспорта отдельных групп товаров по политическим мотивам (например, китайского зерна и российских пароходов). Подобная практика вызывала раздражение деловых кругов обеих стран и со временем была отменена.

Для российского Приамурья внешнеэкономические связи с Китаем имели как позитивные, так и негативные стороны. С одной стороны, торговля помогала насытить регион продовольственными товарами (прежде всего хлебом и мясом) и значительно снизить внутренние цены на них. Развитие транспортной инфраструктуры в Северной Маньчжурии (скотопрогонный тракт, судоходство по Сунгари, начавшееся строительство железной дороги Харбин-Хэйхэ) в свою очередь способствовало освоению экспортных рынков Монголии и южной части провинций Хэйлунцзян и Гирин, приливу дешевой рабочей силы из Китая. Благодаря развитию внешнеэкономических связей значительное развитие получили многие отрасли экономики: мукомольная, вино-водочная, торговля, речной флот. В то же время сам регион, отрезанный от центральных губерний Российской империи и расположенный в неблагоприятной климатической зоне, не обладал ни сырьевой, ни промышленной базой, достаточной для развития внешней торговли (за исключением золота, вывоз которого в Китай был запрещен, но осуществлялся контрабандно). Характерно, что в Амурскую область ввозились сельскохозяйственные товары, которые Россия в значительных объемах экспортировала в европейские страны. Отрицательные последствия имел и импорт китайского пищевого спирта, с которым не справились ни внутренние мероприятия российских властей, ни российско-китайское соглашение 1915 г.

В большем выигрыше от развития внешнеэкономических связей оказывалась китайская сторона. Во-первых, превышение ее экспорта над импортом и наличие в структуре экспорта товаров с глубокой переработкой (спирт) стимулировали ввоз в Маньчжурию валютных средств (в том числе золота и серебра), создавали финансовую базу для последующего развития национальной промышленности и торговли. Во-вторых, обслуживание Россией транспортной инфраструктуры в Северной Маньчжурии способствовало снижению издержек китайской транспортной отрасли, интенсивное развитие которой наблюдается после 1907 г.

ГЛАВА 6. КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ ОТНОШЕНИЙ: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМНОГО ВОСПРИЯТИЯ

Отношение жителей двух берегов Амура друг к другу не всегда было ровным, что объясняется целым комплексом причин. Во-первых, как для русской, так и для китайской цивилизации характерно было пренебрежительное отношение друг к другу. Жители Российской империи, равно как и других европейских государств, относились к азиатским народам как к нецивилизованным, в общении с которыми применение норм, принятых среди цивилизованных европейских народов, не было императивным. Кроме того, в отношении русских к азиатским народам проявлялся и синдром исторической мести – за жестокое завоевание русских княжеств монголо-татарами в XIII в. Над жителями Китая в исследуемый период, особенно в середине XIX в., традиционно давлел груз традиционных идеологем, заставлявших их относиться к представителям других стран, в том числе и к европейцам, как к варварам[729].

Во-вторых, на отношения между жителями двух стран влияли политические события, вызывавшие у них чувства взаимной угрозы и враждебности. Как в России, так и в Китае отсутствовало полное удовлетворение по поводу заключенных двусторонних договоров (начиная с Айгуньского) и неукоснительности соблюдения этих договоров другой стороной. Кроме того, достаточно частыми были конфликтные ситуации в приграничных регионах, а в 1900 г. произошло военное столкновение, что помогало оправдывать варварские действия и поступки в отношении жителей соседнего государства.

В-третьих, обе стороны подозревали взаимное наличие экспансионистских замыслов. В Китае достаточно широко были распространены опасения того, что Россия намерена захватить его приграничные регионы, а Россия опасалась китайской угрозы в отношении своих дальневосточных владений и экономических интересов в Маньчжурии[730].

В связи с вышеуказанными причинами отношения между сопредельными территориями двух стран в Приамурье в исследуемый период развивались в основном на негативном фоне взаимных представлений.

Наплыв мигрантов из-за Амура в значительной степени влиял на социально-экономическую ситуацию в Приамурье. Власти и общественное мнение России в целом и Дальнего Востока так и не выработали единой стратегической позиции по проблеме соответствия китайского отходничества национальным интересам России. Особенности общего состояния межгосударственных отношений влияли на их мнение в большей степени, чем интересы экономического развития Дальнего Востока России.

В периоды конфликтов с Китаем и русско-японской войны, а также сразу после данных событий в российской административной среде преобладали алармистские настроения. Например, после русско-японской войны заместитель главы Комитета по заселению Дальнего Востока кн. Б.А. Васильчиков в своей докладной записке на имя Николая II предупреждал: «Китай не дремлет и предпринимает целый ряд мер для быстрого заселения пограничных с Россией пространств. Нельзя дремать и нам»[731].

В начале XX в. комиссия при Горном департаменте пришла к выводу о нежелательности использования китайского труда на приисках по следующим причинам:

без создания барьеров на пути наплыва китайских старателей последний может со временем принять лавинообразные формы;

производительность китайцев ниже, чем у русских рабочих, ведущих хозяйские работы;

китайцы чрезмерно ограничены в потребностях;

неправильные способы добычи ведут к порче месторождений;

китайский труд используется лишь теми золотопромышленниками, которые не заботятся о рабочих и сохранности месторождений;

китайцы часто разбредаются по тайге, превращаясь в хищников;

к 1900 г. численность китайских старателей в области составила 15 тыс. чел, они добывали около 50% золота;

низкое содержание золота на приисках, разрабатываемых китайцами, приводит к обманам, конфликтам с работодателями и разложению нравственности на приисках;

китайцы потребляют только китайские товары (на 1 млн. руб. ежегодно);

китайцы крадут золото и продают его в Китай (на 3 млн. руб. ежегодно);

китайцы-хищники уже начинают проникать на прииски Забайкалья[732].

Приамурский генерал-губернатор А.Н. Корф в 1886 г. заявлял: «Китайцы, безусловно, признаются для края вредными в политическом и отчасти в экономическом отношении. Их можно терпеть как неизбежное зло». Он предлагал облагать китайский торговый капитал значительным денежным сбором [733].

Н.И. Гродеков видел в цинских подданных большую угрозу для будущего Дальнего Востока России. Он отмечал: «… для русского человека конкуренция с китайцем на поприще экономической жизни является весьма трудной, как она оказалась непосильной даже для предприимчивых, энергичных американцев США»[734].

На отношение к китайцам оказывал влияние и корейский фактор. Местные власти при выработке решений по «желтому вопросу» учитывали особенности миграции из двух соседних государств. Корейцы жили в основном оседло, многие из них приняли христианство. Китайцы приезжали в одиночку, наплыв их носил явно сезонный характер, большинство из них не стремилось осесть в пределах России. По данным канцелярии приамурского генерал-губернатора, в 1893 г. во всех областях Дальнего Востока ходатайствовали о принятии в российское подданство 39 китайцев, в том числе 22 – в Амурской области (из них 10 человек обрезали косы и приняли крещение)[735]. В 1894 г. в Амурской области обратились с подобным ходатайством 58 (из них 25 чел. были женаты на русских, 20 чел. являлись купцами и предпринимателями, 28 чел. переселились в Россию в 70-е годы, 26 чел. – в 80-е годы, а один проживал с детства)[736], а в 1895 г. – 16 китайцев[737]. В 1898 г. просили о получении русского подданства лишь 3 человека, что объясняется отказами предыдущих лет[738]. Известно, что на прошение одного из них, женившегося на русской подданной, принявшего христианство и взявшего русскую фамилию Казаринов, в марте 1900 г. поступило высочайшее соизволение[739], однако в архивах не удалось обнаружить свидетельств дальнейшей судьбы этого человека.

Первый после русско-японской войны краевой начальник П.Ф. Унтербергер был настроен настолько антикорейски, что полагал правильным восполнять дефицит рабочей силы и торгового капитала китайским элементом. В годы его генерал-губернаторства значительно увеличился поток китайцев, прибывавших в Амурскую область (см. таблицу 3).

Сменивший П.Ф. Унтербергера на посту генерал-губернатора Н.Л. Гондатти занимал наиболее жесткую антикитайскую позицию. В своем секретном отношении председателю Совета министров И.Л. Горемыкину от от 4 апреля 1914 г. он, в частности, писал, что «китайская эмиграция, высасывающая государственные и народные средства, ничего, кроме вреда, не приносит»[740].

В качестве основных причин для подобного заявления автор называл ее криминализированность, антисанитарные условия быта, влекущие распространение инфекций, монополизацию рынка неквалифицированного труда, а также тот факт, что «будучи непоколебимо стойки в своей национальной культуре, не теряя духовной связи со своей родиной, оставаясь на чужой стороне верными сынами своего отечества и не чувствуя потому решительно никакой потребности ассимилироваться с окружающим его населением, китайцы и с этой стороны представляются элементом прямо враждебным»[741]. В июне 1912 г. в телеграмме военному губернатору Амурской области А.М. Валуеву Гондатти дает ему указание не допускать обработки надельных земель крестьян и казаков китайским трудом[742]. Чиновник по дипломатической части при генерал-губернаторе Н.В. Богоявленский в своем отчете за 1912 г. также отмечал: «Труд русского рабочего гораздо производительнее и видимая дешевизна китайского труда оказывается в заключении призрачной»[743].

Власти Амурской области также не были единодушны в своих взглядах по китайской проблеме. На заре массовой миграции губернатор А.Н. Попов предлагал запретить китайскую торговлю, так как она ведется беспошлинно и особенно значительный урон наносит отечественной чаеторговле, а также «вовсе не допускать найма рабочих китайцев и корейцев на золотые прииски, ибо они влекут за собой неправильную разработку площадей, кражу золота и т.п.»[744]. А.В. Сычевский в 1908 г. предлагал генерал-губернатору «обставить их (китайцев – О.Т.) въезд строгими формальностями, допустить проживать им только в некоторых пунктах, совершенно воспретить пребывание в полосе постройки Амурской железной дороги и не давать работ при возведении каких-либо казенных построек»[745]. Затем, однако, в своей политике по отношению к заамурским отходникам областные власти стали все же в большей степени учитывать мнение деловых кругов области. Губернатор области А.М. Валуев, например, солидаризуясь с позицией Благовещенского биржевого комитета и совета Съезда золотопромышленников Зейского горного округа, в своем рапорте Н.Л. Гондатти от 13 сентября 1911 г. отмечал: «… скоротечное выдворение китайских рабочих вызовет кризис, банкротство сфер промышленности, торговли всех областей, стеснит немногочисленную краевую золотопромышленность, разорит амбары, завезшие китайские товары, оставит массу служащих без хлеба, пароходчиков Зеи, Селемджи без грузов, грузчиков, возчиков, поставщиков сена – без заработка, убьет торговлю Зеи, Дамбуков, других поселков, отразится кризисом торговли Благовещенска»[746].

Более дружественным было отношение дальневосточных властей к китайцам в периоды, когда Россия была заинтересована в поддержании добрососедских или даже налаживании союзнических отношений с Цинской империей. Прежде всего, эти тенденции проявлялись в характере контактов между администрациями приграничных территорий двух стран. Например, 25 ноября 1859 г. Н.Н. Муравьев направил в Айгунь переводчика Я.П. Шишмарева с подарками для Ай Шэньтая. Фудутуну были вручены 10 хрустальных флаконов, ножницы, пинцет, нож и пилка для обработки ногтей, 5 чи бязи, 1 чжан ситца, а прочим китайским чиновникам – по одному чжану бязи и два чжана атласа[747]. По данным китайских архивных источников, 30 числа 11-й луны 10-го года правления императора Сяньфэна (1860 г.) в Айгунь прибыл российский чиновник Асламов и от имени Н.В. Буссе пригласил фудутуна в Благовещенск на празднование Нового года[748]. Правитель канцелярии военного губернатора 6 февраля 1865 г. предложил айгуньским властям в связи со вспышкой оспы в китайских деревнях направить туда русского врача и бесплатно выучить в Благовещенске оспопрививанию 2-3 китайских врачей[749].

Российские приамурские власти стремились к поддержанию нормальных отношений с порубежными китайскими территориями и в ходе китайско-японской войны 1894-1895 гг., в ходе которой симпатии России были на стороне Цинской империи. Приамурский генерал-губернатор С.М. Духовской в своей инструкции от 21 сентября 1894 г. настоятельно требовал от властей Амурской области поддерживать дружественные отношения с айгуньскими фудутунами. В данном документе подчеркивалось: «… при выработке проекта штатов управлений областями Приамурского края имелось в виду, что областные начальства будут поставлены в необходимость в интересах успешного управления вверенными им районами стремиться к поддержанию с властями пограничного народа добрых отношений, основанием коих по обычаю страны сего народа должно служить гостеприимство, и не будут ограничиваться одними лишь письменными сношениями, а с этой целью были определены известные суммы на расходы по приему китайских чиновников»[750].

К сожалению, подобные признаки дружелюбия не были положительно восприняты айгуньскими властями. В частности, в 1865 г. в ответе айгуньского фудутуна Гуань Бао на предложение о подготовке китайских врачей сообщалось, что так как оспа обнаружилась лишь у гражданского населения, то отсутствовала и необходимость ее лечения. Кроме того, в Айгуне, по словам цинского чиновника, не нашлось и желающих пройти такое обучение[751]. Разумеется, приведенный выше отказ объяснялся нежеланием властей разрешать пребывание на китайской территории русского подданного. Скорее всего, теми же мотивами, а также недавним инцидентом с российским купцом Чеботаревым объясняется и отказ айгуньского фудутуна провести по просьбе амурских властей разъяснительную работу с правобережным населением, которое в начале 60-х гг. XIX в. не пускало русских торговцев в свои дома согреться и вело себя враждебно. Фудутун объяснил, что, в соответствии с китайскими традициями, в дома разрешено входить лишь родственникам[752].

В практике пограничных отношений имелись эпизоды оскорбительных высказываний чиновников обоих государств по отношению к народам сопредельной стороны. Например, 1 июля 1900 г. пограничный комиссар Амурской области В.Б. Кольшмидт, раздраженный обстрелом российских судов, обращаясь к цинскому полковнику Хэн Юю, назвал китайцев «сбродом мерзавцев»[753]. Ли Цзиньюн, в свою очередь, так отзывался о русских: «Русские, если могут, то стараются взвалить вину на другого, замыслить недоброе, обмануть, угрожать. Хитрость стала их натурой и не знает пределов. Если не сделать выводы (из этого – О.Т.) сейчас, то я боюсь представить последствия. Когда просят они, то невозможно отказать, а того, что нужно нам, трудно добиться. В зависимости от ситуации они то оскорбляют, то проявляют почтительность, поэтому приграничные отношения с ними не улучшаются»[754].

