Ситуация в Ингушетии

осенью 1994 года

Ингушская республика является сегодня реальностью политической жизни Кавказского региона. Если летом 1992 года она была лишь на бумаге в виде постановления Верховного Совета РФ. то теперь сформированы и заработали властные структуры, но, главное, ингушская элита осознала два обстоятельства:

— необходимость создания национального государства, что исключает какое-либо соединение с Чечней — будь то в форме Вайнахской (Горской) республики, или в виде конфедерации. Безусловно, ингуши и чеченцы связаны тысячами нитей, имеют разноплановые связи между собой, однако, никакая сила не заставит Ингушетию вновь подпасть под влияние братского соседа. В этом их убедил и опыт совместного проживания в рамках Чечено-Ингушской Республики;

— специфику геополитического положения Ингушетии в Кавказском регионе. Находясь между враждебной Осетией, сегодня отбросившей мысль о передаче ингушам даже части Пригородного района, и Чечней, угрожающей если не полным поглощением, то по крайней мере аннексией Сунженского района, республика имеет лишь одного гаранта сохранения ее существования — Россию.

В основе этого однозначного ориентирования на РФ лежат не воспоминания о более чем двухсотлетнем пребывании в составе российского государства и даже не действительно полная сегодняшняя экономическая зависимость от северного соседа (на 85-90% содержащего республику на дотации), а прежде всего усвоение именно геополитических реальностей. И не надо обращать внимание на отсутствие в ингушской печати ярко выраженных пророссийских установок (их и быть не должно, если принять во внимание сложившуюся политическую культуру нации, хранящую память о депортации в феврале 1944 года, о трагических событиях октября-ноября 1992 года), на следуюшие время от времени официальные приветствия ингушского руководства Чечне, на жесткую критику Временной Администрации (ВА) в ингушских средствах массовой информации. Все это не способно изменить общую направленность политики Ингушетии на сохранение органической связи с Россией. Здесь ингушами движет не какая-то выдуманная кем-то идеологема, а естественный и нормальный инстинкт самосохранения.

Подъем чувствуется во всех сферах жизни Ингушетии. Достаточно сказать, что общий объем выпуска промышленной продукции в первом полугодии 1994 года составил в действующих ценах 7,1 млрд. рублей против 2 млрд. за тот же период 1993 года. Открыт первый в истории республики государственный университет (450 мест). 53 подростка в возрасте 10-12 лет пошли в созданный кадетский корпус, который власти республики рассматривают как учреждение по подготовки будущей национальной элиты. Работает также исламский университет, где препадают педагоги из Саудовской Аравии и Иордании. Всего этого еще год назад не было. Вместе с тем следует обратить внимание, что серьезной стратегической программы преобразований в хозяйстве у руководства республики нет. У местных экспертов создается впечатление, что экономический рост идет лишь за счет мощных финансовых влияний без определения основных направлений развития, которые бы в ближайшем будущем дали качественные результаты. Учреждена зона экономического благоприятствования «Ингушетия», что обещает значительное финансовое вливание в экономику республики, в том числе и в твердой валюте. Мощные инвестиции будут идти и по российским федеральным каналам. Однако все это требует еще внутренних структурных изменений хозяйства Ингушетии. Нельзя сказать, что ничего не предпринимается, в частности, создан Фонд поддержки предпринимательства и развития конкуренции Республики Ингушетия. Но как это будет соотноситься с реалиями, с отсутствием программы разгосударствления сельского хозяйства и промышленного сектора, сказать трудно. Ясно одно — хозяйство республики находится на перепутье, и если не будет сформирована концепция экономического развития, поступающие в Ингушетию средства могут уйти на закрытие возникающих то тут, то там брешей.

В республике сложился режим сильной президентской власти. В настоящее время власть Р.Аушева пользуется безусловной поддержкой населения. Даже в отдаленной, четырех-пятилетней перспективе ему едва ли может возникнуть серьезная оппозиция. Последний, чувствуя наличие широкой поддержки, проводит курс на укрепление личной власти: его окружают люди, связанные с ним годами службы в армии и войны в Афганистане (Агапов, Плиев); он неустанно волевыми решениями меняет состав кабинета министров (менее чем за год президентского правления уже сменилось два правительства). Необходимо отметить, что глава государства подчеркнуто осуществляет политику подбора кадров, исключающую тейповую принадлежность. В целом в данных условиях трудно представить какую-либо другую модель устойчивой власти в Ингушетии.

Вместе с тем, есть несколько негативных факторов, которые в будущем могут развиться серьезные препятствия поступательному развитию политического процесса.

Сложилось так, что формирование национальной ингушской интеллигенции в течении многих десятилетий проходило главным образом в Грозном (где сегодня проживает по некоторым оценкам более 35 тысяч ингушей) и в Пригородном районе (прежде всего во Владикавказе). В первом сегодня она все более очевидно становится не у дел, и намечается устойчивое стремление к возвращению на историческую родину; во втором после осени 1992 года не осталось никого. Однако, эта, в том числе и высококвалифицированная, интеллигенция не получает места для работы в Назране, более того есть почти явная тенденция вообще не принимать специалистов из Пригородного района на управленческие должности.

Это противоречие вылилось на недавном съезде ингушского народа в выступление представителя Союза ученых, содержавшее острую критику президента Р.Аушева как главы «власти генералов и полковников». У президента есть не мало оснований не любить прежнюю ингушскую интелектуальную элиту, которую он считает виновной в произошедшей осенью 1992 года национальной трагедии, когда одни представители интеллигенции, стремясь упрочить свой авторитет, мобилизовали ингушское население, но не подготовили организационно его выступление, а основная масса интеллигенции осталась лишь созерцателем происходящего. Однако, если новой власти не удасться преодолеть это противоречие и найти способов интеграции возвращающейся в Назрань национальной духовной элиты в формирующийся истеблишмент, произойдет замедление процесса становления в Ингушетии гражданского общества.

