|
| Новое на сайте |
Ольга СЕНАТОВА
Октябрь 1993 года стал поворотным моментом в истории России. Указы президента, направленные на десоветизацию, декларировавшие «проведение поэтапной конституционной реформы», в Центре действительно в какой-то мере способствовали появлению элементов пропорциональной системы формирования представительного органа, что объективно способствовало структуризации политического спектра и ускорило процесс формирования партийной системы (насколько это оказалось возможно объективно). Гибкая московская политическая элита показала себя способной адаптироваться к любым правилам игры, составив более 60% избранного в 1993 году депутатского корпуса.
В то же время принудительная ликвидация системы Советов во всех субъектах Федерации, кроме республик, привела к разрушению только начинавшей складываться естественной политической системы регионов, где нашли то или иное место (наряду с сохранявшей свои позиции традиционной «партхозэлитой») все возникшие с начала перестройки субъекты политики.
Прошедшие в соответствии с указами осени-93 выборы в субъектах Федерации дают необходимый материал для прояснения вопроса о субъектах политики — лицах и институтах, оказывающих то или иное влияние как на местную политику, так и на политическую эволюцию в России в целом, дают возможность подойти к прогнозу исхода парламентских и президентских выборов.
Несмотря на количество работающих в них местных жителей (а персонал представительств министерств и служб Центра зачастую превышает численность региональных администраций в 5-10 раз), как правило, не имеют в политической структуре региона своего места. Единственный институт для местной политики небезразличный — органы налоговой инспекции и полиции, как правило, практически «сросся» с региональным руководством и действует зачастую по его указке (такие данные, в частности, имеются по Новосибирской области, Республике Коми).
К 1995 году стал окончательно рудиментарным, ни один представитель в последнее время не был назначен без прямой рекомендации главы региона (в том числе в Ульяновской области, где глава администрации Ю. Горячев — давний оппонент Ельцина, и в Калмыкии, где этот институт был введен в порядке исключения для предотвращения финансовых злоупотреблений президента К. Илюмжинова).
Силовые структуры, также имеющие представительство в регионах и ранее институализированные представительством в тех же областных и республиканских Советах, ныне потеряли свои места в представительных органах, что отражает падение влияния этих структур на местную политику ввиду тяжелейшего материального положения и хронических бюджетных долгов этим ведомствам (в первую очередь армии). Зафиксированная попытка «взять штурмом» городской представительный и исполнительный орган в Волгограде, предпринятая осенью 1995 года 8-м армейским корпусом (командир — генерал Рохлин) и выразившаяся в массированной агитационной кампании и наблюдении за ходом выборов, полностью провалилась.
По новому законодательству предстают единственным арбитром в спорах Центра и региона, но с этой задачей справиться не могут ввиду нищеты и загруженности. К тому же вопросы судебной и прокурорской системы отнесены к совместному ведению федерального центра и субъектов Федерации, что привело к тому, что в абсолютном большинстве территорий эти органы стали придатком администраций, и даже в случае принятия судом решения, противоречащего воле соответствующего главы, выполняется не решение суда, а решение администрации (в качестве примера можно привести принятое в 1994 году решение Кировского областного суда о незаконности выборов в местную Думу, которое не выполнено, а Дума заседает до сих пор). Принятие по политическим вопросам откровенно неправосудных решений стало нормой.
По новому законодательству для вопросов региональных практически недоступен — процедура подачи ходатайства чрезвычайно усложнена. Конституционные суды на местах созданы лишь в нескольких республиках (Татарстан, Карелия, Коми), создание таких органов в других субъектах Федерации не поощряется Москвой как «способствующее развалу России». Между тем создание таких судов и формирование в том или ином виде «конституционно-судебной вертикали» было бы выходом из создавшегося положения.
Администрации регионов смогли на данный момент подчинить себе большинство хозяйствующих субъектов, чему немало способствовал экономический кризис (напомним, что появившийся в Москве институт «уполномоченных банков», аккумулирующих на своих счетах бюджетные средства, был моментально распространен на всю страну, что и помогло администрациям держать хозяйствующие субъекты «на коротком поводке»). Дотоле мощные экономические субъекты пополнили список жертв коррупционных посягательств и незаконной приватизации. Нельзя не учитывать и такое явление, как выраженная экспансия на региональных рынках московских финансовых структур, распоряжающихся de facto более 90% денежных ресурсов страны. Это явление стало уже предметом беспокойства как самих хозяйствующих и финансовых субъектов, так и региональных лидеров. Лишь немногие старые предприятия и новые финансовые структуры в этих условиях остались субъектами политики регионов.
СМИ, сыгравшие значительную роль в начале 1990-х годов и особенно в августе 1991 года, ныне также во многом потеряли в регионах позиции «четвертой власти». Власть в большинстве субъектов Федерации ныне одна — исполнительная. Большинство региональных изданий учреждены теперь местными администрациями соответствующего уровня и существуют в основном на отпускаемые из бюджета средства, проводя в своих статьях линию руководства региона; независимые газеты, массово появившиеся в 1990-1991 годах, не могут выжить в новых экономических условиях. Коммерческие газеты политических материалов о региональной жизни не печатают — типографии фактически принадлежат администрации. Результатом этих процессов становится отказ населения от подписки на газеты, падение тиражей и, как следствие, снижение роли средств массовой информации в жизни регионов вообще и во влиянии на электоральные кампании в частности. Таким образом, значение СМИ в качестве субъекта реальной политики падает не только в общефедеральном контексте, но и на региональном уровне, причем это явление тем заметнее, чем крупнее регион. Исключение составляет лишь телевидение (как федеральное, так и региональное) — денег за подписку на него пока никто не требует, и поэтому просмотр телепередач остается основной формой проведения досуга большинства избирателей.
Активисты демократических партий на выборах 1993 года составляли основную часть региональных составляющих федеральных списков большинства партий. Но это, очевидно, было в последний раз — ныне московские политики включают в свои региональные списки в основном представителей нового бизнеса (в расчете на материальную помощь) и старого директората. На местных выборах все «партийцы», кроме коммунистов, потерпели сокрушительное поражение (то же в полной мере относится и к активистам различных национальных движений — с ними боролись региональные лидеры, и весьма успешно — национальные движения вытеснены на обочину политической жизни во всех без исключения регионах, та же участь постигла и казаков). Коммунисты же популярны в регионах в первую очередь «в память о прошлом» — наибольшего успеха им удалось добиться в тех областях, где организации возглавляются доперестроечными авторитетными руководителями областей (Тамбовская область, Краснодарский край). В то же время активисты-демократы стали в глазах обывателя ответственными за перестройку и снижение уровня жизни людей. В итоге они возвращаются в регионах к формам функционирования, характерным для начала 80-х — появляются дискуссионнные политические клубы, где обсуждаются в основном местные вопросы (Самарская область), предпринимаются попытки создания экспертных советов при обладминистрациях (Саратовская область). Теряется связь местных отделений с центральными органами своих партий, требующими только услуг «машины для голосования» и не дающими взамен никакой помощи — другими словами, «демократический бульон» возвращается к допартийному состоянию, но интересы уже концентрируются на местном уровне. В ряде областей замечено взаимное тяготение части неинституциализированных коммунистов и демократов (Ростовская область), националистов и федералистов (Татарстан) в борьбе против партии власти, уже возможен переход активистов ЛДПР в движение «Вперед, Россия!» (Новгородская область). Рано или поздно даже в более или менее благополучных экономически, но авторитарных субъектах Федерации возможно объединение политических активистов в единую оппозиционную структуру (более или менее организованная, политически неокрашенная оппозиция местному авторитарному режиму возникла, по сведениям автора, пока лишь в Приморском крае и в Калмыкии — здесь злоупотребления власть предержащих уже просто перешли границы абсентеизма общества), если только местные руководители, осознав эту опасность, не откроют канала для политической деятельности этой не такой уж и малочисленной когорте — будь то органы местного самоуправления или увеличение количества освобожденных представителей регионального депутатского корпуса. Пока же представители партийцев в состав субъектов региональной политики не вернулись.