Различным характером суждений по «желтому» вопросу отличалось общественное мнение Амурской области. Работодатели в своем большинстве выступали за либерализацию миграционного режима. В начале 1900 г. на заседании комиссии по китайцам и корейцам в области против рестриктивных мер в отношении китайской торговли высказались представители фирм «Чурин», «Кунст и Альберс», золотопромышленники Е.В. Даснин, Я.Ф. Рубинов.

На IV Хабаровском съезде, созванном в 1903 г. по инициативе приамурского генерал-губернатора Д.И. Суботича, была обнародована записка редактора благовещеской газеты «Амурский край» Г.И. Клитчоглу «По желтому вопросу». Автор, возражая сторонникам запрещения китайской торговли на российском Дальнем Востоке, объяснял ее засилие переносом деятельности российских купцов в зону отчуждения КВЖД[755]. На пользу притока рабочей силы для приисков и сельского хозяйства указывали также землевладельцы-арендодатели и пограничный комиссар Амурской области В.Б. Кольшмидт[756], хотя еще за год до этого он в докладе к чиновнику по дипломатической части при генерал-губернаторе сетовал на то, что «китайцы имеют много общего с жидами», и предрекал превращение Приамурья во вторую Польшу[757].

Члены благовещенской городской управы в марте 1908 г. указывали пограничному комиссару Н.Д. Кузьмину на пользу беспрепятственного доступа в город китайских ремесленников, огородников и чернорабочих, особенно каменщиков, мельничных рабочих и тех, кто занимался заготовкой дров и вывозом нечистот. Их, по мнению управы, следовало освободить от уплаты всех сборов, кроме больничного. К китайским торговцам следовало, напротив, применить дополнительные протекционистские меры – обложить их особым денежным сбором, в том числе: купцов II разряда – в размере 82,5 р., купцов III разряда – 15,5 р., купцов IV разряда – 5,2 р., приказчиков при торговых заведениях I класса II разряда – 26 р., приказчиков при торговых заведениях II класса II разряда – 5,2 р., приказчиков при торговых заведениях III разряда – 7,8 р., торговцев вразнос мануфактурными и галантерейными товарами – 15,5 р., торговцев вразнос съестными припасами – 5,2 р.[758]

При проведении Комитетом по заселению Дальнего Востока в 1911 г. опроса среди предпринимателей Амурской области против замены китайского труда русским высказались владельцы винокуренных и пивоваренных заводов, спичечной фабрики, бань и золотых приисков, в то время как допустили возможность такой замены железнодорожные и строительные подрядчики, владельцы кирпичных заводов, заводов фруктовых вод, папиросных, слесарных и столярных мастерских, гостиниц, хлебопекарен, паровых мельниц и лесопилок[759].

Против барьеров на пути привлечения заамурских рабочих неоднократно высказывался и Благовещенский биржевой комитет. 27 сентября 1911 г. в своей докладной записке генерал-губернатору его члены высказывались против планируемого выдворения безбилетных китайских рабочих с приисков. В документе отмечалось: «Часть китайцев, принадлежащая к более спокойному элементу, будет выслана на родину; другая часть разбежится по тайге, …займется хищничеством и грабежами»[760]. Члены комитета также указывали на значение китайского труда для речного транспорта, строительства, производства строительных материалов (кирпичные и известковообжигающие заводы), химического производства, легкой и пищевой промышленности (винокурение, пивоварение и обработка растительных продуктов)[761]. В ноябре 1915 г. Комитетом было возбуждено новое телеграфное ходатайство к министру торговли и промышленности «об отмене всех ограничений и стеснений, устанавливаемых краевой администрацией для желтолицых и свободном доступе китайцам и корейцам на прииски, без взимания с них каких-либо сборов в пользу казны, городов и особых депозитов»[762].

Неудачи в борьбе дальневосточных администраторов за ограничение притока китайских отходников в Амурскую область во многом объясняются противодействием предпринимательских кругов, как местных, так и петербургских. Как видно из источников, основными пайщиками амурских золотопромышленных компаний были представители столичной олигархии, имевшие возможность лоббировать их интересы в правительстве[763].

Широкий спектр мнений по данной проблеме демонстрировали столичные и местные публицисты. А.В. Даттан полагал полезными запретительные меры в отношении китайцев. Во время работы IV Хабаровского съезда он, приводя в пример Америку и Австро-Венгрию[764], в которых иммиграционные барьеры в отношении китайцев отличались крайней жесткостью, заявлял: «Частные интересы потребителя должны уступать общегосударственным на почве патриотизма»[765]. А.В. Даттану возражал рецензент «Приамурских ведомостей» И.П. Надаров, отмечавший: «В настоящее время административные взгляды признают манз, с их конкуренцией, вполне безопасными и не видят никакой надобности идти далее существующих ограничений, а в области торговли отрицают даже всякую регламентацию»[766].

Авторы приложения к отчету общеземской организации за 1908 г. называют существовавшую на Дальнем Востоке России китайскую систему полеводства «высшей формой сельскохозяйственной культуры»[767], одновременно подчеркивая, что «в Амурской области концентрация и относительное процветание земледелия обязаны притоку сравнительно дешевых рабочих рук в лице пришельцев желтой расы – корейцев и китайцев»[768]. Высокую оценку сельскому хозяйству китайских жителей зазейского района давали в том числе и в отечественных правительственных кругах. Авторы доклада «Иностранцы на Дальнем Востоке России» (1887 г.) отмечали, что жители анклава «вполне могут служить нашим станицам, их окружающим, примером порядка, чистоты, трудолюбия и вкуса»[769]. С другой стороны, чрезмерный контроль за русскими землепашцами вел к их поражению в конкурентной борьбе за благовещенский рынок. По свидетельству известного российского путешественника М.И. Венюкова, военный деспотизм казачьих начальников значительно тормозил экономическое развитие региона[770].

Скептически отзывался об административных запретах и В.В. Граве, полагавший, что эффективными эти меры будут только тогда, «когда они направлены против особенностей и принципов китайской торговли, а также против внутренних барьеров для развития российского предпринимательства»[771].

Различные точки зрения на проблему китайской конкуренции высказывались и внутри зарождающегося на Амуре рабочего движения. Автор «Амурской правды» Матюгин в декабре 1905 г. предлагал ограничить наплыв в область дешевой рабочей силы, предполагая, что «при свободном доступе китайцев плодами борьбы рабочего класса за свободу воспользуются лишь китайцы да капиталисты»[772]. Однако другой активист рабочего движения, публиковавшийся под псевдонимом «Пролетарий», называл подобные взгляды шовинистическими и противоречившими экономической науке, предлагая, в свою очередь, шире вовлекать китайских рабочих в борьбу под красным флагом[773].

Известны случаи как враждебного отношения, так и преступных действий (вплоть до убийств) русского и китайского населения Приамурья и Северной Маньчжурии друг против друга. Так, например, по свидетельству шанхайской газеты «Чжунвай жибао», еще в октябре 1898 г. в провинции Хэйлунцзян «большие группы гражданского населения препятствовали русским строить железную дорогу; женщины и дети с мотыгами в руках готовы были к столкновениям с русскими»[774]. Как сообщал Тэбцин в Цзюньцзичу (Военный совет), в 1859 г., «русские, опираясь на силу, вторгаются в (китайские – О.Т.) караулы, их торговцы ездят повсюду, не уважая правил и законов»[775]. По данным канцелярии военного губернатора Амурской области, в 1890-1894 гг. на территории области было зафиксировано 3 эпизода убийства, 3 ранения и 5 ограблений китайцев русскими подданными, а 7 китайцев были убиты неизвестными. За тот же период китайскими преступниками были убиты 2 русских подданных и ограблен русский заимок[776].

Особенно сильно обострились отношения между подданными двух государств в период войны 1900 г. и оккупации Маньчжурии. Как указывал хэйлунцзянский цзянцзюнь Са Бао, «я никогда не видел таких ужасных вещей в своей жизни, если один или два местных жителя приближались к русским в то время, офицеры угрожали застрелить их»[777]. Китайцы отвечали тем же. По словам современника, «жители Цицикара настроены были несомненно враждебно и в глухих переулках в меня не раз бросали из толпы апельсиновыми корками, песком и, случалось, так на меня посматривали с боку, что становилось жутко»[778].

С другой стороны, человеческая доброта и сострадание также не знали границ и национальной принадлежности, даже в эти полные безумия дни. По данным В.Г. Дацышена, зимой 1900-1901 гг. в Пекине российскими представителями ежедневно выдавалось по 18 тыс. порций каши, 15 тыс. паек риса, теплая одежда. Продовольствие и одежду выдавал в провинции Хэйлунцзян и благотворительный комитет Соковкина[779]. Священник 17-го полевого запасного госпиталя отец Павел Крахмалев все свое содержание (200 рублей в месяц) отдавал бедным китайским семьям. Известная в Благовещенске меценатка М.А Мордина с 1902 г. платила за содержание в гимназии привезенной из Маньчжурии девочки-сироты[780]. Однако подобные случаи были все же редким исключением.

Таким образом, общий фон восприятия друг друга русскими и китайскими жителями региона был негативным. Главной причиной подобных настроений было не чувство собственного национального превосходства, а ощущение угрозы, исходящей от соседнего государства. Представители как властей, так и различных слоев населения российского Приамурья и Северной Маньчжурии выступали, в основном, за ужесточение иммиграционного режима. Противники же подобных мер и не скрывали, что руководствуются главным образом корпоративными интересами (от извлечения бóльших прибылей до вовлечения большего числа рабочих в дело революции).

В связи с вышеизложенным едва ли можно согласиться с отражающим официальную позицию советской исторической науки тезисом авторов книги «Международные отношения на Дальнем Востоке» о том, что в рассматриваемый период «… дружба между народами России, с одной стороны, Китая и Кореи – с другой, развивалась вопреки воле господствующих классов и выражавших их интересы правительств»[781].

При заключении российско-китайского Айгуньского договора (1858 г.) в качестве границы между двумя государствами на Дальнем Востоке был избран крупнейший в Северо-Восточной Азии естественно-географический рубеж – р. Амур, что стало итогом двухвековых усилий отечественной дипломатии. Вместе с тем р. Амур издавна являлась и главной транспортной артерией региона, а ее берега – очагом хозяйственной деятельности и административного строительства, поэтому Амур не только разграничивал территорию двух стран, но и соединял их народы.

Власти Восточно-Сибирского, с 1884 г. – Приамурского, генерал-губернаторства, а также образованной в 1858 г. Амурской области вынуждены были решать задачи не только эффективного управления, заселения и хозяйственного освоения новых территорий России, но и налаживания устойчивых добрососедских отношений с соседними территориями Китая: провинцией Хэйлунцзян, входящим в его состав Айгуньским фудутунством, Саньсинским фудутунством провинции Гирин, а также административно-территориальными единицами, возникшими на их территориях в начале XX в.

Со своей стороны, власти сопредельных китайских территорий стремились к сохранению остатков своего влияния на левом берегу Амура (левобережные пикеты и зазейский анклав) и недопущению распространения российского влияния на территорию Северной Маньчжурии.

Общая динамика межгосударственных отношений не всегда служила благоприятным фоном для нормального развития контактов и связей на местном уровне. Кроме того, Айгуньский договор не определял технологии имплементации своих зачастую слишком общих и недостаточно тщательно прописанных юридических норм, а местная международно-правовая база (правила пребывания иностранных подданных на своей территории и перехода границы, денонсация положения Айгуньского договора о зазейских маньчжурах, уставы таможенных учреждений, ограничения на экспорт и импорт отдельных групп товаров, судоходные режимы рек и др.) чаще всего принималась в одностороннем порядке, в результате чего приамурская тематика в свою очередь также создавала дополнительные проблемы дипломатам двух стран.

Основными проблемными блоками приграничных отношений в рассматриваемый период были:

Проблемы безопасности: военной, демографической, этнической, экономической, обусловленные отдаленностью региона от политических центров обоих государств, его экономической неосвоенностью и редким населением. Данные проблемы по своей значимости и степени внимания со стороны властей (центральных и местных) двух стран превалировали над другими и решались двумя путями: защиты от иностранного влияния и расширения сферы собственного контроля. К концу исследуемого периода стороны добились определенного паритета в их решении, заключающегося в формуле: полный российский контроль над левым берегом, а китайский – над правым, Амур – пограничная река.

Миграционные и диаспоральные процессы (взаимная миграция населения, в том числе и в нелегальных формах, наличие на территории России цинских подданных, находящихся на китайской военной службе). Данные процессы оказывали значительное и разностороннее (иногда негативное) влияние на военную, политическую, демографическую и экономическую ситуацию в приграничных регионах двух стран, а также выработку концепций безопасности. При решении проблем управления миграционными и диаспоральными процессами учитывались интересы обеспечения как собственной безопасности, так и экономического развития. В перспективе бóльшую угрозу могли представлять для российской стороны.

Политические проблемы (вооруженный конфликт 1900 г., недемаркированная граница по Амуру, соотношение статусов и равенство в дипломатических сношениях властей приграничных территорий двух стран), обусловленные как объективными (сложность обеспечения собственной безопасности), так и субъективными (желание властей обеспечить ее быстрыми и силовыми методами) причинами. Попытки неинституционального (силового) решения данных проблем приводили к наиболее негативным последствиям в двусторонних отношениях. В целом, российская сторона добилась большего успеха в тактическом решении политических проблем.

Экономические проблемы (регламентация внешнеэкономических связей, развитие торговли и создание эффективной транспортной инфраструктуры в целях решения внутренних проблем каждого из регионов). Были обусловлены наличием в Маньчжурии рынка сбыта, на Дальнем Востоке России – рынка потребления, а также значительной разницей цен и себестоимости товаров в двух регионах. Развитие торговли в большей степени обеспечивалось интересами продовольственной безопасности Амурской области.

В результате комплексного исследования отношений между российским Приамурьем и Северной Маньчжурией в различных сферах и использования значительного массива источников автор пришел к выводу, что общей целью внешней политики обеих стран в регионе во второй половине XIX – начале XX вв. было обеспечение собственной безопасности (стратегической, военной, политической, демографической, миграционной, экономической, продовольственной, экологической, культурной и пр.). В рамках этой цели, основной общей задачей внешней политики приамурских властей как России, так и Китая была защита собственных границ. Малочисленность приграничного населения усиливала взаимные подозрения властей двух стран в наличии агрессивных намерений. В политике России в отдельные периоды проявлялось стремление к расширению собственной зоны ответственности и влияния за рамки, определенные двусторонними договорами, в то время как позиция китайской стороны всегда заключалась в сопротивлении подобным попыткам. В основе внешнеполитической стратегии двух стран в Приамурье лежало стремление не только к усилению своих позиций, но и к ослаблению позиций партнера, то есть процессы, определяемые современной теорией международных отношений как комбинации с нулевой суммой. Характерной чертой приграничных отношений на Амуре была высокая степень недоверия между акторами (субъектами) этих отношений. Очень часто действия сугубо административного характера, исходящие от соседней стороны, воспринимались как угроза для собственной безопасности в настоящем или в перспективе, что даже при условии отсутствия взаимной враждебности ставило обе стороны перед соблазном нанесения превентивного удара, обеспечивавшего бóльшую степень собственной подготовленности при возможном конфликте.

Анализ процессов и событий, связанных со всеми перечисленными проблемными блоками, позволяет выделить следующие этапы развития российско-китайских приграничных отношений:

1858 – середина 80-х гг. XIX в. В этот период происходит формирование качественно новых российско-китайских отношений в дальневосточном регионе. Заключаются базовые двусторонние договоры и соглашения, определяющие их характер на длительную перспективу (Айгуньский, Тяньцзиньский, Пекинский и Петербургский договоры, Правила для сухопутной торговли). Происходит обмен посольствами между двумя странами. Проведена делимитация границы на Амуре. На российской территории создается Амурская область (1858 г.). К 1886 г. полностью ликвидируются очаги российского присутствия на китайской территории (остров Арбун и желтугинские прииски). Происходит первая попытка решения «зазейской проблемы». В 1880-1887 гг. проводится поэтапное размежевание экономических зон российских и китайских подданных в зазейском районе. Задачи экономического развития Дальнего Востока приводят российские власти к осознанию необходимости как стимулирования его колонизации российскими подданными (что активно происходит), так и привлечения китайцев на отдельные производства (что только намечается). Российская дальневосточная администрация приступает к делу налаживания дружественных отношений с соседними цинскими властями. Именно российские власти владеют инициативой в двусторонних отношениях, вынуждая цинских чиновников лишь соглашаться или не соглашаться с предлагаемыми проектами, постепенно принуждая их к необходимости строить отношения на равноправной основе. На этом этапе еще слабы получившие новый статус (50-верстная беспошлинная зона) внешнеэкономические связи. Развивается, главным образом, приграничная торговля. Россия владеет монополией на судоходство по Амуру, однако попытки организовать российские торговые экспедиции на Сунгари встречают яростное сопротивление местных китайских властей.

Середина 80-х гг. XIX в. – 1900 г. Происходят постепенные процессы оптимизации и усложнения структуры отношений. В 1884 г. образовано Приамурское генерал-губернаторство, что усиливает властную вертикаль на Дальнем Востоке России. В 1895 г. создается ведомство пограничного комиссара Амурской области, который берет на себя контроль за отношениями с Китаем. Китайские власти переходят к политике привлечения переселенцев из внутренних регионов страны в Северную Маньчжурию. С конца 80-х гг. начинается массовый въезд китайских старателей на прииски Амурской области. В 1886 г. вступает в силу первый российский законодательный акт, регламентирующий пребывание в области китайских подданных. К концу XIX в. наряду с ужесточением пропускного режима происходит и увеличение пограничных пунктов пропуска (с двух до семи). Не возникает споров о принадлежности островов на Амуре. В конце 80-х гг. происходит оживление внешней торговли, в том числе транзитной (скотопрогон, а с середины 90-х гг. – судоходство на Сунгари, монополизированное Россией). В торговле доминирует ввоз в Россию китайского зерна, продукции скотоводства и пищевого спирта, что создает ситуацию значительного превышения китайского экспорта над импортом. После недолгого союза (1895-1897 гг.) межгосударственные российско-китайские отношения в 1898 г. вновь ухудшаются.

1900-1906 гг. Ответной реакцией Цинской империи на захваты держав становится поддержка ее властями восстания ихэтуаней. Оккупировавшая территорию Маньчжурии и затягивающая вывод войск после подписания соглашения 1902 г. Россия действует в изоляции против Англии, Японии и Китая, что приводит к катастрофе ее нового дальневосточного курса в ходе войны с Японией. В период оккупации Маньчжурии китайская дипломатия, занимая выжидательную позицию, использует фактор угрозы вмешательства третьих стран. Российская сторона безраздельно господствует на правом берегу Амура, где в этот период практически отсутствуют признаки китайского суверенитета. Отношения международные превращаются в режим оккупации. В связи с этим на первые роли выходят функции военного и полицейского контроля. Ликвидируется постоянное цинское этническое присутствие на левом берегу (зазейский анклав), вся транспортная сеть находится в руках России, а ее торговля получает неограниченные преимущества.

1907-1916 гг. Усиление роли китайской стороны в отношениях с Дальним Востоком России. На правом берегу Амура происходит реформа местных органов власти, что приводит к их демилитаризации. Заключаются российско-китайские соглашения о запрете экспорта в Россию китайского спирта, судоходном режиме на р. Сунгари, строительстве железной дороги Харбин-Хэйхэ. Усиление экономической периферийности Амурской области после окончания строительства КВЖД заставляет правительство России приступить к строительству Транссибирской магистрали. Россия вынуждена ликвидировать свое присутствие на правом берегу Амура. Китайская сторона предъявляет претензии на некоторые амурские острова. Обе страны стремятся минимизировать влияние друг друга, апеллируя к третьим странам и отказываясь от идеи прямого военного столкновения. Отношения вновь входят в рамки структурного равновесия, при этом китайская сторона все чаще проявляет инициативу, отстаивая свою позицию во время переговоров и явочным путем принимая односторонние действия. В этот период значительно вырос бюрократический аппарат, отвечающий за приграничные связи (консульский, таможенный, полицейский и др.), что не всегда повышало его функциональную эффективность. С другой стороны, росла торговля и версифицировались инфраструктурные проекты (интенсификация использования р. Сунгари, появление китайского крупнотоннажного флота, начало реализации проекта железнодорожного соединения Амура с КВЖД). В российском Приамурье растут опасения по поводу китайской угрозы, связанные с проведением оборонных и колонизационных мероприятий в Северной Маньчжурии, динамизацией ее развития и массовым наплывом в Амурскую область китайских отходников, что вновь приводит к ужесточению иммиграционного режима (закон 1910 г., геттоизация проживающих в городах китайцев) и политики (особенно при Н.Л. Гондатти). Накануне первой мировой войны наблюдается значительный рост товарооборота, а затем его резкое снижение. Китайская сторона вынуждает Россию признать свои судоходные права на рр. Амур и Сунгари.

Резко изменившаяся в начале 20-х гг. XX в. политическая реальность не позволяет выявить фундаментальные последствия российско-китайских приграничных отношений на Амуре в исследуемый период. Несмотря на это, можно сделать некоторые выводы, характеризующие эти отношения.

Центральные правительства двух стран проявляли лишь эпизодическое внимание к развитию российско-китайских отношений в Приамурье, в большей степени связанное с изменениями геополитического характера (Крымская и опиумные войны, колониальный раздел Китая и восстание ихэтуаней, русско-японская война). Местные власти Дальнего Востока России и Маньчжурии достаточно часто настаивали на включении местной проблематики в содержание межгосударственного диалога, однако интересы поддержания общего благоприятного фона российско-китайских отношений и разрешения проблем на других участках весьма протяженной границы между двумя странами почти всегда приводили к сохранению статус-кво (поддержанию вынужденного мира и консервации конфликтов и проблем).

Международные миграционные процессы в Приамурье в середине XIX – начале XX вв. были разновекторными и обладали достаточно сложной структурой. Среди них постоянный и нарастающий характер имело лишь движение китайских отходников в пределы России, при этом узкая специализация мигрантов определяла структурную гомогенность данного потока. Исходя из степени оседлости и административного контроля со стороны местных властей, иммигрантов можно разделить на следующие группы: постоянно проживавшие в 1674-1900 гг. на левом берегу цинские подданные зазейского района, китайские мигранты, прибывшие на территорию российского Приамурья для резидентного проживания после заключения Айгуньского договора, временные (сезонные) мигранты и нелегальные мигранты, проникавшие на сопредельную территорию в нарушение международного и местного законодательства. Фактор постоянного проживания на иностранной территории своих подданных, находившихся на военной службе, рассматривался цинскими властями в качестве значимого политического аргумента и использовался как инструмент давления на партнера. Отсутствие политики поощрения миграции за рубеж объяснялось экономической неразвитостью собственных территорий и нежеланием добавлять излишнюю остроту в отношения между двумя странами. Местные власти стремились к ограничительным и запретительным мерам в отношении лиц, имевших зарубежное подданство, при этом китайские власти предпочитали запрещать любую миграцию из России, а российские власти категорически возражали лишь против экстерриториальности жителей зазейского района и проникновения беспаспортных и безбилетных китайцев, допуская другие формы миграции настолько, насколько это диктовалось экономическими интересами развития Дальнего Востока России.

Главной проблемой политических отношений между сопредельными территориями России и Китая в Приамурье являлось обеспечение контроля над границей и приграничными территориями, как собственными, так, по возможности, и соседнего государства. Основной особенностью границы в регионе являлось то, что она проходила по естественному водному рубежу (р. Амур), что способствовало, с одной стороны, сохранению стабильности, а с другой, поскольку данная река играла роль важной транспортной (в том числе и военно-транспортной) артерии для российского Приамурья и Северной Маньчжурии, – соблазну превратить пограничную реку во внутреннюю. Вместе с тем в течение всего исследуемого периода данная проблема так и не была решена. Потерпели провал попытки обеспечения собственной безопасности за счет ослабления позиций партнера. Не была проведена полноценная демаркация границы на Амуре, что провоцировало множество споров по поводу государственной принадлежности островов. Война 1900 г. привела к негативным последствиям как для России, так и для Китая. До конца исследуемого периода не произошло определения соотношения статуса властей приграничных территорий двух стран. Не было организовано достаточно эффективное функционирование специализированных органов внешних сношений. Переоценка собственных сил российской стороной и ее чрезмерно амбициозные и непродуманные действия привели в конечном итоге к усилению в регионе политических позиций китайских приграничных властей и необходимости заново выстраивать систему отношений с ними, базирующуюся на новых принципах. Последствия взаимного недоверия и войны 1900 г. оказывали негативное воздействие на приграничные отношения, вызывая в России синдром китайской, а в Китае – русской угрозы.

Несмотря на то, что российские и китайские власти приоритет отдавали военно-стратегическим задачам в регионе, развивалась и экономическая интеграция, обусловленная интересами и потребностями населения. Основным сегментом внешнеэкономических связей в Приамурье во второй половине XIX – начале XX вв. была российско-китайская торговля: приграничная и транзитная. Увеличение товарооборота и оптимизация форм торговых связей между российским Приамурьем и Северной Маньчжурией вызывали к жизни инфраструктурные проекты. Правовой режим внешнеэкономических связей регулировался большим числом международных нормативных актов, однако со временем появились признаки перехода от конвенционного к автономному режиму регулирования торговли. Местные власти и деловые сообщества российского Приамурья и Северной Маньчжурии активно участвовали в процессе выработки решений на межгосударственном уровне. С другой стороны, не всегда позитивным был диалог местных властей, что часто побуждало их действовать через дипломатические ведомства своих стран. Как российская, так и китайская стороны иногда прибегали к политике ограничения и даже запрета экспорта отдельных групп товаров по политическим мотивам. Значительные объемы имели контрабандные формы торговли, борьба с которыми не отличалась успехом. Для российского Приамурья внешнеэкономические связи с Китаем имели как позитивные, так и негативные стороны. В большем выигрыше оказывалась китайская сторона.

Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Фонды: 137 (Отчеты Министерства иностранных дел России), 138 (Секретный архив министра), 143 (Китайский стол), 148 (Тихоокеанский стол), 152 (Библиотека азиатского департамента), 188 (Миссия в Пекине), 267 (Генеральное консульство в Мукдене), 301 (Генеральное консульство в Харбине), 304 (Консульство в Цицикаре), 326 (Архив дипломатической канцелярии наместника его императорского величества на Дальнем Востоке), 327 (Чиновник по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе), 344 (Вице-консул в Айгуне).

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Фонды: Военно-учетный архив (ВУА), 486 (Военные действия в Китае в 1900-1901 гг.), 846 (Коллекция ВУА), 1558 (Штаб Приамурского военного округа), 2000 (Главное управление Генерального штаба).

Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ). Фонды: 701 (Главное управление Восточной Сибири), 702 (Канцелярия приамурского генерал-губернатора), 704 (Канцелярия военного губернатора Амурской области).

Государственный архив Амурской области (ГААО). Фонды: 15 (Канцелярия военного губернатора Амурской области), 32 (Пограничный комиссар Амурской области), 53 (Благовещенская таможня).

Благовещенску сто лет (1858-1958). - Благовещенск, 1959.

Временные правила для действий китайской таможни на станциях Маньчжурия и Пограничная (Суйфэньхэ). - Харбин, 1908.

Временные правила о торговле по р. Сунгари. - Харбин, 1909.

Временные таможенные правила о надзоре за движением судов, привозом и вывозом товаров на р. Сунгари. - Харбин, 1910.

Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). - М., 1927.

Движение китайцев в Россию принимает угрожающие размеры//Источник. - 1997. - № 1.

Материалы для описания военных действий в Китае в 1900-1901 гг. - СПб., 1902-1908.

Русско-китайские отношения. 1689-1916: Официальные документы. - М.,1958.

Сборник договоров и дипломатических документов по делам Дальнего Востока, 1895-1905. - СПб., 1906.

Сборник договоров России с другими государствами (1856-1917). - М., 1952.

Сборник договоров России с Китаем. - СПб., 1889.

Ткаченко Б.И. Восточная граница между Россией и Китаем в договорах и соглашениях XVII – XX веков. - Владивосток, 1999.

Price E.B. The Russo-japanese Treaties of 1907-1916 Concerning Manchuria and Mongolia. Baltimore, 1933.

The Executive Documents of the Second Session of the 52-nd Congress. 1892-1893. Washington. 1893.

Treaties and Agreements with and Concerning China (1894-1919) comp. and ed. By John V. MacMurray. Vol.2. N.Y. 1921.