После октября 1993 года потеряла свое прежнее влияние. Советы областей и краев, не сумев подчинить себе исполнительную власть, тем не менее серьезно ее ограничивали. В большинстве республик все зависело от фактического руководителя — был он главой исполнительной власти (как в Татарстане) или представительной (Карелия, Башкортостан) — особой роли не играло. После указов о десоветизации облСоветы в большинстве самораспустились или были разогнаны, в отсутствие федерального законодательства положения о новых представительных органах, как правило, разрабатывались администрациями, которые прежде всего хотели максимально ограничить их в правах. В республиках произошла тотальная «президентация» — главы республик, бывшие до того руководителями Верховных Советов, устроили себе президентские выборы, а затем реформировали и систему представительной власти, в большинстве случаев весьма существенно ограничив ее полномочия.
Равноправным с региональной исполнительной властью политическим субъектом региональная представительная власть новой формации не стала — там, где наблюдается серьезное противостояние властей, оно объясняется прежде всего использованием авторитетными региональными политиками представительного органа в собственных целях (например, в Кемеровской области или в Свердловской до губернаторских выборов — в обоих случаях весь «авторитет» представительного органа держался исключительно на фигуре его председателя).
Указами осени 1993 года федеральный Центр превратил глав исполнительной власти регионов в основной субъект политики регионального уровня. Подчинив себе или нейтрализовав вышеперечисленные институты, администрации получили возможность абсолютного доминирования в политической и экономической жизни своих территорий и, как неизбежный итог разрушения недоразвившейся политической системы в отсутствие институтов гражданского общества, во многих регионах сложились региональные авторитарные режимы.
Единственными оппонентами лидерам в самих регионах в 1994 году пытались стать мэры областных центров (почти все эти города служат донорами для региональных бюджетов). Реакция последовала незамедлительно — по стране покатилась волна отставок и «посадок» мэров.
Процесс авторитаризации набирает силу, и при полном безразличии или бессилии Москвы вместо Федерации Россия рискует стать союзом олигархических сатрапий. Одним из симптомов этого процесса можно считать проводимую операцию в Чечне, которая в полной мере показала афазию федерального Центра и выявила дотоле ускользавшие от московских аналитиков негативные явления, характеризуемые некоторыми представителями оппозиции как «кризис государственности».
Как следствие, общественное мнение в Москве и «политическом обществе» явственно поворачивается к необходимости усиления централистских тенденций и сворачиванию федерализации, что считается средством борьбы с региональными авторитарными режимами. Параллельно во многих регионах России в общественном сознании укрепляется синдром «местной самоидентификации», особенно это характерно для республик и небольших по территории или отдаленных от Москвы областей (в наибольшей степени это выражено в Сибири). Российское общественное сознание репродуцирует застарелый конфликт между Москвой и провинцией, поэтому избрание москвичей по региональным территориальным округам представляется маловероятным.
В 1995 году авторитарные тенденции в субъектах Федерации уже нельзя игнорировать, и именно они — тот фон, на котором разыгрывались послеоктябрьские электоральные кампании. Как представители региональных элит, так и лишенные полноценного политического пространства в регионе представители прочих субъектов политики крайне заинтересованы в этом канале как экономического, так и политического влияния.
В 1993 году выборы прошли в Адыгее, Республике Алтай, Кабардино-Балкарии, Марий Эл (с элементами пропорциональной системы), Якутии, Туве, Архангельской, Волгоградской, Московской, Тульской областях, городе Москве. Если говорить о республиках, то все они, кроме Якутии, объединяются одним признаком — это депрессивные регионы, не могущие существовать без федеральных субвенций, составляющих основу их бюджета. В этих условиях быстрая реакция представителей регионального руководства на вызов Москвы понятна — если вспомнить политический контекст осени 1993 года, опасения руководства не представляются чрезмерными. Москва и Московская область создали первые Положения как о выборах, так и о деятельности представительных органов и показали прочим субъектам Федерации пример проведения выборов по-новому. Руководство Волгоградской области было убеждено в нелегитимности власти в отсутствие представительного органа, руководство Архангельской незаконно (в присутствии кворума) распустило облСовет и торопилось избрать новых законодателей, тульский губернатор не хотел терять свои особые экономические взаимоотношения с Центром (область стоит в одном ряду с Нижегородской по количеству экономических программ, финансируемых Москвой и западными экономическими институтами). Другими словами, уже в этот период различия в политическом поведении областей во многом объяснялись чисто субъективными причинами.
Прошедшие на фоне федеральных парламентских выборов и референдума по Конституции РФ выборы отличались от последующих сравнительно высокой явкой (около 50%) и малым количеством политических активистов среди кандидатов (почти все они пытались участвовать в федеральных выборах) — так, в Волгоградской области, имеющей традиционно развитое коммунистическое движение, в областную Думу прошел лишь один коммунист. Демократические фракции, ранее существовавшие в представительных органах, в 1993 году воспроизведены не были. Представители исполнительной власти (в основном главы районных администраций и их заместители) и традиционного директората получили в новоизбранных органах ведущие позиции.
В 1994 году выборы прошли в Бурятии, Ингушетии, Калмыкии, Карелии, Коми, Мордовии, Чувашии; в Алтайском, Краснодарском, Красноярском, Приморском, Ставропольском, Хабаровском краях; во всех областях, кроме тех, где выборы состоялись в 1993 году (см. предыдущий раздел), а также Камчатской (где выборы состоялись только в 1995 году) и Ульяновской (не прошли до сих пор). Также выборы прошли во всех автономных округах, кроме Таймырского (где состоялись в 1995 году), городе Санкт-Петербурге и Еврейской автономной области.
На наш взгляд, в 1994 году наиболее показательными были электоральные процессы, происходившие в областях, а выборы, проходившие в республиках, в основном подтверждали, за некоторыми исключениями, появившиеся закономерности. Поэтому существенные факторы, повлиявшие на электоральные процессы 1994 года, будут рассмотрены нами в основном на примере областей и краев.
Необходимо отметить, что все происходившее в регионах в силу отмеченных выше авторитарных тенденций было детерминировано субъективным фактором — зависело зачастую от личных качеств характера того или иного главы региона.
Одним из основных факторов электоральных кампаний, нарастающим с течением времени (и достигшим своего полного размаха уже в 1995 году), стали низкая явка и определенный абсентеизм избирателя и очевидные нарушения в процессе как подготовки к выборам, так и процедуры голосования (которые тем легче осуществить, чем меньше явка избирателей). Закономерность выявляется следующая: чем серьезней фигуры, представляющие оппозицию, тем большее количество нарушений. Наиболее часто встречающееся нарушение — нарезка округов в областях по принципу «один район — один округ» — было спровоцировано указами осени-93, требовавшими скорейшего проведения выборов. Такая нарезка наряду с прочими факторами способствовала победе на выборах глав местных администраций и их заместителей (в сельском районе их преимущества перед всеми другими кандидатами очевидны). До появления федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав граждан» законодательно запрет на такие округа оформлен не был. Тем не менее на основании неравенства численности избирателей в округах судом были отменены выборы в Ульяновской области (не прошли до сих пор). По итогам выборов 1994 года этот принцип нарезки ликвидирован в большинстве субъектов Федерации.