Дунбэй гоцзи юэчжан хуэйши, 1689-1919 нянь (Международные договоры о Северо-восточном Китае с комментариями, 1689-1919 гг.). - Харбин, 1987.

Ихэтуань дан’ань шиляо (Архивные материалы по движению ихэтуаней). - Пекин, 1959.

Цзиньдай чжун-вай тяоюэ сюаньси (Избранные договоры Китая с другими государствами нового времени с комментариями). - Пекин, 1998.

Циндай Хэйлунцзян лиши данань сюаньбянь (Избранные архивные материалы по истории провинции Хэйлунцзян в эпоху Цин). - Харбин, 1986.

Циндай чжун-э гуаньси дан'ань шиляо сюаньбянь (Избранные архивные материалы по истории китайско-российских отношений в эпоху Цин). - 3-е изд. - Пекин, 1979.

Цинцзи вайцзяо шиляо. Гуансюй чао (Материалы по истории внешних сношений в конце правления династии Цин, эпоха Гуансюй). - Бэйпин, 1934.

Цин шилу Хэйлунцзян шиляо гаочао (Избранные материалы по истории провинции Хэйлунцзян, вошедшие в «Подлинные записи эпохи Цин»). - Харбин, 1983.

Цянь Сюнь. Чжун-э цзеюэ цзяочжу (Комментарии к китайско-русским пограничным конвенциям). - Б. м., 1894.

Чжун-вай цзяошэлэй яобяо. Гуансюй туншан цзунхэбяо (Краткие таблицы внешних сношений Китая; подробные таблицы торговли в эпоху Гуансюй). - Б.м., 1894.

Чжунго цзиньдай бупиндэн тяоюэ сюаньбянь юй цзешао (Избранные неравноправные договоры Китая нового времени с комментариями). - Пекин, 1993.

Чжун-э гуаньси цзыляо сюаньбянь (Избранные материалы по китайско-российским отношениям). - Хух-Хото, 1976.

Барабаш Я.Ф. Записка об условиях, способах и средствах, обеспечивающих успех военных столкновений с Китаем в Приамурском военном округе//Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. - СПб., 1888. - Вып.30.

Венюков. Материалы для военного обозрения русских границ в Азии. Четвертый участок. Маньчжурия//Военный сборник. - 1872. - Т.86. - № 7.

Всеподданнейший отчет Приамурского генерал-губернатора С.М. Духовского за 1893, 1894 и 1895 гг. - СПб., 1895.

Всеподданнейший отчет Приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта С.М. Духовского за 1896-1897 гг. - СПб., 1898.

Голубцов Н.З. Амурский календарь на 1902 год. - Благовещенск, 1902.

Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье//Труды командированной по высочайшему повелению амурской экспедиции. - СПб., 1912. - Вып.11.

Грумм-Гржимайло Г.Е. Описание Амурской области. - СПб., 1894.

Даттан А.В. Исторический очерк развития приамурской торговли. - М., 1897.

Доброловский И.А. Хэйлунцзянская провинция Маньчжурии. Краткий очерк географии, путей сообщения, населения, администрации и экономического положения. - Харбин, 1906.

Домбровский А., Ворошилов В. Маньчжурия. - СПб., 1897.

Домбровский Я. Частновладельческие хозяйства в Амурской и Приморской областях//Приамурские ведомости. - 1897. - 23 февраля.

Домбровский Я. Золотой промысел в Хинганской системе//Приамурские ведомости. - 1897. - 18 мая.

Зинченко Н.Е. Русско-китайская торговля. - СПб., 1898.

Кириллов А.В. Географическо-статистический словарь Амурской и Приморской областей со включением некоторых пунктов сопредельных с ними стран. - Благовещенск, 1894.

Кириллов А.В. Корейцы села Благословенного//Приамурские ведомости. - 1895. - 5 февраля (приложение).

Манакин М. Описание пути от Старо-Цурухайтуевского караула до г. Благовещенска, через города Мерген и Айгун//Записки Читинского отделения императорского русского географического общества. – Чита, 1901. - Вып.4.

Материалы по изучению рабочего вопроса в Приамурье. - СПб., 1912. - Вып.2.

Матюнин Н.Г. Записка о китайцах и маньчжурах, проживающих на левом берегу Амура//Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. - СПб., 1894. - Вып.58.

Надаров И.П. К истории пароходства по р. Сунгари//Приамурские ведомости. - 1897. - 14 декабря.

Назаров А.Ю. Военно-статистический очерк Амурской области//Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. - СПб., 1888. - Вып.31.

Назаров А.Ю. Маньчжуры, дауры и китайцы Амурской области//Известия Восточно-сибирского отдела императорского русского географического общества. - Иркутск. - 1883. - Т.14. - № 1-2 (приложение).

Обзор Амурской области за 1896 г. - Благовещенск, 1897.

Обзор Амурской области за 1897 г. - Благовещенск, 1899.

Обзор Амурской области за 1898 г. - Благовещенск, 1899.

Обзор Амурской области за 1899 г. - Благовещенск, 1900.

Обзор Амурской области за 1900 г. - Благовещенск, 1901.

Обзор Амурской области за 1901 г. - Благовещенск, 1902.

Обзор Амурской области за 1903 г. - Благовещенск, 1904.

Обзор Амурской области за 1905 г. - Благовещенск, 1907.

Обзор Амурской области за 1909 г. - Благовещенск, 1910.

Обзор Амурской области за 1910 г. - Благовещенск, 1911.

Обзор Амурской области за 1911 г. - Благовещенск, 1912.

Обзор земледельческой колонизации Амурской области. - Благовещенск, 1913.

Отчет о деятельности Благовещенского биржевого общества и биржевого комитета за 1915 год. - Благовещенск, 1916.

Отчет Харбинского биржевого комитета за 1912 год. - Харбин, 1913.

Приложение к всеподданнейшему отчету военного губернатора Амурской области за 1912-1913 гг. - Благовещенск, 1915.

Приложение к всеподданнейшему отчету военного губернатора Амурской области за 1914 г. - Благовещенск, 1915.

Русское дело в Маньчжурии//Вестник Азии. - 1914. - № 23-24.

Сборник статистико-экономических сведений по Амурской области. - Благовещенск, 1917. - Вып.5.

Тимонов В.Е. Очерк главнейших водных путей Приамурского края. - СПб., 1897.

Тове Л.Л., Иванов Д.В. Отчет по статистико-экономическому и техническому исследованию золотопромышленности Амурско-Приморского района. - СПб., 1905.

Шимкевич П.П. Современное состояние инородцев Амурской области и бассейна Аргуни//Приамурские ведомости. - 1895. - 12, 26 марта (приложение).

Шренк Л.И. Об инородцах Амурского края. - СПб., 1883.

Шликевич С.П. Колонизационное значение земледелия в Приамурье//Труды командированной по высочайшему повелению амурской экспедиции. - СПб., 1911. - Вып.5.

Яшнов Е.Е. Китайское крестьянское хозяйство в Северной Маньчжурии. - Харбин, 1926.

Айхуэй сянь чжи (Описание уезда Айгунь). - Б. м., 1920.

Хэйлунцзян сянту лу (Записки местных очевидцев пров. Хэйлунцзян). - Харбин, 1987.

Хэйлунцзян чжи гао (Описание провинции Хэйлунцзян). Цз.35. - Бэйпин, 1933.

Хэйхэ гуаньчаши чоубань чжэн’у чжилюэ (Краткое описание пограничного округа Хэйхэ). - Б. м., б. г.

Хэйхэ даоинь чжэн’у чжи люэ (Краткое описание округа Хэйхэ). - Б. м., б. г.

Богданов Р.К. Воспоминания амурского казака о прошлом, с 1849 по 1880 год//Приамурские ведомости. - 1900. - 30 июля.

Венюков М.И. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. - Хабаровск, 1970.

Голубцов Н.З. Военные события 1900 г. на Амуре. - Благовещенск, 1901.

Дейч Л.Г. Бомбардировка Благовещенска китайцами. - Stuttgart, 1902.

Дневник Благовещенца//Восточный вестник. - 1900. - 27 августа.

Зиновьев Н.А. Из поездки на Сунгари//Приамурские ведомости. - 1895. - 3 декабря (приложение).

Кирхнер А.В. О событиях 1900 г.//Амурская газета. - 1901. - 1 июля.

Кирхнер А.В. Осада Благовещенска и взятие Айгуна. - Благовещенск, 1900.

Кузнецов П. Маньчжурское восстание в 1900 году. - СПб., 1901.

Лебедев А. Желтугинская республика в Китае//Русское богатство. - 1896. - № 9.

Макеев Н. Благовещенская паника//Амурский край. - 1900. - 30 июля.

Орлов Н.А. Забайкальцы в Маньчжурии в 1900 г. - СПб., 1901.

Шукевич В. Из воспоминаний о желтугинских вольных золотых приисках//Приамурские ведомости. - 1898. - 8 февраля.

Шумахер П.В. К истории приобретения Амура. Сношения с Китаем с 1848 по 1860 год//Русский архив. - 1878. - Кн.3.

Аварин В. Империализм в Маньчжурии. Т.1. Этапы империалистической борьбы за Маньчжурию. - М.-Л., 1934.

Алепко А.В. Китайское предпринимательство на российском Дальнем Востоке во второй половине XIX – начале XX вв.//Россия-Китай: история и современность. - Хабаровск, 2000.

Алепко А.В. Китайцы в амурской тайге. Отходничество в золотопромышленности Приамурья в конце XIX – начале XX в.//Россия и АТР. - 1996. - № 1.

Алепко А.В. Труд китайских рабочих в освоении Приамурья в 1906-1914 гг.//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Аманжолова Д.А. Казахский автономизм и Россия. История движения Алаш. - М., 1994.

Ананьич Б.В. Российское самодержавие и вывоз капиталов. 1895-1914 гг. (По материалам Учетно-ссудного банка Персии). - Л., 1975.

Анисимов А.Л. К итогам международной конференции по спорным пограничным вопросам//Дальний Восток России – Северо-Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: Материалы международной научно-практической конференции. - Хабаровск, 1998.

Анисимов А.Л. Роль администрации Восточной Сибири в формировании российско-китайской границы в середине XIX века//Россия-Китай: история и современность. - Хабаровск, 2000.

Артемьев А.Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII-XVIII вв. - Владивосток, 1999

Архангельский Г.В. Петр Бадмаев – знахарь, предприниматель и политик//Вопросы истории. - 1998. - № 2.

Барсуков И.П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. - М., 1891.

Белов Е.А. О вводе русских военных отрядов в Китай в 1911-1913 гг.//Проблемы Дальнего Востока. - 1998. - № 1.

Белов Е.А. Реакция в Китае на русско-монгольское соглашение 1912 г. (К истории русско-монгольских отношений)//Проблемы Дальнего Востока. - 1994. - № 4.

Белов Е.А. Русско-китайский спор в 1911-1912 гг. по вопросу пересмотра Петербургского договора 1881 г.//Восток. - 1993. - № 5.

Белов Е.А. Тибетская политика России (1900-1914 гг.)//Восток. - 1994. - № 3.

Белов Е.А., Лузянин С.Г. О концепции «монгольского вопроса» в «Истории Монгольской Народной Республики»//Восток. - 2000. - № 1.

Белоглазов Г.П. Русская флотилия на Сунгари (конец XIX – начало XX вв.)//Россия и АТР. - 1995. - № 2.

Бертон П. Периодизация российско-китайских отношений с семнадцатого по двадцать первый век//Дальний Восток России – Северо-Восток Китая: Исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: Пленарные доклады и отчет международной научно-практической конференции. - Хабаровск, 1998.

Беспрозванных Е.Л. Приамурье в системе русско-китайских отношений (XVII – сер. XIX в.). - Хабаровск, 1986.

Благовещенская «Утопия»//Вестник Европы. - 1910. - Кн.7.

Боришполец К.П. Методы, методики и процедуры прикладного анализа международных отношений//Международные отношения: социологические подходы. - М., 1998.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVII вв. - М., 1988.

Вайнштейн А.Л. Народное богатство и народнохозяйственное накопление предреволюционной России. - М., 1960.

Воскресенский А.Д. Россия и Китай: стратегия преемственности межгосударственных отношений//Общество и государство в Китае: Тезисы и доклады. 26-я науч. конф. - М., 1995.

Воскресенский А.Д. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. - М., 1999.

Галлямова Л.И. Развитие обрабатывающей промышленности Дальнего Востока во второй половине XIX – начале XX вв.//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.1.

Генис В.А. Депортация русских из Туркестана в 1921 году («Дело Сафарова»)//Вопросы истории. - 1998. - №1.

Глинский Б.Б. Пролог русско-японской войны. - СПб., 1916.

Гончаров С.Н. Китайская средневековая дипломатия: отношения между империями Цзинь и Сун (1127-1142). - М., 1986.

Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII – первой половине XIX в. - М., 1979.

Гущо И. К вопросу о месте впадения р. Уссури в р. Амур//Записки Приамурского отдела императорского русского географического общества. - Хабаровск, 1898. - Т.4. - Вып.2.

Дацышен В.Г. Инкоу: из опыта российского колониализма//Восток. - 1995. - № 4.

Дацышен В.Г. Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г. - СПб., 1996. - Ч.1.

Дацышен В.Г. Очерки истории российско-китайской границы во второй половине XIX – начале XX вв. - Кызыл, 2000.

Дацышен В.Г. История российско-китайских отношений в конце XIX – начале XX вв. - Красноярск, 2000.

Дацышен В.Г. Боксерская война. Военная кампания русской армии и флота в Китае в 1900-1901 гг. Красноярск, 2001.

Демьяненко А.Н. Социально-экономическое районообразование на юге Дальнего Востока России (середина XIX – начало XX вв.)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2002. - Т.3.

Денисов В.И. Россия на Дальнем Востоке. - СПб., 1913.

Дубровская Д.В. Илийский кризис в русско-китайских отношениях//Восток. - 1994. - № 5.

Емец В.А. Александр Петрович Извольский: министр-неудачник или реформатор?//Новая и новейшая история. - 1993. - № 1.

Емец В.А. Очерки внешней политики России в период первой мировой войны (Взаимоотношения России с союзниками по вопросам ведения войны). - М., 1977.

Ермак Г.Г. Традиционная система питания казачества Дальнего Востока (середина XIX – начало XX вв.)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2002. - Т.3.

Ефимов Г.В. Внешняя политика Китая. 1894-1899. - М., 1958.

Ефремов П.Н. Внешняя политика России (1907-1914 гг.). - М., 1961.