Достаточно типичным можно признать занижение количества избирателей по округам (помогает «обеспечить явку», чтобы выборы были признаны состоявшимися, «помочь» привилегированному кандидату). Это явление встречалось практически повсеместно и может сыграть свою роль и на федеральных выборах.
Новшеством для российских выборов стало проведение голосования в два-три дня (Самарская, Саратовская области, город Санкт-Петербург), притом одновременно с избирательной кампанией — собственно днем голосования считался последний день. Такой порядок лишает смысла институт наблюдателей. Во многих областях получил распространение подкуп избирателя «за сахар», «за водку», «за деньги», правда, достоверной информации об эффективности этих действий авторы не имеют. Прочие нарушения были стандартны и, по информации авторов, в основном не вызвали скандалов.
При очевидном ослаблении идеологических мотиваций у большинства населения в 1994 году (это также существенный фактор, оказывающий влияние на исход выборов на местах) представители исполнительных органов власти в глазах населения становятся наиболее желанными избранниками (хотя бы относительный порядок в регионе во многом действительно зависит от эффективности деятельности местных администраций).
В областях, не имеющих достойной экономической базы и наиболее зависящих от федерального бюджета (прежде всего области Центральной России, отчасти Северо-Запада), администрация стала едва ли не единственным субъектом политики, хозяйствующие субъекты как бы «делегировали» ей политические права. Здесь в результате выборов представители исполнительной власти получили абсолютное большинство мандатов. Администрации на выборах противостояли лишь «партийцы», проиграв ей в силу указанных выше причин. В качестве примера можно привести ситуацию в Ярославской области, где весной 1995 года слушался внесенный обладминистрацией проект Устава области, в котором содержались условия импичмента губернатора, — областная Дума вычеркнула эти статьи из проекта (более 60% депутатов представляют исполнительную власть различных уровней, и функционеры не могли принять такой «неэтичный» проект, кем бы он ни был внесен). В Новгородской области 15 из 19 избранных депутатов представляют исполнительную власть, а политическая оппозиция структурирована в форме Общественной палаты при главе обладминистрации. Коммунисты и демократы предъявляют одни и те же претензии областному руководству, заседая в безвластном политическом «зоопарке», — и это в области, ранее известной демократическими симпатиями электората. Подобная ситуация сложилась в Калужской, Тульской, Тверской, Кировской и многих других областях, не могущих обеспечить себя продовольствием и не имеющих субъектов политики, которые могли бы составить конкуренцию администрации в борьбе за мандаты областных депутатов.
В то же время в Ивановской области, одном из самых депрессивных регионов страны, вследствие низкого авторитета представителей местной исполнительной власти нишу «законодателей» заняли представители местного директората. В списках кандидатов в депутаты в первую очередь был представлен традиционный директорский корпус (более 40 президентов и вице-президентов, генеральных директоров АО, объединений, компаний). 10 человек представляли высшие учебные заведения (четверо — ректоры), 3 директора школы, 10 представителей органов здравоохранения, 6 — правоохранительных органов, 7 — главы районных администраций, 2 рабочих. По результатам голосования в областное Законодательное собрание избраны 10 руководителей промышленных и сельскохозяйственных предприятий, четверо глав администраций, трое врачей, трое руководителей новых экономических структур, один преподаватель (всего 23 депутата). Два депутата представляют «Выбор России», по одному — коммунистическую и аграрную партии. Очевидно, что такое «директорское» Законодательное собрание может быть только органом институционализированного лоббизма, а никак не играть роль представительного органа, отстаивающего политические и экономические интересы населения области.
В «депрессивной» группе можно выделить группу областей с преимущественно аграрной экономикой — это, прежде всего, области Центрально-Черноземного экономического района (Белгородская, Воронежская, Курская, Орловская, Тамбовская, экономически примыкают к этой группе Мордовия и Чувашия, но в силу иного статуса республик электоральные процессы здесь несколько отличаются от областных). Здесь можно говорить о формально обратной ситуации — областная администрация выступает как бы посредником между федеральным Центром и господствующей сельской элитой регионов, последняя же идеологически маркируется в виде «аграрно-коммунистического большинства» в представительном органе. Такая политическая структура неизбежна вследствие бедственного положения сельскохозяйственного производства, из-за чего сельская элита не может не быть оппозиционной. Администраторы же, не имея зачастую иных финансовых ресурсов, кроме бюджетных остатков от кредитов Центра сельхозпредприятиям, обречены на роль медиаторов и в зависимости от своих способностей на этом поприще приходят к тем же авторитарным моделям управления, но с опорой на современных «лендлордов»-аграриев. В случае, если глава этой роли не выдерживает, неизбежны попытки устранить его с политической арены.
В регионах, имеющих более сбалансированную экономику, картина формирования представительного органа была немного иной. Здесь, как правило, исполнительная власть присутствует в органах представительной власти в количестве 20-35%, серьезное представительство имеют директора успешных промышленных предприятий. Так, в Томской области первое место по количеству кандидатов делят администрация и директорский корпус: 23% — директора предприятий и их заместители, 25,6% — главы администраций и их заместители, 15% — директора школ, преподаватели вузов и техникумов, 6% — предприниматели, 5% — рабочие. 23% кандидатов ранее были депутатами облСовета. Избраны же были 5 глав администраций, 3 представителя промышленного директората, 2 предпринимателя, 4 директора сельхозпредприятий, один редактор газеты, один директор СПТУ, из избирательных объединений удалось провести своих кандидатов лишь профсоюзам (объединение «За труд и справедливость»). В Новосибирском областном Совете 30 депутатов из 34 избранных выдвинуты группами избирателей, двое — областной организацией КПРФ и 1 — избирательным объединением «Выбор России». В составе Совета представителей органов исполнительной власти — 12 (все они являются главами администраций), руководителей предприятий различных форм собственности — 6, работников сельского хозяйства — 4, работников здравоохранения, народного образования, вузов, научных учреждений — 5. В составе Совета нет представителей коммерческих структур, банков, фондов, предпринимателей, профсоюзов, средств массовой информации, правоохранительных органов, суда, прокуратуры, военнослужащих, рабочих.
От состава прежних облсоветов представительные органы этих областей отличаются прежде всего отсутствием демократических фракций. Области выбраны как не имеющие серьезных субъективных отличий и характеризующиеся относительно бесконфликтным внутриполитическим процессом.
Вышеописанные области служат примером воздействия на политическую ситуацию в первую очередь экономических факторов. Рассмотрим и противоположные примеры — области, где решающее значение приобрели факторы политические.