Зарецкая С.И. Внешняя политика Китая в 1856-1860 гг.: отношения с Англией и Францией. - М., 1976.

Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). - М., 1983.

Злотников М.Ф. Континентальная блокада и Россия. - М., 1966.

Игнатьев А.В. Политика соглашений и балансирования (Внешнеполитический курс России в 1906-1914 гг.)//Отечественная история. - 1997. - № 3.

Игнатьев А.В. Сергей Юльевич Витте – дипломат. - М., 1989.

История внешней политики России (конец XIX – начало XX вв.). Кн.5 (От русско-французского союза до Октябрьской революции). - М., 1999.

История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. – февраль 1917 г.). - М., 1991.

История Северо-Восточного Китая XVII-XX вв. - Владивосток, 1987. -Кн.1.

К.К. Маньчжурия – Сибирь Китая//Благовещенск. - 1907. - 5 июля.

Кабанов П.И. Амурский вопрос. - Благовещенск, 1959.

Калюжная Н.М. Восстание ихэтуаней (1898-1901). - М., 1978.

Карсаков Л.П. Золотая промышленность в Северной Маньчжурии (конец XIX – начало XX в.)//Дальний Восток России – Северо-Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: Материалы международной научно-практической конференции. - Хабаровск, 1998.

Киняпина Н.С. Николай I: личность и политика//Вестник Московского университета. - 2000. - Сер.8., 2000, № 6.

Киреев Г.В. 4200 километров границы с Китаем//Международная жизнь. - 1999. - № 2.

Кирхнер А.В. Правый берег реки Амура//Амурская газета. - 1902. - 7 июля, 25 октября

Китанина Т.М. Хлебная торговля в России в 1875-1914 гг. (Очерки правительственной политики). - Л., 1978.

Ковальченко И.Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX века. - М., 1967.

Кочегарова Е.Д. К истории развития золотопромышленности Приамурья (конец XIX – начало XX вв.)//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2000. - Вып.3.

Ладисов Г.Ю. Китайские подданные в Приамурье в конце XIX – начале XX вв.//Россия и Китай в прошлом и настоящем. - Благовещенск, 2001.

Ларин В.Л. Китай и Дальний Восток России в первой половине 90-х: проблемы регионального взаимодействия. - Владивосток, 1998.

Леонтьев Р.Г. Об этапах строительства Транссиба//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.1.

Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. - М., 1952. - Т.2.

Матюгин. Несколько слов о рабочих-китайцах//Амурская газета. - 1905. - 9 декабря.

Международные отношения на Дальнем Востоке. - М., 1973. - Кн.1.

Межуев Б.В. Моделирование понятия национальный интерес на примере дальневосточной политики России конца 19 – начала 20 вв.//Полис. - 1999. - № 1.

Мясников В.С. Взаимоотношения России с Китаем: тенденции, динамика, перспективы//Дальний Восток России – Северо-Восток Китая: Исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: Пленарные доклады и отчет международной научно-практической конференции. - Хабаровск, 1998.

Мясников В.С. Договорными статьями утвердили. Дипломатическая история русско-китайской границы XVII-XIX вв. - М., 1996.

Мясников В.С. Третья дальневосточная война 1894-1895 гг. и эволюция политики России в регионе//Проблемы Дальнего Востока. - 1995. - № 5.

Мясников В.С., Шепелева Н.В. Империя Цин и Россия в 17-начале 20 вв.//Китай и соседи в новое и новейшее время. - М., 1982.

Надаров И.П. Место впадения р. Уссури в р. Амур//Записки Приамурского отдела императорского русского географического общества. - Хабаровск, 1898. - Т.4. - Вып.2.

Нарочницкая Л.И. Россия и отмена нейтрализации Черного моря. 1856-1871 гг. - М., 1989.

Нарочницкий А.Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895. - М., 1956.

Непомнин О.Е. Экономическая история Китая 1864-1894 гг. - М., 1974.

Нестерова Е.И. Взаимодействие русской администрации и китайских мигрантов на юге Дальнего Востока России (вторая половина XIX – начало XX вв.): исторический опыт: Дис. …к.и.н. - Владивосток, 2000.

Нестерова Е.И. Деятельность китайских торговых обществ на Дальнем Востоке России в начале XX в.//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2001. - Вып.4.

Никольский Д.П. Международное право//Популярные лекции для самообразования юридического факультета семейного университета Ф.С. Комарского. - СПб., 1903.

Новиков В.С. Героическая эпопея (Оборона Петропавловска-на-Камчатке в 1854 г.)//Проблемы Дальнего Востока. - 1994. - № 1.

Онищук С.В. Типы общественного воспроизводства (политэкономия мирового исторического процесса)//Восток. - 1995. - № 1.

Осипов Ю.И. Крестьянство Дальнего Востока в период капитализма//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2000. - Вып.3.

Островский И.В. П.А. Столыпин и его время. - Новосибирск, 1992.

Петров А.И. Об одном из первых нововведений Н.Л. Гондатти в отношении китайских иммигрантов//Записки Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. - Благовещенск, 1999. - Вып.9.

Пожарский А. Предположения, относящиеся до поземельного устройства населения областей Амурской и Приморской//Приамурские ведомости. - 1899. - 21 ноября.

Поповичева Ю.Н. «Желтый вопрос» в деятельности высшей дальневосточной администрации (1883-1900)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Пролетарий. Еще о китайцах//Амурская газета. -1905. - 23 декабря.

Пронин А. Война с Желтороссией//Коммерсантъ ВЛАСТЬ. - 2000. - 7 ноября.

Прохоров А.А. К вопросу о советско-китайской границе. - М., 1975.

Прусис Т. В сделках с неприятелем: черноморская торговля в 1809-1810 гг.//Вопросы истории. -1995. - № 7.

Решетников Н.И. Китайские земледельцы на русском Дальнем Востоке в начале XX в.//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906): Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. - Л., 1928.

Романова Г.Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке. XIX – начало XX вв. - М., 1987.

Ромас А.А. Импорт рабочей силы на русский Дальний Восток//Записки Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. - Благовещенск, 1999. - Вып.9.

Ромас А.А. Китайские рабочие-мигранты в Приамурском крае (60-е гг. XIX в. – 1917 г.)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Самойлов Н.А. Китай в геополитических построениях российских авторов конца XIX – начала XX вв.//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Сергеева Г.П. Китайский аспект в период становления городской культуры Дальнего Востока//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2001. - Вып.4.

Сиверс В. Главнейшие сведения по морскому и международному праву. - СПб., 1902.

Сидоркина З.И. Исторические аспекты демографического развития и региональная политика//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). - М., 1974.

Сладковский М.И. Отношения между Россией и Китаем в середине XIX в.//Новая и новейшая история. - 1975. - № 3.

Соловьев Ф.В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1860-1917 гг.). - М., 1989.

Сорокина Т.Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политика администрации Приамурского края (конец XIX – начало XX вв.). - Омск, 1999.

Сорокина Т.Н. К вопросу о благоустройстве китайского квартала в Благовещенске: 1912-1914 гг.//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.2.

Сычевский Е.П. Русско-китайская торговля на Амуре в середине XIX столетия//Труды Благовещенского Государственного педагогического института им. М.И. Калинина. - Благовещенск, 1955. - Т.6.

Тимофеев О.А. История российско-китайских отношений: муниципальные связи сопредельных территорий (середина XIX в. – начало XX в.)//Россия и АТР. - 1997. - № 1.

Тимофеев О.А. Альтернативные планы железнодорожного строительства в Северной Маньчжурии в конце XIX – начале XX вв.//Благовещенской синологии 10 лет. - Благовещенск, 1999.

Тимофеев О.А. Спиртоторговля как элемент русско-китайских экономических связей в период капитализма//Благовещенской синологии 10 лет. - Благовещенск, 1999.

Тимофеев О.А. Желтугинские события и их влияние на отношения между пограничными властями России и Китая в первой половине 80-х гг. XIX в.//Записки Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. - Благовещенск, 1999. - Вып.9.

Тимофеев О.А. Правовое регулирование китайской трудовой миграции в Приамурье в период капитализма//Россия – Китай: история и современность. - Хабаровск, 2000.

Тимофеев О.А. Внешнеполитические концепции основных акторов международных отношений на Дальнем Востоке во второй половине XIX в.//Тезисы докладов 50-ой научно-практической конференции преподавателей и студентов Благовещенского государственного педагогического университета. - Благовещенск, 2000. - Ч.1.

Тимофеев О.А. Правовое регулирование торговли на Амуре в середине XIX – начале XX вв.//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2000. - Вып.3.

Тимофеев О.А. Формирование в Приамурье органов пограничной власти (сер. XIX – нач. XX вв.)//Приамурье на рубеже веков. Тезисы докладов региональной научно-практической конференции. - Благовещенск, 2001.

Тимофеев О.А. Особенности дальневосточной политики России в 1895-1900 гг.//Чтения памяти профессора Е.П. Сычевского. - Благовещенск, 2001. - Вып.2.

Тимофеев О.А. Международное судоходство на Сунгари во второй половине XIX – начале XX вв.//Россия и Китай в прошлом и настоящем. - Благовещенск, 2001.

Тимофеев П. Порто-франко на Дальнем Востоке и российский космополитизм. - М., 1908.

Ткаченко Б.И. Договор-закон (Из истории установления восточной границы между Россией и Китаем)//Россия и АТР. - 1996. - № 4.

Ткаченко Б.И. Россия-Китай: восточная граница в документах и фактах. - Владивосток, 1999.

Троицкая Н.А. Тоска о порто-франко. Из истории таможенной политики на русском Дальнем Востоке//Россия и АТР. - 1995. - №4.

Умрихин А.В. Очерки административно-территориального устройства Дальнего Востока России во второй половине XIX – начале XX вв. - Благовещенск, 2000.

Умрихин А.В. Влияние международной ситуации в Азиатско-Тихоокеанском регионе на административное реформирование Дальнего Востока России во второй половине XIX – начале XX вв.//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2000. - Вып.3.

Усов В.Н. Интернациональная помощь СССР в деле подготовки китайских партийных и революционных кадров в 20-30-е годы//Проблемы Дальнего Востока. - 1987. - № 5.

Устюгова О.А. К вопросу о роли торговли в развитии Дальнего Востока в 60-70-е гг. XIX в.//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2000. - Вып.3.

Устюгова О.А. Развитие мясной торговли на юге Дальнего Востока России в 80-90-е гг. XIX в.//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.1.

Устюгова О.А. Хлебная торговля на юге Дальнего Востока России в 80-е гг. XIX в. (по материалам губернаторских отчетов)//Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2000. Вып.3.

Хевролина В.М. Внешнеполитические взгляды славянофилов конца XIX в.//Новая и новейшая история. -1998. - № 2.

Хевролина В.М. Российский дипломат граф Н.П. Игнатьев//Новая и новейшая история. - 1992. - № 1.

Ходжаев А. Захват цинским Китаем Джунгарии и Восточного Туркестана. Борьба против завоевателей//Китай и соседи в новое и новейшее время. - М., 1982.

Холкина Т.А., Ермацанс И.Е. Японцы в Приамурье: конец XIX – XX вв. //Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Благовещенск, 2001. - Вып.4.

Хроленок С.Ф. Китайские и корейские отходники на золотых приисках русского Дальнего Востока (конец XIX – начало XX в.)//Восток. - 1995. - № 6.

Яковлева О.А. Проблема отмены системы порто-франко на Дальнем Востоке России (1907-1917 гг.)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Благовещенск, 2001. - Т.1.

Brokaw C.J. Commercial Publishing in Late Imperial China: The Zou and Ma Family Businesses of Sibao, Fujian. – Late Imperial China, Vol.17. 1996, No.1.

Clyde P.H. International Rivalries in Manchuria, 1689-1922. Columbus (Ohio), 1928.

Cockrane J., Piore A. Barbarians From the North. – Newsweek. 2002. Оctober, 28.

Geyer D. Der russische Imperialismus Studien über den Zuzammenhang von innerer und auswärtiger Politik 1860-1914. Göttingen, 1977.

Ignat’ev A.V. The Foreign Policy of Russia in the Far East at the Turn of XIX & XX Centuries//Imperial Russian Foreign Policy. Cambridge-N.Y.-Melbourne, 1993.

Jelavich B. A Century of Russian Foreign Policy, 1814-1914. Philadelphia – N.Y., 1964.

Jervis R. Perception and Misperception in International Politics. Princeton, 1976.

Jervis R. Cooperation under the Security Dilemma. – World Politics, Vol.30. 1978, No.2.

Judd D. Empire. The British Imperial Experience, from 1765 to the Present. L., 1996.

Lemps, de X.H. La faible emigration des Espagnols vers les Philippines: vastes projets et maigres réalisations des derniéres années de colonisation espagnole, 1881-1898//Las Relaciones Internacionales en el Pacífico (siglos XVIII-XX). Madrid, 1997.

Melander E. Anarchy Within: The Security Dilemma Between Ethnic Groups in Emerging Anarchy. – Uppsala University Department of Peace and Conflict Research Report. 1999, No.52.

Oye, van der D.S. Yellow Peril, or Righteous Fists: Russia’s Ambivalent Response to the Boxer Rebellion of 1900//Дальний Восток России – Северо-Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: Материалы международной научно-практической конференции. - Хабаровск, 1998.

W. Poundstone. Prisoner’s Dilemma. John Von Neumann, Game Theory and the Puzzle of the Bomb. Anchor, 1993.

Quested R. Local Sino-Russian political relations in Manchuria 1895-1990. Some researches from Chinese and Russian sources. – Journal of Oriental Studies, Vol.10. 1972, No.2.

Snyder G.H. The Security Dilemma in Alliance Politics. – World Politics, Vol.36. 1984, No.4.

Spiezio K.E. British Hegemony and Major Power War, 1815-1939: An Empirical Test of Gilpin’s Model of Hegemonic Governance. – International Studies Quarterly, Vol.34. 1990, No.1.

Бу Пин. Чжун-э дунбу бяньцзе лиши каоча (Исследование истории восточного участка китайско-российской границы)//Сюэси юй таньсо. - 1983. - № 6.

Ван Силян. Июнцзюнь ши (История армии справедливых и храбрых). - Харбин, 1987.

Ван Цзинъюй. 19 шицзи мо-йе вайго цзай Хуа иньхан-дэ тоуцзы ходун (Инвестиционная деятельность иностранных банков в Китае в конце XIX в.)//Цзиньдай ши яньцзю. - 1997. - № 4.

Ван Эньюн и др. Чжэнчжи дилисюэ (Политическая география). - Пекин, 1999.

Гао Эньлинь, Фан Яньцин. Хэйлунцзян шэн 25 сянь шэчжи шицзянь (Время создания уездов пров. Хэйлунцзян)//Дунбэй дифанши яньцзю. - 1985. - № 3.

Го Гуйлань. Шилунь дунбэй ихэтуань юньдун-дэ лиши тэдянь (Об исторических особенностях движения ихэтуаней в Северо-Восточном Китае)//Бэйфан луньцун. - 1995. - № 2.

Го Юньшэнь. Чжун-э Айхуэй маои (Китайско-российская торговля в Айгуне)//Хэйхэ сюэкань. - 1987. - № 4.

Го Юньшэнь. 19 шицзимо чжун-э Хэйлунцзян хэ Усулицзян яньань-дэ шаоцзю маои (Китайско-русская торговля спиртом на берегах рр. Хэйлунцзян и Уссури в конце ХIХ в.)//Бэйфан луньцун. - 1990. - № 2.

Дин Миннань и др. Дигочжуи цинь Хуа ши (История империалистической агрессии в Китае). - Пекин, 1961.

Ли Гуан. Айго кан э-дэ шу Хэйлунцзян цзянцзюнь Шоу Шань (Хэйлунцзянский губернатор-патриот Шоу Шань и его борьба с Россией)//Бэйфан луньцун. - 1980. - № 8.

Ли Цзикуй. Чжунго цюйчжу Мохэ ша Э цзиньфэй-дэ доучжэн (Борьба Китая за изгнание русских старателей из Мохэ)//Сюэси юй таньсо. - 1980. - № 2.

Ли Юнчан. Люй э хуагун юй шиюэ гэмин (Китайские рабочие в России и октябрьская революция). - Шицзячжуан, 1988.

Лю Банкунь. Дай ни ю Хэйхэ (Возьму тебя в Хэйхэ). - Харбин, 2000.

Лю Банхоу. 1961 нянь хоу Цин чжэнфу цзай Хэйлунцзян цзоань-дэ сюньбянь ходун (Инспекции цинского правительства на левом берегу р. Хэйлунцзян после 1861 г.)//Бэйфан луньцун. - 1980. - № 3.

Лян Цзы. Цили цзай Хэйлунцзян пань-дэ гучен – Айхуэй (Древний город Айгунь, стоящий на берегу р. Хэйлунцзян)//Фэньдоу. - 1980. - № 10.

Ма Жухэн, Ма Дачжэн. Циндай-дэ бяньцзян чжэнцэ (Пограничная политика в эпоху Цин). - Пекин, 1994.

Ма Чжинин. 19 шицзи эго тун чжунго дунбэй дицюй-дэ бяньцзин маои (Приграничная торговля России с Северо-Восточным Китаем в XIX в.)//Хэйхэ сюэкань. - 1985. - №4.

Пэн Цзяюань. Чжунго бяньди-чжи сянькуан юй иминь (Современное положение и переселение в пограничные районы Китая)//Дунфан цзачжи. - 1926. - Цз.22. - № 6.

Са Бэньжэнь, Пань Синмин. 20 шицзи-дэ чжун-ин гуаньси (Китайско-английские отношения в XX веке). - Шанхай, 1996.

Сюй Шумин. Циндай дунбэй дицюй туди кайкэнь шулюэ (Краткий очерк освоения целины Северо-Восточного Китая в эпоху Цин)//Циндай бяньцзян кайфа яньцзю (Изучение освоения пограничных территорий в эпоху Цин). - Пекин, 1990.

Сюэ Сяньтянь. Хайланьпао цань’ань сынань жэньшу цзюцзин ю дошао? (Сколько же человек пострадало во время трагических событий в Благовещенске)//Лиши яньцзю. - 1980. - № 1.

Сюэ Сяньтянь. 1900 нянь дун саньшэн-дэ кан’э чжаньчжэн цзи ци шибай-дэ цзяосюнь (Маньчжурская война 1900 г. с Россией и причины поражения в ней)//Цинши яньцзюцзи (Сборник исследований по истории династии Цин). - Чэнду, 1984.

У Ши‘ин. Лунь дунбэй ихэтуань-дэ фачжань цзедуань цзи ци тэдянь (О периодах развития движения ихэтуаней в Северо-Восточном Китае и их особенностях)//Бэйфан луньцун. - 1991. - № 1.

Хэ Сяньпин. Цзиньдай ди э дуй Хаэрбинь идай-дэ цзинцзи люэдо (Экономическая экспансия империалистической России в районе Харбина в новое время)//Дунбэй дифанши яньцзю. - 1985. - № 3.

Цзя Чэнсянь, Лю Инхун. Миньго шици дунбэй бэйбу миньцзу гуншан фачжань-дэ юаньинь (Причины развития национальной промышленности и торговли в Северной части Северо-Восточного Китая в годы Китайской республики)//Бэйфан луньцун. - 1990. - № 5.

Ци Сюэцзюнь. Хэйхэ шихуа (Очерки по истории Хэйхэ). - Харбин, 1997.

Циндай цюаньши (Полная история династии Цин). - Шэньян, 1995.

Цюй Цунгуй. Дунбэй цзиньдай цзечу-дэ айгочжэ юй ци’ецзя Ли Цзиньюн (Выдающийся патриот-предприниматель Северо-Восточного Китая в новое время Ли Цзиньюн)//Бэйфан луньцун. - 1986. - № 3.

Цянь Чжисю. Чжунго телу-чжи гоцзи цзинчжэн (Международная железнодорожная конкуренция в Китае)//Дунфан цзачжи. - 1914. - Цз.10. - № 9.

Чжан Тайсян. Маньцзу-дэ цзюэци юй Циндай-чжи Хэйлунцзян (Истоки маньчжур и Амур в эпоху Цин)//Фэньдоу. - 1980. - № 4.

Чжан Тайсян. Хэйлунцзян гудай цзяньчжи (Краткое описание провинции Хэйлунцзян в древности). - Харбин, 1988.

Чжан Фэнмин. Ди э дуй Чжунго дунбэй бэйбу-дэ цзинцзи люэдо цзи ци хоуго (Экономическая экспансия империалистической России против Северной Маньчжурии и ее последствия)//Дунбэй дифанши яньцзю. - 1988. - № 1.

Чжан Цзунхай. Ша э гэчжань Хэйлунцзян, Усулицзян дицюй, шиюн хуагун вэньти-дэ таньтао (К вопросу об использовании китайских рабочих в захваченных царской Россией Приамурском и Уссурийском краях)//Сиболия юй юаньдун. - 1985. - № 1.

Чжан Цзунхай. Мулавэйюэфу юй «Чжун-э айхуэй тяоюэ» (Муравьев и китайско-российский Айгуньский договор)//Хэйхэ сюэкань. - 1988. - № 2.

Чжан Чао. Цин мо кан э минцзян Ян Фэн Сян (Знаменитый полководец войны против России Ян Сифэн (Фэн Сян))//Дунбэй дифанши яньцзю. - 1988. - № 2.

Чжан Чжицян. Цзиньдай дунбэй-дэ чжаю’е (Маслобойная промышленность Северо-Восточного Китая в новое время)//Дунбэй дифанши яньцзю. - 1984.

Чэн Мэйсю. Циндай Шаньдун шанжэнь цзай дунбэй цзиншан шулюэ (Краткий очерк деятельности шаньдунских купцов в Маньчжурии в эпоху Цин)//Бэйфан луньцун. - 1995. - № 6.

Ша Э бачжань цзяндун 64 тунь-дэ цяньцянь-хоухоу – 73 вэй лаожэнь фанвэнь цзи (До и после захвата царской Россией 64 поселков. Опрос 73 старожилов)//Сюэси юй таньсо. -1979. - № 1.

Ша Э цинь Хуа ши (История агрессии царской России против Китая). - Шанхай, 1975.

Ша Э юй дунбэй (Царская Россия и Северо-Восточный Китай). - Чанчунь, 1985.

Ши Юаньхуа. Чжунхуа миньго вайцзяо ши (История дипломатии Китайской Республики). - Шанхай, 1994.

Сборник газеты «Амурский край». Статьи о событиях на Амуре, помещенные в газете с 1-го июля по 1-е августа 1900 года. Благовещенск, 1900.

Записки Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. 1999.

Записки Приамурского отдела императорского общества востоковедения. 1913, 1916.

Записки Приамурского отдела императорского русского географического общества. 1898.

Записки Читинского отделения императорского русского географического общества. 1901.

Известия Восточно-сибирского отдела императорского русского географического общества. 1883

Исторический опыт освоения Дальнего Востока. 2000-2001.

Общество и государство в Китае: Тезисы и доклады ежегодных научных конференций. 1995.

Россия и Китай на дальневосточных рубежах. 2001-2002.

Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1888, 1894.

Труды Благовещенского Государственного педагогического института им. М.И. Калинина. 1955.

Труды командированной по высочайшему повелению амурской экспедиции. 1911-1912.

Чтения памяти профессора Е.П. Сычевского. 2001.

Систематизация проблематики международных переговоров Ф. Айкла

Источник: Боришполец К.А. Методы, методики и процедуры прикладного

анализа международных отношений//Международные отношения:

Численность китайских отходников в областях Дальнего Востока России в конце XIX – начале XX вв.

3. Обзор Амурской области за 1899 г. Благовещенск,

4. Обзор Амурской области за 1900 г. Благовещенск,

6. Сорокина Т.Н. Хозяйственная деятельность… С.37, 40.

7. Ли Юнчан. Люй э хуагун юй шиюэ гэмин (Китайские

Численность китайских отходников в Амурской области в конце XIX – начале XX вв.

Составлено и подсчитано по: 1. АВПРИ. Ф.327. О.579. Д.193. Л.32.

Численность китайских старателей в Амурской области в конце XIX – начале XX вв.

Составлено и подсчитано по: 1. АВПРИ. Ф.327. О.579. Д.193. Л.32.

Численность китайских старателей на приисках Приамурья и Северной Маньчжурии в начале XX вв.

Составлено и подсчитано по: 1. РГИА ДВ. Ф.702. О.1. Д.675.

Соотношение китайских рабочих к общей численности всех приисковых рабочих

Составлено и подсчитано по: 1. Граве В.В. Указ. соч. С.73, 75, 422.

Численность китайских приисков и количество золота, добываемого китайцами в различных золотодобывающих системах Амурской области в 1900 г.

Составлено по: Тове Л.Л., Иванов Д.В. Указ. соч. С.367.

Численность китайских старателей на приисках Буреинского округа в конце XIX в.

Источник: Тове Л.Л., Иванов Д.В. Указ. соч. С.361.

Социальный состав китайских иммигрантов в городах Амурской области

Численность представителей различных профессий среди служащих и работников в Благовещенске в ноябре 1916 г.

приказчики   360
парикмахеры   65
плотники   250
столяры   257
пильщики и дровосеки  204
сплавщики   40
каменщики   57
маляры и оклейщики   58
жестянщики   60
портные   68
прачечники   53
папиросники   6
огородники   19
сапожники   56

Численность цинского населения зазейского района

9. Назаров А.Ю. Маньчжуры, дауры и китайцы… С.10.

10. Назаров А.Ю. Военно-статистический очерк… С.185.

11. Шимкевич П.П. Указ. соч.//Приамурские ведомости,

Объем торговли Амурской области с сопредельными регионами Китая

** В том числе на 6 983 861 руб. беспошлинных товаров и на 121 456 руб. товаров, облагаемых пошлиной

Составлено и подсчитано по: 1. РГИА ДВ. Ф.704. О.1. Д.878. Л.10.

генерал-губернатора генерал-лейтенанта С.М. Духовского за 1896-1897 гг. СПб., 1898. С.64.

9. Обзор Амурской области за 1910 г. Благовещенск, 1911. С.16.

16. Сладковский М.И. История торгово-экономических… С.284, 349.

Стоимость товарооборота приграничных областей Дальнего Востока России с Китаем (тыс. руб.)

Составлено по: 1. Всеподданнейший отчет… за 1893-1895 гг. С.118.

Стоимость российско-китайской торговли через китайские пограничные пункты (тыс. руб.)

Объем импорта маньчжурского зерна различными потребителями Амурской области

Объем потребления зерна на душу населения в Амурской области (в пудах)

Подсчитано по: 1. Обзор Амурской области за 1896 г. С.11, 35, 39.

Объем импорта продукции скотоводства из Маньчжурии в Амурскую область

Составлено и подсчитано по: 1. РГИА ДВ. Ф.704. О.1. Д.224. Л.7об.

Объем импорта из Китая в Амурскую область некоторых групп товаров (пуд.)

Составлено и подсчитано по: 1. Обзор Амурской области за 1911 г. С.47.

Объем экспорта из Амурской области в Китай некоторых групп товаров

Составлено и подсчитано по: 1. Обзор Амурской области за 1911 г. С.47.

Крупнейшие российские винокуренные предприятия в Маньчжурии (1914 г.)

Объем импорта китайского спирта в Приамурье

Составлено и подсчитано по: 1. РГИА ДВ. Ф.702. О.1. Д.683. Л.18, 21.

Объем импорта китайского спирта в некоторые районы Амурской области (конец XIX в.)

Составлено по: 1. Описание Маньчжурии. Т.1. С.562.

2. Ма Чжинин. 19 шицзи эго тун чжунго дунбэй дицюй-дэ бяньцзин маои (Приграничная торговля России с Северо-Восточным Китаем в XIX в.)//Хэйхэ сюэкань, 1985. №4.

In his study, Russo-Chinese Relations in Amur Region (from the Middle of the 19-th to the Beginning of the 20-th Centuries), O. Timofeyev analyzes the cross-border relations between the two banks of the Amur river from the period of signing the Aigun Treaty, that formed the border delimitation and established russian governance on the left bank of the river till the october (1917) revolution in Russia. The author elucidates his disagreements to theoretical conseptions of russo-chinese relations, earlier provided by V. Myasnikov, A. Voskressenski, V. Dazishen. The modern Russian researchers have not provided powerful new insights to explain mispercepting and often aggressive character of russian-chinese relations. This book interprets this discourse within the terms of Robert Jervis & Jack Snyder’s theorisation of security dilemma.

The researching period is characterised by revaluation of conceptions of foreign policy of the two countries. Its mutual target was to ensure own security, that often affected proclivities for preventive invasion and favored expansion.