Владимирская область — типичный представитель депрессивной группы — не способна обеспечить себя продовольствием, не имеет серьезного экономического потенциала. В то же время социально-профессиональное соотношение кандидатов и депутатов здесь выглядит так: руководители предприятий и организаций различных форм собственности: баллотировались — 30, избраны — 5. Руководители и сотрудники администраций: соответственно 25 и 5 (в том числе заместители главы обладминистрации — 4 и 2). Работники системы образования: 14 и 5. Служащие: 8 и 2. Сотрудники общественных организаций: 6 и 0. Военнослужащие и сотрудники органов внутренних дел: 5 и 1. Врачи, адвокаты, журналисты, пенсионеры: 5 и 0. В выборах участвовали 25 бывших депутатов последнего областного Совета народных депутатов, 5 избраны. (Всего мест в Законодательном собрании 20.) Не был избран ни один из кандидатов, представлявших ЛДПР. Пять мест получила КПРФ, в результате чего ситуация конфликта властей стала фоном для всей современной политической истории области (в 1995 году на выборах местного самоуправления почти полную победу также одержали коммунисты). «Нештатная» ситуация во Владимирской области (так же как прочие центральные, не имеет существенных экономических субъектов политики, в то же время Законодательное собрание, в котором лишь 25% представителей исполнительной власти, имеет выраженную антигубернаторскую направленность) объясняется особенностями политического развития последней — сюда был назначен молодой «демократический» глава администрации Власов, который вследствие склонности к авантюрным экономическим и политическим акциям и отсутствия опыта не смог достичь консолидации «партии власти», и часть ее в итоге «перекочевала» в противоположный политический лагерь.
В то же время в Нижегородской области 60% представителей исполнительной власти избрано в областное Законодательное собрание, хотя здесь, в отличие от Владимирской области, несомненно присутствуют потенциальные субъекты политики — как директорат, так и предприниматели. Но здесь итоговый состав Думы объясняется главенствующим положением областной исполнительной власти во главе с Б.Немцовым, позволившим за счет особых отношений с Центром и эффективной внутренней политики регионального авторитарного режима полностью вытеснить возможных оппонентов из местной политической жизни. Руководство области, по мнению авторов, несколько дезориентирует отсутствие на данный момент даже намека на политическую оппозицию в области — здесь исторически не возникло серьезных партийных структур ни в какой части идеологического спектра. Немцов не учитывает растущую «экономическую» оппозицию, которая в дальнейшем неизбежно окрепнет. Представители новых экономических структур уже ищут способы интеграции в политическую жизнь. В региональной части федеральных списков многих нынешних избирательных объединений можно найти нижегородцев, причем не только в строке, посвященной их области, но и в соседних. После ожидаемого поражения эти люди вынуждены будут сделать попытку политически вернуться в область, что поставит администрацию перед необходимостью все же «приоткрыть» политику — в противном случае ее ожидают трудности.
Иная ситуация сложилась в Свердловской области. Здесь в состав кандидатов в депутаты попали: 51 человек — работники местных администраций, 39 — директора государственных предприятий или созданных на их базе акционерных обществ, 26 — руководители частных коммерческих организаций, 17 — научные работники, 11 — врачи. Конечная цифра зарегистрированных кандидатов в депутаты — 189 человек, из них 105 человек выдвинуты от групп избирателей, 84 — от различных избирательных объединений. Больше всего — 20 кандидатов — от ПРЕС, 14 — от «Преображения Урала», 8 — от блока «Действие», 7 — от «Выбора России», по 4 человека от Демократической, Аграрной партий, КП РФ (на родине Ельцина партийных структур больше, чем где-либо).
В результате выборов в областную Думу избрано 6 глав администраций, 6 работников исполнительных органов власти, 5 предпринимателей, 3 руководителя-аграрника и один руководитель-промышленник, по одному представителю науки и народного образования, два медика, два бывших депутата России и 6 бывших депутатов облСовета — всего в областной Думе 28 депутатов, 6 работают на постоянной основе. Из 89 кандидатов, выдвинутых партиями, объединениями и движениями, в Думу прошли 10 человек, больше всего парламентариев избрано от движения «Преображение Урала» (партия Э.Росселя) — 7, от ПРЕС — 2. Председателем Думы стал Э.Россель. Нетипичная картина (множество представителей партий, участвовавших в избирательной кампании, отсутствие у администрации рычагов управления Думой) объясняется тем, что отстраненный от должности главы в 1993 году Россель, имея свою «промышленно-финансовую группу», оказался в неестественном для себя положении лидера контрэлиты, что и сказалось на ходе и результатах выборов и привело к жесткой конфронтации представительной и исполнительной власти, в «советский» период в области отсутствовавшей. После избрания Росселя губернатором в августе 1995 года все встало на свои места — интенсивно формируются все составляющие регионального авторитарного режима.
Выборы в Саратовской области, где местный закон, как и в Республике Марий Эл, допустил элементы пропорциональной системы (по общеобластному округу избирается 10 депутатов из 30), могут служить хорошей иллюстрацией всех выдвинутых авторами теоретических гипотез. Область экономически занимает промежуточное положение между территориями аграрными и промышленными, имея развитое сельское хозяйство (это единственная территория в России, где в промышленном масштабе выращивается пшеница твердых сортов) и мощные промышленные предприятия бывшего ВПК, поддающиеся конверсии. Областное руководство состоит в основном из представителей «сельхозэлиты» и очевидно не способно квалифицированно руководить областью. В 1994 году появились предпосылки формирования более или менее мощной контрэлиты (лидер — вице-мэр Саратова, депутат Совета Федерации Д.Аяцков). По мнению экспертов, именно ему область обязана появлением пропорциональной системы выборов. В результате выборов как по общеобластному, так и по территориальным округам частичную победу одержал его «Союз офицеров запаса», на втором месте — АПР и коммунисты, демократов представляют 4 человека (1 — «Выбор России», 3 — «ЯБЛОКО»). Дума и глава администрации находятся в постоянной конфронтации, при этом Дума не смогла найти опору среди влиятельных субъектов политики и что-либо реально противопоставить действиям главы, принимаемые ею законодательные акты торпедируются главой администрации с помощью «вето», часть членов «Союза офицеров», являясь одновременно администраторами, переметнулись в стан главы. Очевидно, что ситуация может измениться только в результате губернаторских выборов, но в Центре эти выборы оказалось некому лоббировать.
Из всего российского электорального контекста 1994 года выбиваются выборы в Краснодарском крае, где в отличие от всех прочих территорий заметного успеха добилась ЛДПР, заняв третье место по количеству избраннных депутатов («Отечество» — избирательный блок, возглавляемый бывшим пеpвым секретарем обкома Н.Кондратенко, в блоке с КП РФ получило 23 места в Законодательном собрании, «Кубань» (блок «партии власти») — 15, ЛДПР — 10. В собрании один демократ — бывший глава администрации В.Дьяконов). На наш взгляд, дело здесь не в «новых избирательных технологиях», предложенных местными активистами либерал-демократов, не в уникальном законе о выборах, по которому край был разделен на 7 многомандатных округов, что позволило обеспечить явку избирателей, и даже не в особом приграничном положении края и массе беженцев и переселенцев, наводнивших его, что вызвало рост антикавказских настроений.
Главная причина триумфа ЛДПР — в нестабильности «партии власти» в крае. Здесь за три года четыре раза по инициативе федерального Центра менялся глава администрации, что не могло не повлиять на степень консолидации элиты края. По прошествии года после выборов местные наблюдатели констатируют: рейтинг ЛДПР серьезно снизился, зато стремительно растет авторитет и популярность лидера «Отечества» Н.Кондратенко, еще в советский период известного антисемитскими взглядами и кубанским патриотизмом и имеющего все шансы стать губернатором в случае объявления выборов. Нынешний глава администрации Харитонов так и не смог упрочить свои позиции в политической и аппаратной иерархии края. (Для сравнения: в Новгородской области, которая также стала пограничной территорией, также испытывает серьезное миграционное давление и где уровень жизни населения значительно ниже, чем в Краснодарском крае, в силу природных условий, в областной Думе оказалось лишь 2 представителя ЛДПР, хотя здесь организация возглавляется бывшим пеpвым секретарем обкома КПСС. Но здесь партия власти держит все рычаги управления в своих руках, потому триумф ЛДПР или какой-либо иной подобной структуры невозможен.)
Несмотря на очевидное несходство политических процессов в регионах, обусловивших различия в составе региональных легислатур, можно сделать один однозначный вывод: практически нигде региональные легислатуры не стали субъектами политики регионального масштаба.
В 1995 году выборы в представительные органы субъектов Федерации прошли в Башкортостане, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии, Татарстане, Удмуртии, Приморском крае, Камчатской области, Таймырском автономном округе. Предстоят выборы в Хакасии и в Ульяновской области.
Если отсрочка выборов на Камчатке и Таймыре объясняется чисто климатическими особенностями данных регионов (здесь представительные органы могут собираться лишь весной и осенью, когда возможны передвижения по территории данных субъектов Федерации, что затормозило разработку соответствующего законодательства; выборы же возможно в силу тех же обстоятельств и также финансовых условий провести только весной), а в Удмуртии и Карачаево-Черкесии — отсутствием в этих республиках президентов и конституций, что также увеличило задержку, — сами выборы здесь немногим отличались от областных в 1994 году, то процессы, сопутствовавшие электоральным кампаниям в Татарстане, Башкортостане, Приморском крае и Северной Осетии, заслуживают отдельного рассмотрения. В качестве примера приведем ситуацию в Татарстане и Башкортостане.
В выборах в Государственный совет Татарстана (две палаты, одна избирается по территориальным округам и созывается не чаще раза в два месяца, вторая — по административно-территориальным (районам), работает также в режиме сессий, но созывается еженедельно) приняли участие около 60% избирателей в первом туре и около 45% избирателей во втором (при необходимом законодательно закрепленном минимуме в 25% явки). 37% кандидатов были выдвинуты трудовыми коллективами, 26% — собраниями избирателей по месту жительства. Всеми партиями и общественными организациями были выдвинуты 37% кандидатов. Среди последних мандаты получили 10 депутатов. Депутатами Госсовета стали 51 из 61 глав администраций районов и городов.
112 депутатов из 130 — руководители государственных органов, предприятий, хозяйств, учреждений здравоохранения; среди депутатов — 7 предпринимателей, 1 адвокат, 1 научный сотрудник, 2 рабочих, 1 депутат является членом Партии национальной независимости «Иттифак», 1 представляет избирательный блок «Равноправие и законность» (русская федералистская оппозиция), 4 — компартию Татарстана; по этническому «срезу» из 467 кандидатов в Госсовет 66% составили татары (в избранном депутатском корпусе — 74%), русские — 28% (24%), среди населения республики 42% татар, 48% русских.
Выборам предшествовал длительный процесс изменения действующей Конституции республики и создания обновленной законодательной базы в Верховном Совете, где присутствовали татарская национальная и русская федералистская оппозиция. На выборах 1995 года было сделано все, чтобы в дальнейшем никакой оппозиции в представительном органе не было. Сделать это, как мы видим, удалось.
Государственное собрание Республики Башкортостан состоит из двух палат — Палаты Представителей и Законодательной Палаты.
Палата Представителей состоит из 154 депутатов, избираемых по мажоритарной системе в рамках административно-территориального деления РБ (по два мандата на каждую административно-территориальную единицу). Депутаты палаты работают на неосвобожденной основе, основная функция палаты — избрание своего председателя и рассмотрение и утверждение законов, принятых Законодательной палатой. Палата созывается на заседания по мере необходимости, но не менее четырех раз в год.
Законодательная палата состоит из 40 депутатов (40 республиканских округов по 1 мандату). Депутаты палаты работают на профессиональной основе.
По официальным данным, явка на избирательные участки в целом по республике составила 59%, в селе — 80,3%, в Уфе — 38,3%. Признаны несостоявшимися выборы в Калининском районе Уфы. В 73 округах, где выборы состоялись, депутатами стали главы местных администраций. Остальные 73 депутата — в подавляющем большинстве работники администраций всех уровней. Из 40 избранных депутатов Законодательной Палаты 5 — работники системы здравоохранения, 6 — сотрудники аппарата и председатели комиссий бывшего Верховного Совета, 5 — сотрудники правоохранительных органов (в том числе министр внутренних дел). Этнически абсолютное большинство депутатов — башкиры (составляют 22% населения республики), эти данные нигде не публикуются.
Неофициальные наблюдатели (официальных практически не было) говорят о массовых нарушениях при подсчете голосов. По утверждениям наблюдателей, выборы в Уфе не состоялись по причине неявки избирателей, но результаты были подтасованы, голосование здесь было продлено до 12 часов ночи.
Избирательное законодательство в субъектах Федерации, где выборы прошли в 1995 году, не имеет принципиальных отличий от аналогичного в республиках в 1994 году, тем не менее прошедшие выборы ознаменовали новый этап электоральных кампаний в регионах — окончательное превращение легислатур в синклит администрации, фактический отказ от идеи разделения властей и полная консолидация «партии власти». (Если в Татарстане президент Шаймиев заявил о том, что неизбранные главы администраций будут им уволены с постов, то в Башкортостане возможность неизбрания глав местных администраций даже не рассматривалась.)
Второй характерной особенностью выборов 1995 года на уровне субъектов Федерации стала тотализация нарушений в ходе выборов. Раньше сам процесс голосования был хоть как-то защищен от нарушений присутствием наблюдателей, но в 1995 году впервые после 1989 года появился прецедент недопущения наблюдателей к процедуре подсчета голосов (Татарстан). Применялись и другие формы нарушений, в частности незаконные отказы в регистрации кандидатов оппозиции, централизованный подкуп избирателей отдаленных территорий водкой и т.д. Все отмеченные в предыдущем разделе (кроме нарезки округов) нарушения также сохранили свое значение. Для завершения темы нарушений в 1995 году необходимо сделать одно существенное дополнение: федеральный Центр проявил полное равнодушие к этим фактам несмотря на то, что зачастую эти нарушения, в отличие от сюжетов 1994 года, были прямо направлены в том числе и против контрагентов Центра в регионах.
Авторы видят прямую связь этого нарочитого равнодушия Москвы к ходу выборов в ранее оппозиционных и «тревожных» для нее регионах — лидерах процесса федерализации — в том, что к этому времени поражение федеральных сил в Чечне уже стало очевидным и руководители исполнительной власти страны изменили свои приоритеты на противоположные. От попытки силой доказать право Центра на вмешательство в региональные дела президент и его окружение перешли к политике полного невмешательства во внутренние дела субъектов регионального аторитаризма в обмен на политическую поддержку на предстоящих парламентских и президентских выборах. Именно в этом ряду видится появление движения «Наш дом — Россия» — в первую очередь это именно партия региональных элит, притом преимущественно в лице администраций. В регионах объединение региональных лидеров с центральной номенклатурой привело не к подъему авторитета политически маркировавшегося правительства России, а к падению авторитета собственных руководителей. Не случайно уже на втором съезде НДР отсутствовали М.Шаймиев, М. Рахимов и член другой партии — Союза коммунистов Карелии — В.Степанов. Избиратели голосуют за своих руководителей не только потому, что боятся, что новый избранник может оказаться хуже проверенного лидера, но и потому, что лидеры крупных субъектов Федерации все последние годы набирали очки на оппозиционности Москве.
В 1995 году в Свердловской области и Калмыкии прошли выборы глав исполнительной власти, вместе с федеральными парламентскими выборами пройдет по крайней мере 12 выборов губернаторов (в Белгородской, Московской, Нижегородской, Новгородской, Новосибирской, Омской, Оренбургской, Тамбовской, Тверской, Томской, Ярославской областях, в Приморском крае).