The cross-border relations was mixed by several factors. Cross-border migration was in China’s favor because of demographic imbalance between China (including its region of Manchuria) and sparsly populated russian territories adjacent to China, creating favorable conditions for the establishment of Chinese migrant colonies; misbalance of prosperity and stronger China goverment’s capacity to control and restrict migration.

The main political problem was to secure control over the borderline and nearby territories. During all the period the problem was not solved, including the folloving issues:

the lack of demarcation of Amur border provoked numerous disputes over border islands;

the 1900 Russo-Chinese war created more dangerous situation for both the actors, encouraged Japan’s invasion and attempts of internationalization of Northern Manchuria.

The regime of foreign trade and external economic links was based on many international treaties and agreements. Nevertheless, in the beginning of the 20-th century the signs of tranzition from conventional to autonomous regime appeared. Cross-border trade generated resourses to provide food to the Russian Amur region and lower prices. Developing of transport infrastructure (cattle road, Sungari-river shipping, constructing of Bin-Hei railroad) favoured the opening of Mongolian and southern Heilongjiang and Kirin’s export markets. The developing of external economic links was more in China’s favor.

Both sides’ reception of each other was mainly negative, not because of the sense of own superiority or the cult of the offensive, but because of feelings of serious opposition threat, coming from the other state. Russian Amur region and Chinese Northern Manchuria’s governances and inhabitants supported the toughening of immigration regime.

[553] За день до этого военный министр А.Н. Куропаткин в телеграмме К.Н. Грибскому настаивал на согласованности действий под Цицикаром с отрядом генерала Н.А. Орлова, наступавшему из Хайлара (см. Материалы для описания... - Отд.2, кн.2. - С.171).

[554] РГВИА. - ВУА. - Д.9118. - Л.18; Ф.846. - О.16. - Д.9054. - Л.2-3; Материалы для описания... - Отд.3, кн.3. - Спб., 1903. - С.25; Дацышен В.Г. Русско-китайская… - С.103-104.

[555] РГВИА. - Ф.846. - О.16. - Д.9054. - Л.14; Д.9062. - Ч.1. - Л.188; Ихэтуань дан'ань... - Т.1. - С.545.

[556] Материалы для описания... - Отд.2, кн.3. - Спб., 1903. - С.20-21; Орлов Н.А. Забайкальцы в Маньчжурии в 1900 г. - Спб., 1901. - С.168.

[557] Дацышен В.Г. Русско-китайская… - С.97; Ch. Tan. Op. cit. - P.161.

[558] Дацышен В.Г. История российско-китайских… - С.299.

[559] Голубцов Н.З. Военные события… - С.8; Дацышен В.Г. Боксерская война… - С.145; A. Malozemoff. Op. cit. - P.142.

[560] Материалы для описания... - Отд.3, кн.2. - С.57-58; Кузнецов П. Указ. соч. - С.50.

[561] Го Гуйлань. Указ. соч. - С.80.

[562] Сюэ Сяньтянь. 1900 нянь… - С.356; У Ши‘ин. Указ. соч. - С.93.

[563] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.347. - Л.98; Голубцов Н.З. Военные события… - С.14-15; Дацышен В.Г. Боксерская война… - С.133; G. Lensen. Op. cit. - P.91.

[564] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.347. - Л.7об; Ф.704. - О.1. - Д.897. - Л.7; Макеев Н. Указ. соч. - С.2; G. Lensen. Op. cit. - P.89.

[565] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.897. - Л.1; Голубцов Н.З. Военные события… - С.16. В прессе приводилась и другая цифра – 80 новобранцев, вооруженных из-за отсутствия ружей топорами (см. Благовещенская «Утопия». - С.232).

[566] РГИА ДВ. Ф.704. О.1. Д.897. Л.1, 11; Дейч Л.Г. Указ. соч. С.9.

[567] Дейч Л.Г. Указ. соч. - С.10; Айхуэй сянь чжи. - Цз.8. - Л.28об.

[568] Благовещенская «Утопия». - С.234-235.

[569] Айхуэй сянь чжи. - Цз.8. - Л.29.

[570] Сиверс В. Главнейшие сведения по морскому и международному праву. - Спб., 1902. - С.74.

[571] Там же. - С.69.

[572] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.347. - Л.36об; Ф.704. - О.6. - Д.1134. - Л.9; Пронин А. Война с Желтороссией//Коммерсантъ ВЛАСТЬ, 2000. - 7 ноября. - С.44.

[573] Благовещенская «Утопия». - С.239.

[574] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.347. - Л.3; Сборник газеты «Амурский край». Статьи о событиях на Амуре, помещенные в газете с 1-го июля по 1-е августа 1900 года. - Благовещенск, 1900. - С.8-9.

[575] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.896. - Л.99.

[576] Дейч Л.Г. Указ. соч. - С.11; Благовещенская «Утопия». - С.237; Дацышен В.Г. Боксерская война… - С.212; G. Lensen. Op. cit. - P.99.

[577] Сборник газеты… С.141-142; Материалы для описания... Отд.3, кн.3. С.40; G. Lensen. Op. cit. P.107.

[578] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.347. - Л.20; Ф.704. - О.1. - Д.897. - Л.4, 28.

[579] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.897. - Л.2.

[580] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.347. - Л.37; Ф.704. - О.1. - Д.897. - Л.1-2; Дацышен В.Г. Боксерская война... - С.211.

[581] Дейч Л.Г. Указ. соч. - С.4; A. Ular. Op. cit. - P.273; A. Malozemoff. Op. cit. - P.142..

[582] Голубцов Н.З. Военные события… - С.16.

[583] Кирхнер А.В. Осада Благовещенска… - С.34. Как замечал в это же время один из русских офицеров, «Нам, славянам, очень добродушным по природе, прямо приходится насиловать себя и быть грубыми, раз необходимо привести в исполение то или другое распоряжение» (см. Дацышен В.Г. История российско-китайских… - С.393).

[584] Сборник газеты… - С.64.

[585] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.5. - Д.602. - Л.4.

[586] Материалы для описания... - Отд.3, кн.2. - С.137; Сборник газеты… - С.18; Дацышен В.Г. Русско-китайская... - С.96.

[587] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.1052. - Л.15.

[588] Материалы для описания... - Отд.3, кн.2. - С.239-240, 253.

[589] Доброловский И.А. Указ. соч. - С.136. По данным В.Г. Дацышена, в апреле 1901 г. данные распоряжения были подтверждены и указом Николая II (см. Дацышен В.Г. История российско-китайских… - С.343).

[590] Кирхнер А.В. Правый берег реки Амура//Амурская газета, 1902. - 7 июля, 25 октября.

[591] АВПРИ. - Ф.188. - О.761. - Д.270. - Л.9; История Северо-Восточного… - С.270; Пэн Цзяюань. Чжунго бяньди-чжи сянькуан юй иминь (Современное положение и переселение в пограничные районы Китая)//Дунфан цзачжи, 1926. - Цз.22, № 6. - С.41.

[592] Материалы для описания... - Отд.2, кн.2. - С.170; Отд.2, кн.3. - С.55, 87. Показательно, что идеи о присодинении китайского берега рек Аргунь, Амур и Уссури высказывались официальными лицами Дальнего Востока России даже после вывода войск (см., например, Отчет чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе Н.В. Богоявленского за 1912 год (АВПРИ. - Ф.327. - О.579. - Д.270. - Л.9)).

[593] Сборник договоров России с Китаем. - С.111; Чжунго цзиньдай... - С.72.

[594] Сборник договоров России с Китаем. - С.172; Чжунго цзиньдай... - С.124.

[595] Приамурские ведомости, 1897. - 7 декабря. - С.16.

[596] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.495. - Л.1-6; Кабанов П.И. Указ. соч. - С.235; Дунбэй гоцзи… - С.62-63.

[597] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.493. - Л.2-3.

[598] В российском проекте, изложенном в ноте военного губернатора Амурской области айгуньскому фудутуну от 27 июня 1859 г., – ст. 12.

[599] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.495. - Л.2. В 1867 г. военный губернатор Амурской области И.K. Педашенко и айгуньский фудутун Гуань Бао в целях пресечения поставок краденого скота из Китая в Россию приняли особый порядок его продажи. В соответствии с ним, каждая покупка должна была оформляться сахалянским караульным офицером и протоколироваться (см. РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.523. - Л.1-8).

[600] Там же. - Д.495. - Л.3.

[601] Там же. - Л. 22.

[602] Там же. - Л.40; Д.582. - Л.2; Циндай чжун-э… - Т.3. - С.1090.

[603] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.495. - Л.24.

[604] Китайские историки Ма Жухэн и Ма Дачжэн вопреки фактам утверждают, что в китайском тексте правил определялся временный статус беспошлинной торговли (см. Ма Жухэн, Ма Дачжэн. Указ. соч. - С.96).

[605] Сборник договоров России с Китаем. - С.192; Чжун-э гуаньси цзыляо сюаньбянь (Избранные материалы по китайско-российским отношениям). - Т.1. - Хух-Хото, 1976. - С.88.

[606] Троицкая Н.А. Тоска о порто-франко. Из истории таможенной политики на русском Дальнем Востоке//Россия и АТР, 1995. - №4. - С.48.

[607] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.356. - Л.9-10.

[608] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1361. - Л.48об; РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.461. - Л.3об; Д.356. - Л.1; Сборник договоров России с Китаем. - С.211, 238; Чжун-э гуаньси… - С.96, 103-104.

[609] Сборник договоров России с Китаем. - С.233; Белов Е.А. Русско-китайский спор в 1911-1912 гг. по вопросу пересмотра Петербургского договора 1881 г.//Восток, 1993. - № 5. - С.143-144; Чжунго цзиньдай... - С.228.

[610] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.745. - Л.6.

[611] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.745. - Л.5-9, 18. Еще в 1868 г. военный губернатор Амурской области И.K. Педашенко на переговорах с айгуньским фудутуном и чиновниками из Цицикара просил у них разрешения на беспошлинную торговлю вне пределов 50-верстной зоны, но получил отказ (см. РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.512. - Л.43).

[612] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.745. - Л.13, 19.

[613] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1347. - Л.5; Ф.304. - О.756. - Д.64. - Л.84.

[614] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.356. - Л.1; Приамурские ведомости, 1899. - 8 августа. - С.4.

[615] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.995. - Л.23; Тимофеев П. Указ. соч. - С.7; Романова Г.Н. Указ. соч. - С.87; Троицкая Н.А. Указ. соч. - С.51-52; Яковлева О.А. Проблема отмены системы порто-франко на Дальнем Востоке России (1907-1917 гг.)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Т.1. - Благовещенск, 2001. - С.543-546.

[616] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1361. - Л.118-119; Амурская газета, 1902. - 28 июня.

[617] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.887. - Л.20-21.

[618] Временные правила для действий китайской таможни на станциях Маньчжурия и Пограничная (Суйфэньхэ). - Харбин, 1908. - С.1-18; Дунбэй гоцзи…. - С.313-314.

[619] К.К. Маньчжурия – Сибирь Китая//Благовещенск, 1907. - 5 июля. - С.3.

[620] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.356. - Л.42.

[621] Там же. - Л.44.

[622] Благовещенску сто лет (1858-1958). - Благовещенск, 1959. - С.144.

[623] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.995. - Л.13. Торговые круги области давно уже обращались с подобным требованием. Например, фирма «Чурин и К^о» еще в марте 1907 г. просила российского посланника в Пекине Д.Д. Покотилова добиваться отмены лицзиня на товары, следующие из Забайкалья в Благовещенск через Цицикар (см. АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1347. - Л.4).

[624] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.995. - Л.5.

[625] АВПРИ. - Ф.188. - О.761. - Д.17. - Л.326.

[626] Белов Е.А. Русско-китайский…. - С.144.

[627] АВПРИ. - Ф.143.- О.491. - Д.95. - Л.28.

[628] АВПРИ. - Ф.188. - О.761. - Д.20. - Л.114.

[629] АВПРИ. - Ф.301 (Генеральное консульство в Харбине). - О.818. - Д.74. - Л.1; Русское дело в Маньчжурии//Вестник Азии, 1914. - № 23-24. - С.115; Приамурские ведомости, 1912. - 28 августа. С.2; Treaties and Agreements with and Concerning China (1894-1919) comp. and ed. By John V. MacMurray. - Vol.2. - N.Y. 1921. - P.650-651.

[630] АВПРИ. - Ф.301. - О.818. - Д.74. - Л.8об.

[631] АВПРИ. - Ф.188. - О.761. - Д.730. - Л.22; Эхо, 1913. - 30 января; Хэйхэ гуаньчаши чоубань чжэн’у чжилюэ (Краткое описание пограничного округа Хэйхэ). - Цз.3. - Б. м., б. г. - Л.36об.

[632] АВПРИ. - Ф.301. - О.818. - Д.74. - Л.27.

[633] Отчет Харбинского биржевого комитета за 1912 год. - Харбин, 1913. - С.24; Отчет о деятельности…. - С.25-26.

[634] Чэн Мэйсю. Указ. соч. - С.42.

[635] Сычевский Е.П. Указ. соч. - С.159.

[636] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.582. - Л.2.

[637] Там же. - Д.493. - Л.14.

[638] Сладковский М.И. История торгово-экономических… - С.265

[639] Хэ Сяньпин. Указ. соч. - С.80.

[640] Обзор Амурской области за 1901 г. - Благовещенск, 1902. - С.18; Обзор Амурской области за 1905 г. -Благовещенск, 1907. - С.30-31; Голубцов Н.З. Амурский календарь на 1902 год. - Благовещенск, 1902. - С.62; Зинченко Н.Е. Русско-китайская торговля. - Спб., 1898. - С.6.

[641] Сладковский М.И. История торгово-экономических... - С.337; Чжан Фэнмин. Указ. соч. - С.11.

[642] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.604. - Л.12.

[643] Устюгова О.А. Хлебная торговля… - С.51.

[644] Циндай чжун-э… - Т.3. - С.1091.

[645] Сладковский М.И. История торгово-экономических... - С.343, 345; Чжан Фэнмин. Указ. соч. - С.13.

[646] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.519. - Л.45; Ермак Г.Г. Традиционная система питания казачества Дальнего Востока (середина XIX – начало XX вв.)//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Т.3. - Благовещенск, 2002. - С.175.

[647] Обзор Амурской области за 1911 г. - Благовещенск, 1912. С.47; Устюгова О.А. К вопросу о роли… - С.47; Устюгова О.А. Хлебная торговля… - С.51; Галлямова Л.И. Развитие обрабатывающей… - С.225.