Декларируя идею равенства субъектов Федерации, содержащуюся в положениях принятой в 1993 году Конституции, фактически Президент России и его окружение в 1995 году сами всемерно укрепили существующее неравенство статуса республик и прочих территориальных образований. Сперва позволив в 1993 республикам самостоятельно проводить конституционную реформу, а затем опершись на лидеров этих образований в процессе создания НДР, федеральные власти упорно препятствовали выборам глав исполнительной власти краев и областей: осенью 1994 года появился Указ Президента РФ «О мерах по укреплению единой системы исполнительной власти в Российской Федерации», запрещающей выборы глав исполнительной власти регионов до принятия федерального законодательства (проект Закона РФ «Об общих принципах системы органов государственной власти субъектов Федерации» не принят Советом Федерации). После выборов в Свердловской области появился Указ №951, в соответствии с которым «выборы назначенных губернаторов» (так в тексте) назначаются на декабрь 1996 года (за исключением Московской, Новгородской и Омской областей, где выборы были назначены на декабрь 1995 года), одновременно рекомендовано выборы региональных легислатур в краях и областях перенести на июнь 1997 года независимо от срока полномочий, на который были избраны Думы и Собрания, а выборы органов местного самоуправления перенести на декабрь 1996 года.
За три недели список «исключений» вырос до 12, «рекомендации» президента выполняются в зависимости от того, нужно ли продление полномочий представительных органов главам конкретных областей или нет, что служит очередной иллюстрацией к тезису об утере Центром механизмов управления субъектами Федерации, и не только республиками, но и областями. После декабря 1995 года в России будет, скорее всего, уже 21 выборный губернатор (в восьми областях выборы прошли в 1993 году, избранный глава Брянской области был снят с поста, в начале 1994 года прошли никем не замеченные выборы в Иркутской области, затем в августе 1995 года — в Свердловской области), то есть треть всего губернаторского корпуса будет иметь статус избранных, что может несколько затруднить функционирование «единой вертикали исполнительной власти» и укрепить авторитарные тенденции на областном уровне.
Для понимания происходящих процессов отметим, что традиционно для избирателя, голосующего за главу исполнительной власти, важны не политические самооценки лидеров, а личные качества руководителя. Эти кампании, по оценкам социологов, привлекут наибольшее число избирателей — для населения очевидна значимость выбора, общественное сознание в регионах признает в лице губернатора грядущего «главного начальника», от которого зависит его повседневная жизнь на длительный период времени. По оценкам социологов, ожидаемая активность избирателей будет наиболее высокой на выборах Президента России, далее по убыванию — лидеры исполнительной власти региона, главы местного самоуправления, парламент России, региональные легислатуры, представительные органы местного самоуправления.
Прошедшие губернаторские выборы в Свердловске подтверждают тезис о нежелательности для региональных лидеров идентификации в глазах населения как ставленников НДР — представлявший эту структуру назначенный глава области А.Страхов во втором туре выборов потерпел сокрушительное поражение от снятого в 1993 году Указом Президента с поста главы за провозглашение в области Уральской Республики с конституцией и равным с республиками в составе РФ статусом председателя областной Думы Э.Росселя. Причина поражения Страхова, конечно, не в членстве в НДР. Россель все время оставался в области неформальным лидером, Страхову не удалось за два года установить свой контроль над администраторами, прессой, хозяйствующими субъектами и, что немаловажно, над избиркомом. Лидеры боролись в равных весовых категориях, и по итогам первого тура разрыв в количестве поданных за них голосов был незначителен, многие избиратели голосовали за «третьего» — главу областного правительства В.Трушникова. Выборы были также нетипичны для 1995 года, как нетипично положение в области, охарактеризованное выше. Серьезных нарушений не было — в сложившейся ситуации они были невыгодны обеим сторонам.
Напротив, безальтернативные выборы не слагавшего свои полномочия президента Калмыкии Илюмжинова в гротескной форме подтвердили выявленные тенденции 1995 года — такого количества нарушений не приходилось ранее видеть никогда. Институт наблюдателей ликвидирован здесь на уровне законодательства (наблюдатели могут быть только от кандидатов, кандидат один), предвыборная агитация открыто продолжалась как за сутки до голосования, так и в его ходе, альтернативный кандидат не зарегистрирован в нарушение того же местного закона, который сам по себе противоречит Федеральному избирательному законодательству. Что интересно, в победе единственного кандидата даже без этих нарушений мало кто сомневался — президенту нужен был процент побольше для легитимации этих выборов в Москве, но даже в беспроигрышной ситуации Илюмжинов ни разу не упомянул во время ежевечерних появлений на телеэкране о том, что он ко всему прочему возглавляет местное отделение «Нашего дома — Россия».
Выборы в Калмыкии в какой-то мере высветили для представителей федерального Центра существующую проблему — впереди выборы глав на местах, и опыт подобной «легитимации» слишком явно не в его интересах. Возможно, команда Президента России воспользуется случаем и проведет «показательный процесс» по этому случаю в Конституционном Суде РФ — чтобы намеченные выборы в регионах прошли не по калмыцкому и желательно не по свердловскому сценарию (Россель со своими прошлыми идеями «Уральской pеспублики» и нынешними непомерными амбициями не очень устраивает Москву). Независимо от этих усилий вероятно, что в Нижегородской, Новгородской, Новосибирской, Омской, Томской, Ярославской областях, в Приморском крае будут избраны нынешние главы, а в Тамбовской — лидер контрэлиты.
Нельзя не отметить, что весь ход федеральных выборов и их результаты в областях, где назначены выборы глав, будет определяться именно этим важнейшим для региона событием, явка здесь будет значительно выше, чем в среднем по стране, и выбор избирателя будет детерминирован федеральными ориентациями фаворита местной губернаторской электоральной кампании и его основного соперника (если таковые будут провозглашены). (Вспомним здесь, кстати, гипотезу о том, что «марка НДР» для многих губернаторов по опыту прошедших кампаний в целях собственного избрания может оказаться нежелательной — выгоднее всего тем из них, чье избрание не абсолютно гарантировано, выглядеть ныне «независимыми».)
Органы местного самоуправления — местные Советы — были распущены в 1993 году. Указом президента обязанности главы местного самоуправления были возложены на глав соответствующих администраций. В 1994-1995 годаъ вопрос об органах местного самоуправления на региональном уровне стал одним из основных, вызывавших конфликты Дум и Собраний с главами исполнительной власти — безвластные представительные органы стремились создать себе опору в «вертикали» представительных органов на местах. Эти попытки в целом по стране провалились, так как натолкнулись на решительное сопротивление глав администраций (президентов) и их исполнительной вертикали, не желавшей делиться долей полномочий и радовавшейся отсутствию контроля не меньше, чем те же главы по отношению к Москве. Главы не приняли идею местного самоуправления и по вполне прагматической причине — если следовать логике федерального Закона «Об общих принципах местного самоуправления», все, что ниже субъекта Федерации, — местное самоуправление, его территориальные единицы — должны наделяться как объемом полномочий, так и соответствующими налоговымим ресурсами для их исполнения, а это ликвидирует консолидированный бюджет на уровне субъекта Федерации (позволяющий дотировать одни территориальные единицы за счет других). Руководители исполнительной власти пока не понимают, как можно обеспечивать функционирование коммунально-бытовой сферы дотационных территорий без этого института, логично предполагая, что никто в Москве налоги в пользу органов местного самоуправления не снизит. Тем не менее и в этих неблагоприятных условиях в России появились примеры полноценно функционирующих органов местного самоуправления в Карелии, Удмуртии и Иркутской области (избраны в 1994 году), на уровне городов такие органы успешно действуют в Самаре и Тольятти, в двух районах Псковской области идет эксперимент по полноценному введению в жизнь различных моделей органов самоуправления. Во многих субъектах Федерации органы самоуправления избраны в том же виде, что и региональные легислатуры, а главы администраций остаются назначенными. Появление в России в усеченном виде института местного самоуправления пока не внесло в жизнь регионов ни серьезных конфликтов, ни реальных улучшений.
Прошедшие в 1995 году выборы в органы местного самоуправления характеризовались победой в них коммунистов — так, в марте коммунисты победили на выборах в органы местного самоуправления Владимирской области, в трех крупных городах области они составляют более 70% состава представительных органов. Этот результат остался незамеченным средствами массовой информации. Внимание столичных политиков и руководства страны привлекли результаты выборов в Волгоградское городское собрание, где 23 из 24 избранных депутата оказались коммунистами, в то же время мэром города большинством голосов был избран представитель «партии власти», бывший назначенный глава местной администрации Ю.Чехов. Итоги выборов в Волгограде привели представителей федеральной партии власти к выводу об опасности для страны любых выборов, что неоднократно артикулировалось в средствах массовой информации в октябре.
Что же определило столь различные итоги выборов в Волгограде, где население однозначно оказало доверие коммунистам в представительном органе и столь же однозначно поддержало их антипода в качестве главы исполнительной власти. Во-первых, необходимо понять различие в электоральном поведении в зависимости от того, какая ветвь власти избирается. Известно, что долговременная кампания дискредитации представительных органов власти, проводимая в средствах массовой информации, бесследно не прошла (этим частично объясняется невысокая активность избирателя на выборах представительных органов всех уровней — от парламента до райсовета). Представительных органов в общественном сознании после разгона Советов как бы не стало. И потому логичным представляется выбор избирателями коммунистов: во-первых, кампании они проводили под девизом возрождения понятной населению Советской власти, во-вторых, отсутствие реально действующих представительных органов и контроля администраторов на местах уже дало себя знать (некому стало жаловаться на существующие злоупотребления — только исполнительной власти, которая эти злоупотребления и совершает), в-третьих, коммунисты показали себя единой самой организованной силой, принявшей участие в выборах в органы местного самоуправления: голосование за администраторов на этом уровне было бы нелепостью, очевидной даже недостаточно грамотным избирателям, демократы непопулярны и неорганизованны (да их в районах в большинстве регионов и не было никогда), попытка военных в Волгограде составить альтернативу гражданским, видимо, несколько напугала население. Остается добавить еще одно соображение — выборы в представительные органы местного самоуправления в субъекте Федерации ни на что не влияют, кроме как на нервы мэров. Поэтому и нарушения, давление на избирателей во время этих выборов были минимизированы.
В исполнительную власть, напротив, население верит, избиратель считает, что именно от должностных лиц исполнительной власти зависит их положение, уровень жизни. Опросы показали, что избиратель не склонен менять «известное зло» на неизвестное новое лицо, не верит политической рекламе, опасается, что перемены приведут к дальнейшему ухудшению жизни. Все выборы глав исполнительной власти показали склонность избирателя на таких выборах к умеренному консерватизму, отказ в доверии нынешнему главе, вероятно, возможен только в пользу главы предыдущего, если такой выдвигается, — а эти персонажи если и коммунисты, то, как правило, лишь на словах.
Исходя из вышеизложенного, можно считать опасения повсеместного пришествия коммунистов беспочвенными, а на уровне местного самоуправления, по нашему мнению, они не вполне уместны — на уровне местного самоуправления бессмысленны идеологические демарши, здесь надо работать. Если коммунисты не справятся — упадет их рейтинг, смогут наладить контроль администрации и разумно распорядиться местным бюджетом — население выиграет. Недаром, может быть, во Франции и Италии, где коррупция чиновников на местах весьма распространена, население в органы местного самоуправления зачастую избирает именно коммунистов.
Итак, попробуем описать грядущие парламентские выборы, как они видятся через призму регионов с точки зрения интересов и реальных сил региональных субъектов политики.
Очевидно, чисто политические мотивы голосования будут значимы прежде всего при голосовании по общефедеральному округу. Ось противостояния «коммунисты — демократы» потеряла в сознании массового избирателя регионов России свой правый полюс. В симпатиях к «демократам» в большинстве регионов признаться неприлично, а принципиальный раскол в их рядах, ознаменованный образованием НДР, уже не оставляет места даже для декларативного единства. С появлением этого движения выявились новые оси расхождения и самоидентификации избирательных объединений. И главной из них видится ось «партия власти — партии, стремящиеся к власти». Легко заметить, что в последнюю группу входят все организации, кроме НДР, и отчасти ПРЕС и «Преображения Отечества» (партия Росселя — Ножикова, т.е. части урало-сибирских региональных элит, не объединившихся с федералами). Не ставя себе задачи конкретного прогноза результата противоборства, отметим, что реальные шансы «партии власти» на парламентских выборах невысоки и коррелируют с показателями доверия федеральным структурам (а не лично Черномырдину, сколько бы пресса ни раздувала противоречия президента и премьера, играя перед выборами на руку последнему). Исход противоборства этих структур прямо коррелирует с экономическим положением каждого конкретного региона.
Внутри первой группы выделяются другие оси: «новое или старое» — между коммунистическими блоками вкупе с АПР и всеми остальными — здесь соотношение видится примерно равновесным (за исключением вышеперечисленных аграрных регионов — здесь коммунисты и аграрии, видимо, победят вчистую), внутри «нового» — «государственное регулирование или экономический либерализм» (шансы в пользу первого видятся около 5:1). В самой нише «государственного регулирования» тесно, градации избирателем идентифицируются с трудом. Распределение голосов избирателей по этому вектору в регионах (за исключением Москвы) представляется более или менее равномерным.
Парадокс нынешней предвыборной ситуации в том, что избирательные объединения не идентифицируются по весьма существенному вопросу «федерализм — унитаризм», практически все известные объединения либо декларируют возврат к унитарным тенденциям, либо игнорируют эту тему, тогда как местная самоидентификация населения уже стала фактом общественного мнения населения республик и многих областей.
Все избирательные объединения соревнуются в патриотизме, трудно различить слова лидеров ЛДПР, «Вперед, Россия!» и Конгресса русских общин на этот предмет. Думается, что в 1995 году избиратель предпочтет на этом фланге именно КРО — за новизну лидеров и респектабельность — одиозные политические фигуры типа Константина Затулина избирателям малоизвестны, а «солидность» поведения КРО, не участвующего в политических шоу, не привлекающего в свои ряды певцов и актеров, бросается в глаза. Преимущественно за «патриотов», в том числе крайних, будут голосовать пограничные регионы, особенно южные, русское население национальных республик.
Приведенная неполная картина свидетельствует об одном — координаты идентификации избирательных объединений в 1995 году безнадежно запутаны, единственным надежным «лейблом» в этих условиях становится узнаваемый образ лидера или специфический «половой» идентификат «Женщин России». Возвращаясь в региональный контекст, отметим, что избиратель в регионе наверняка проявит большее равнодушие к голосованию по спискам, чем по округам. Итог же всероссийского конкурса красоты мы предсказать не беремся — сомнений у авторов практически не вызывает лишь прохождение 5%-ного барьера КПРФ, АПР, НДР, КРО, «ЯБЛОКА», «Женщин России», возможно ЛДПР, «Вперед, России!», Партии любителей пива. В Москве картина может достаточно серьезно отличаться от региональной — слишком далеко ушли уже друг от друга страна и ее столица, и это расстояние увеличивается.