[648] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.973. - Л.10; Д.1052. - Л.29; Обзор Амурской области за 1903 г. - Благовещенск, 1904. - С.24. Следует также отметить, что маньчжурское зерно иногда проникало далеко за пределы Дальнего Востока России. Например, после повышения в 1907 г. внутренних железнодорожных тарифов на перевозку муки и зерна наблюдалось ажиотажное оживление хлебопотоков из Маньчжурии в Сибирь по КВЖД (см. Китанина Т.М. Хлебная торговля в России в 1875-1914 гг. (Очерки правительственной политики). - Л., 1978. - С.250).

[649] Дацышен В.Г. История российско-китайских… - С.140.

[650] Устюгова О.А. Развитие мясной… - С.563.

[651] Обзор Амурской области за 1897 г. - Благовещенск, 1899. - С.24; Обзор Амурской области за 1898 г. - Благовещенск, 1899. - С.26; Дигамма. Торговля с Китаем. - Томск, 1899. - С.63; Описание Маньчжурии. - Т.1. - С.556.

[652] Описание Маньчжурии. - Т.1. - С.556; Устюгова О.А. Развитие мясной… - С.566.

[653] Обзор Амурской области за 1911 г. - С.10.

[654] Манакин М. Описание пути от Старо-Цурухайтуевского караула до г. Благовещенска, через города Мерген и Айгун//Записки Читинского отделения императорского русского географического общества. - Вып.4. - Чита, 1901. - С.60.

[655] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.887. - Л.12-13.

[656] Там же. - Д.973. - Л.10; Записки Приамурского отдела императорского общества востоковедения (далее ЗПО ИОВ). - Вып.3. - Хабаровск, 1916. - С.229.

[657] В начале XX в. ежегодный улов промысловых рыб на правом берегу верхнего и среднего Амура в среднем составлял около 50 000 цзиней. Почти весь улов шел на экспорт в Россию (см. Хэйхэ даоинь… - Цз.5. - Л.22об.).

[658] Домбровский А., Ворошилов В. Маньчжурия. - Спб., 1897. - С.118.

[659] Циндай чжун-э… - Т.3. - С.1090.

[660] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.500. - Л.1; Цин шилу… - Т.2. - С.509.

[661] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.500. - Л.12об.

[662] Там же. - Л.33-34.

[663] Там же. - Л.14.

[664] Циндай чжун-э… - Т.3. - С.1091.

[665] Го Юньшэнь. Указ. соч. - С.105.

[666] Приамурские ведомости, 1895. - № 92. - С.19.

[667] Го Юньшэнь.Указ. соч. - С.106.

[668] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.683. - Л.21.

[669] Доброловский И.А. Указ. соч. - С.188; Соловьев Ф.В. Указ. соч. - С.33.

[670] Чжун-вай цзяошэлэй яобяо. Гуансюй туншан цзунхэбяо (Краткие таблицы внешних сношений Китая; подробные таблицы торговли в эпоху Гуансюй). - Цз.2. - Б.м., 1894. - Л.74.

[671] Описание Маньчжурии. - Т.1. - С.562; Дигамма. Указ. соч. - С.65; Хэ Сяньпин. Указ. соч. - С.75.

[672] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.1052. - Л.20.

[673] Алепко А.В. Китайское предпринимательство… - С.32.

[674] Го Юньшэнь. Указ. соч. - С.106.

[675] Шимкевич П.П. Указ. соч.//Приамурские ведомости, 1895. - 26 марта (приложение). - С.24; Айхуэй сянь чжи. - Цз.8. - Л.14.

[676] Там же. - Л.15; Ша Э юй дунбэй. - С.172-173.

[677] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.1052. - Л.42.

[678] АВПРИ. - Ф.327. - О.579. - Д.174. - Л.115.

[679] Айхуэй сянь чжи. - Цз.8. - Л.16-18.

[680] Артемьев А.Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII-XVIII вв. - Владивосток, 1999.

[681] Сборник договоров России с Китаем. - С.111; Чжунго цзиньдай... - С.72.

[682] Шумахер П.В. Указ. соч. - С.341.

[683] Сборник договоров России с Китаем. - С.110.

[684] Чжунго цзиньдай... - С.72.

[685] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.519. - Л.60; Хэйлунцзян чжи гао. - Цз.39. - Л.3.

[686] Ныне г. Фуюй пров. Цзилинь.

[687] Чжунго цзиньдай... - С.223-224.

[688] Сборник договоров России с Китаем. - С.235; Чжунго цзиньдай... - С.228.

[689] РГИА ДВ. - Ф.701. - О.1. - Д.1. - Л.47; Цин шилу… - Т.2. - С.487, 492. По данным Д.М. Позднеева, Чеботарев был заключен в тюрьму и убит во время бегства (см. Описание Маньчжурии. - Т.1. - С.34).

[690] АВПРИ. - Ф.148. - О.487. - Д.1066. - Л.19; Описание Маньчжурии. - Т.1. - С.34.

[691] АВПРИ. Ф.148. О.487. Д.1066. Л.19; Описание Маньчжурии. Т.1. С.35; Цин шилу… Т.2. С.550, 566.

[692] АВПРИ. - Ф.148. - О.487. - Д.1066. - Л.19; Надаров И.П. К истории пароходства… - С.14; Хэйлунцзян чжи гао. - Цз.39. - Л.2об.

[693] Описание Маньчжурии. - Т.1. - С.36; Надаров И.П. К истории пароходства… - С.14.

[694] РГВИА. - Ф.1558. - О.6. - Д.18. - Л.7; РГИА ДВ. - Ф.701. - О.1. - Д.124. - Л.27об.

[695] Надаров И.П. К истории пароходства… - С.13.

[696] Тимонов В.Е. Указ. соч. - С.79-80; Зиновьев Н.А. Из поездки на Сунгари//Приамурские ведомости, 1895. - 3 декабря (приложение). - С.1; Приамурские ведомости, 1897. - 28 сентября. - С.14.

[697] Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). - М., 1927. - С.111; Чжунго цзиньдай... - С.325.

[698] РГВИА. - Ф.486. - О.1. - Д.256. - Л.15; Белоглазов Г.П. Указ. соч. - С.49; Приамурские ведомости, 1898. - 7 июня. - С.8.

[699] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1361. - Л.6; Приамурские ведомости, 1898. - 7 июня. - С.88.

[700] Белоглазов Г.П. Указ. соч. - С.52.

[701] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1010. - Л.36; РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.604. - Л.5; Д.623. - Л.7-9.

[702] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.224. - Л.8.

[703] R. Quested. Local Sino-Russian… - P.125.

[704] Дацышен В.Г. История российско-китайских… - С.349.

[705] АВПРИ. - Ф.344. - О.822. - Д.11. - Л.2-5; Временные правила о торговле по р. Сунгари. - Харбин, 1909. - С.1-7; Дацышен В.Г. Очерки истории… - С.139; Дунбэй гоцзи… - С.444.

[706] АВПРИ. - Ф.344. - О.822. - Д.12. - Л.2-5; Временные таможенные правила о надзоре за движением судов, привозом и вывозом товаров на р. Сунгари. - Харбин, 1910. - С.2-8; М.Н.К. Еще о Сунгари//Вестник Азии, 1911. - № 7. - С.9-10; Дунбэй гоцзи… - С.446-452.

[707] РГВИА. - Ф.2000. - О.1. - Д.4217. - Л.4.

[708] Там же. - Л.4-12; АВПРИ. - Ф.327. - О.579. - Д.197; Спижевой Н.Е. Указ. соч. - С.28.

[709] РГВИА. - Ф.2000. - О.1. - Д.4217. - Л.22-26.

[710] Там же. - Л.29-31.

[711] Там же. - Л.55. Доклад также предлагает и довольно оригинальную интерпретацию теории сервитутов. Его автор указывает, что требовать выхода к морю через трансграничную реку для континентальной страны так же естественно, как и для жильцов верхних этажей многоэтажного дома пользоваться для выхода первым этажом.

[712] Романов Б.А. Указ. соч. - С.82.

[713] Леонтьев Р.Г. Об этапах строительства Транссиба//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. - Т.1. Благовещенск, 2001. - С.203; A. Malozemoff. Op. cit. - P.21.

[714] Романов Б.А. Указ. соч. - С.83; Игнатьев А.В. Сергей Юльевич Витте – дипломат. - М., 1989. - С.30; Архангельский Г.В. Петр Бадмаев – знахарь, предприниматель и политик//Вопросы истории, 1998. - № 2. -С.76.

[715] Романов Б.А. Указ. соч. - С.98; J. Stephan. Op. cit. - P.59.

[716] Романов Б.А. Указ. соч. - С.137; Treaties and Agreements… - Vol.1. - P.79-80.

[717] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.862. - Л.153.

[718] Там же; История Северо-Восточного… - С.293.

[719] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.862. - Л.154.

[720] Чжан Чжицян. Цзиньдай дунбэй-дэ чжаю’е (Маслобойная промышленность Северо-Восточного Китая в новое время)//Дунбэй дифанши яньцзю, 1984. - С.44; Чэн Мэйсю. Указ. соч. - С.42.

[721] Цянь Чжисю. Чжунго телу-чжи гоцзи цзинчжэн (Международная железнодорожная конкуренция в Китае)//Дунфан цзачжи, 1914. - Цз.10, № 9. - С.35.

[722] АВПРИ. - Ф.327. - О.579. - Д.193. - Л.9, 13.

[723] Аварин В. Указ. соч. - С.115-117; P.H. Clyde. Op. cit. - P.190-197.

[724] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1102. - Л.245.

[725] Там же. - Л.243.

[726] Там же. - Л.246.

[727] Благовещенское утро, 1916. - 12 июня. - С.2.

[728] АВПРИ. - Ф.143. - О.491. - Д.1102. - Л.222, 226; Благовещенское утро, 1917. - 9 февраля.

[729] На один из примеров такой позиции, относящийся еще к XVI в., указывал португальский историк Ж. Де Баррош: «Они (китайцы – О.Т.) считали, что мы украли детей одного известного человека, зажарили и съели. Они верили в это, так как никогда ничего не слышали о нас» (См. J. de Barros. Terceira decada da Asia. - Lisboa, 1563).

[730] В осуществлении политики «незаметной» экспансии обвиняли китайских иммигрантов и в других странах, например, на Филиппинах (см. X.H. de Lemps. La faible emigration des Espagnols vers les Philippines: vastes projets et maigres réalisations des derniéres années de colonisation espagnole, 1881-1898//Las Relaciones Internacionales en el Pacífico (siglos XVIII-XX). - Madrid, 1997. - P.203).

[731] Островский И.В. П.А. Столыпин и его время. - Новосибирск, 1992. - С.92-93.

[732] Тове Л.Л., Иванов Д.В. Указ. соч. - С.367-368.

[733] Нестерова Е.И. Взаимодействие русской… - С.161; Ладисов Г.Ю. Указ. соч. - С.31.

[734] Поповичева Ю.Н. Указ. соч. - С.16.

[735] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.52. - Л.417-419.

[736] Там же. - Л.436-441.

[737] Там же. - Л.141-142.

[738] Там же. - Л.127.

[739] Там же. - Л.94.

[740] Движение китайцев в Россию принимает угрожающие размеры//Источник, 1997. - № 1. - С.70.

[741] Там же.

[742] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.748. - Л.15об.

[743] АВПРИ. - Ф.188. - О.761. - Д.270. - Л.15об.

[744] РГИА ДВ. - Ф. 702. - О.1. - Д.339. - Л. 58; Хроленок. Указ. соч. - С. 72.

[745] АВПРИ. - Ф.327. - О.579. - Д.193. - Л.23.

[746] ГААО. - Ф.15. - О.1. - Д.242. - Л.6.

[747] Ша Э юй дунбэй. - С.154.

[748] Циндай чжун-э… - Т.3. - С.1090.

[749] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.514. - Л.1.

[750] Там же. - Д.800. - Л.2.

[751] Там же. - Д.514. - Л.4.

[752] Циндай чжун-э… - Т.3. - С.1090.

[753] Айхуэй сянь чжи. - Цз.8. - Л.28.

[754] Цюй Цунгуй. Указ. соч. - С.75.

[755] Ладисов Г.Ю. Указ. соч. - С.38.

[756] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.339. - Л.43-44, 51-52.

[757] АВПРИ. - Ф.327. - О.579. - Д.254. - Л.11.

[758] РГИА ДВ. - Ф.702. - О.1. - Д.590. - Л.10.

[759] Материалы по изучению рабочего вопроса в Приамурье. - Вып.2. - Спб., 1912. - С.137-138.

[760] ГААО. - Ф.15. - О.1. - Д.242. - Л.1. Следует отметить, что Комитет по заселению Дальнего Востока допускал возможность запрещения желтого труда на всех казенных и частных предприятиях, за исключением приисков (см. Материалы по изучению… - С.138-139).

[761] ГААО. - Ф.15. - О.1. - Д.242. - Л.1-2.

[762] Отчет о деятельности Благовещенского биржевого общества и биржевого комитета за 1915 год. -Благовещенск, 1916. - С.25.

[763] Алепко А.В. Китайцы в амурской … - С.83; Приамурские ведомости, 1897. - 26 января . - С.20-22.

[764] Скорее всего, имелась в виду Австралия.

[765] Цит. по: Ладисов Г.Ю. Указ. соч. - С.39.

[766] Приамурские ведомости, 1897. - 7 декабря. - С.18.

[767] Приамурье. Факты, цифры, наблюдения. - М., 1909. - С.402.

[768] Там же. - С.370.

[769] АВПРИ. - Ф.148 (Тихоокеанский стол). - О.487. - Д.1066. - Л.25.

[770] Венюков М.И. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. - Хабаровск, 1970. - С.61.

[771] Граве В.В. Указ. соч. - С.234.

[772] Матюгин. Несколько слов о рабочих-китайцах//Амурская газета, 1905. - 9 декабря.

[773] Пролетарий. Еще о китайцах//Амурская газета, 1905. - 23 декабря.

[774] Цит. по: Ли Гуан. Указ. соч. - С.113.

[775] Цин шилу… - Т.2. - С.484.

[776] РГИА ДВ. - Ф.704. - О.1. - Д.805. - Л.15-17, 95-96.

[777] Дацышен В.Г. История российско-китайских… - С.393.

[778] Там же.

[779] Там же. - С.324.

[780] Амурская газета, 1901. - 7 октября; Амурская газета, 1902. - 9 октября.

[781] Международные отношения… - Кн.1. - С.210.

Российско-китайские отношения в Приамурье (сер. XIX – нач. XX вв.)

Часть 2