Выборы в Государственную Думу станут ареной самой серьезной политической борьбы. Рассмотренные выше процессы в регионах вытолкнули из политики большую часть людей, которые попали туда в годы перестройки. Резкое уменьшение в большинстве регионов численности депутатского корпуса представительных органов и изменения их качественного состава практически не оставили шансов на избрание в них людям с собственно политическими интересами — они оказались невостребованными в политической жизни. Естественным образом в рамках сложившейся системы им остается только два пути — либо «наверх», то есть в федеральный парламент, либо бороться за изменение местной политической системы, что, по всей видимости, и произойдет, — даже если все места в Думе окажутся занятыми именно невостребованными политиками, то их все равно останется во много раз больше, и деваться им будет просто некуда.
Но наряду с сильнейшим давлением этого (сейчас маргинального) слоя существует еще несколько категорий претендентов на депутатский мандат.
Во-первых, это «партия власти», а конкретнее, люди, так или иначе связанные с огромной частногосударственной корпорацией, в которую превратилось правительство Черномырдина. Образование блока НДР объясняется в первую очередь желанием этой корпорации сохранить за собой завоеванные позиции, обеспечив себе политическую поддержку в парламенте.
Во-вторых, это представители разного рода социально-экономических институтов, неудовлетворенных своим экономическим положением. Это представители не только предприятий, производящих продукцию, но и, например, армия, системы образования и здравоохранения или различные полугосударственные структуры. Все они рассматривают возможность попадания в Госдуму только как инструмент лоббизма. Самые яркие примеры — это федеральные списки экзотических организаций типа «Союза работников жилищно-коммунального хозяйства», «Всероссийского движения транспортников» или «Союза автомобилистов» — смешно даже говорить о наличии у этих «на полном серьезе» пытающихся попасть в Думу объединений и их представителей, идущих по одномандатным округам, собственно политических целей даже в рудиментарном смысле. В этом ряду серьезные шансы на успех имеют представители нефтяных компаний (в отличие от «Газпрома», справедливо рефлексируемого прессой в штампе «Наш дом — Газпром», нефтебароны не «поставили» на это движение — слишком различны, а зачастую противоположны интересы этих компаний, а пойдут в основном по округам, дублируясь в том числе в списке «Блока Ивана Рыбкина», включающего в себя думскую депутатскую группу «Новая региональная политика», лоббирующую интересы нефтяного бизнеса автономных округов России).
В-третьих, это «эмиссары» крупных федеральных политических организаций, которые по новому законодательству ограничены в праве свободного составления федеральных списков — в число «12», как правило, не умещается верхушка партии или блока, желающая попасть в Думу. Выход остается один — ставить таких людей в «проходные» региональные списки, число которых ограничено. Так что многие представители столичного политического истеблишмента вынуждены «бодаться» (новый политический термин, родившийся в кулуарах Госдумы) в одномандатных округах, естественно, используя возможности своей партии.
В-четвертых, это оправившиеся от морального поражения те представители «доавгустовской» (в смысле 1991 года) партийно-хозяйственной номенклатуры, которые после 1991 года оказались выброшены из политической жизни. К 1995 году в обществе произошла очередная переоценка ценностей — слово «ГКЧП», например, окончательно перестало быть ругательным, на самом высшем уровне реабилитированы понятия «руководящий работник» и «школа партийной и хозяйственной работы». Ярким примером здесь может служить попытка возвращения в большую политику двух членов ГКЧП — Стародубцева и Тизякова. Для большинства представителей этой группы выборы-95 — последняя попытка войти в большую политику (хотя бы в силу возраста).
В-пятых, существует уже как бы социальный слой «депутатов Федерального Собрания РФ». Это депутаты Государственной Думы, не подпадающие под вышеперечисленные категории, которым зачастую возвращаться в свои регионы просто некуда, а также группа членов Совета Федерации, избранных в 1993 году, не являющихся главами администраций или их ставленниками. Уже ясно, что Совет Федерации не будет избираться прямым голосованием, и этим людям тоже некуда деваться, кроме как в Госдуму.
И наконец, в-шестых, — представители нового бизнеса, предприниматели. Их мотивация участия в выборах двояка: с одной стороны, это депутатский иммунитет, позволяющий уйти от уголовной отвественности, с другой стороны, возможность лоббирования собственных экономических интересов. Эта группа, пожалуй, самая малочисленная, — уже неоднократно убедившись в том, что население не хочет выбирать предпринимателей и помочь в этом не могут никакие денежные инвестиции в выборы, предприниматели предпочитают блокироваться с каким-нибудь избирательным объединением либо просто купить место в списке, благо услуги такого рода многие федеральные политические объединения оказывают с охотой.
Как показали все предыдущие выборы, политическая идентификация кандидатов-одномандатников играет далеко не определяющую роль в мотивах голосования избирателей. Главными моментами здесь, бесспорно, являются субъективные факторы — известность кандидата, его умение вести избирательную кампанию, доступ к электоральным ресурсам и т.п. Объективные характеристики, повышающие вероятность избрания, ограничены: например, при прочих равных условиях избиратель предпочитает врачей, городские избиратели, как правило, поддерживают своего мэра (если он не «отличился» в отрицательном смысле), можно даже выделить своеобразный тип проходного кандидата — «юристка-коммунистка» (соединение трех определяющих признаков — полового, политического и профессионального, которые сами по себе не являются супервыигрышными, дает в сочетании с активностью кандидата почти стопроцентный результат). Совершенно определенно можно сказать, что наивысшие шансы на победу имеют те кандидаты, которые заручились поддержкой региональных администраций. Уже летом 1995 года руководители большинства субъектов Федерации определили фамилии «своих» кандидатов по каждому округу, и зачастую таковыми стали нынешние депутаты Думы независимо от их партийной принадлежности — по принципу здорового консерватизма и нежелания рисковать. Если же нынешний депутат принципиально не устраивает администрацию — ему уже готова замена. По имеющейся информации, в некоторых областях есть по два привилегированных кандидата на каждый округ — одному из них поддержка будет оказана открыто, другому — афишироваться не будет (это вариант для округов, где администрация не уверена в своем авторитете).
Девизом нынешней избирательной кампании станет слово «фальсификация» — региональные лидеры полны решимости провести своих фаворитов любым способом, в Центре же относятся к этим чаяниям благожелательно, в коридорах власти гласно обсуждается, что «в выборах главное, как считать». В пользу гипотезы невмешательства Центра говорит и упомянутое отношение Москвы к нарушениям в ходе местных выборов в 1995 году, прозрачна и цель поголовной мобилизации руководителей регионов в НДР. Интересно в этой связи, что Центризбирком чисто технически не способен корректировать результаты выборов.
Сомнительно, чтобы федеральные списки стали первоочередным объектом фальсификаций — разве что из Москвы попросят «подсыпать» НДР и пообещают субвенций, да и то успех гадателен. По этому параметру нарушения могут быть лишь в крупных субъектах Федерации, где речь идет о местных персоналиях, могущих пройти в Думу из региональной части списка. Основной ареной фальсификаций и нарушений избирательного законодательства станут, несомненно, территориальные округа (конкуренция здесь — до 25 человек на место).
© Международный институт гуманитарно-политических исследований
|
|