У Р.Аушева совершенно очевидно сложился комплекс недоверия ко всем без исключения ведущим управленцам прежней эпохи. В результате ряд видных экономистов, хозяйственников, специалистов в области общественных наук оказались вне рамок администрации республики. В то же время сюда попало много молодых, может быть и энергичных молодых людей, но необладающих достаточным опытом и знаниями. Здесь потенциально могут оказаться много и случайных людей. Таким образом, возникает проблема формирования президентской команды, которая наиболее адекватным образом интегрировала бы все элементы «новой» и «старой» национальной элиты, чтобы власть обрела большую устойчивость и не была подвержена каким-либо «случайностям».

Безусловно, главной заботой президентской власти в Ингушетии остается проблема беженцев. Из 60 тыс. человек, прежде живших в Пригородном районе, там сегодня находится не более 10 тысяч (из них более половины вообще не трогались с места в ходе войны — в Майском, Карца, Хурикау). Все достигнутые соглашения (в Минеральных Водах, Нальчике, Беслане) не дают серьезных результатов: единицы прибыли по официальным каналам (40 семей), основная же масса пробралась к своим домам самостоятелно, на свой страх и риск. Впереди уже скоро холода, и совершенно очевидно, что все утвержденные графики не будут выполнены при таких темпах даже на половину. Именно поэтому глава государства и собрал 27 августа 1994 года съезд ингушского народа, дабы снять с себя заблаговременно хотя бы часть того морально-психологического груза ответственности, какая вольно или невольно на него ложится.

В политическом плане данный шаг верен, причем даже выбор срока проведения удачен, пока все надвигающиеся трудности не приняли более очевидных и угрожающих форм. При массовом выезде государственной миграционной службе Ингушетии необходимо более плотное подключение местных районных администраций. В ближайшей перспективе пройдет перераспределение ответственности в этом деле внутри структуры власти — от президента на глав администраций. Медленно идет процесс возврещения беженцев. Однако, нет сомнения в том, что стихийная миграция имеет место и значительно перекрывает осуществляемую ныне по официальным каналам. Трудно установить хотя бы приблизительно, сколько таких самостоятельно вернувшихся, но они встречаются здесь довольно часто. Только в Чермене помимо трех десятков семей вернувшихся сюда при посредничестве ВА, к концу августа проживало почти четыреста семей. Без учета этого обстоятельства нельзя ни организовать хозяйственно-экономическую жизнь района, ни прогнозировать возможное развитие политической ситуации.

Прием, оказываемый осетинской стороной беженцам, различается по отношению к отдельным их группам: — когда в Чермене появляются группы ингушей (10-15 человек) для оценки состояния дома перед вселением, собираются десятки осетин — в основном подростки, женщины, дети — и начинается эмоциональная манифестация с криками, угрозами, оскорблениями, иногда толпа даже пытается вцепиться в людей и сопровождающих их солдат, бросать в них камни и т.д. Здесь проходит, несомненно не стихийная, а спланированная идеологическая обработка ингушей, которые сразу же возвращаются в Назрань или куда-то в другой место и вольно или невольно донесут до сведения всего населения виденое; — поначалу пребывающие по списку переселенцы (в целые дома или с вагончиками) не встречают сильного противодействия. Разгрузка машин и процедура вселения проходит относительно спокойно. Для остающихся в Чермене возвращенцев создается прессинг пока в форме актов относительно мелких правонарушений. Только за несколько часов моего пребывания здесь днем автомашину ингуша забросали камнями, а сам он отделался лишь порезами лица от выбитого стекла; ночью полуразрушенный дом другого «нелегального» возврещенца подвергся поджегу и обстрелу из автоматического оружия и пулемета. Дело здесь обошлось без пролития крови, завершилась очередная акция устрашения.

Вообще пока, на наш взгляд, подавляющая масса случаев применения огнестрельного оружия происходит в населенных пунктах Пригородного района по инициативе осетинской стороны и преследует задачу оказания психологического воздействия на пребывающее ингушское население. Патрулирование осуществляют российские войска совместно с осетинской милицией, что снижает степень доверия ингушей-возвращенцев к армии. Вызывает у ингушей страх и наличие здесь многочисленного осетинского ОМОНа (до 65 человек, хорошо вооруженных с несколькими БТР). Вообще село разделено невидимо на несколько секторов в виде чересполосицы, и люди одной национальности голосуют на трассе проходящие машины с российскими номерами, чтобы только проехать «враждебную» зону. Естественно, что о жизни населенного пункта как едином организме не идет и речи; — ВА приступило к программе возвращения беженцев, и в это же время осетинская сторона под видом «сельскохозяйственных работ» вдоль Пригородного района роет две полосы глубоких траншей и делает насыпь, осталось поставить столбы с ключей проволкой и настоящая граница будет проведена.

Данные действия опасны, во-первых, потому, что возвращающиеся граждане опасаются оказаться в ловушке в случае «разборок», а то и повторения трагедии осени 1992 года; во-вторых, это способно обострить обстановку, так здесь имеется на лицо нарушение указа президента РФ о замораживании всех территориальных спорных вопросов до середины 1995 года. Имеется, якобы, обещание главы ВА В.Д.Лозового дать распоряжение прекратить подобные работы, однако, они продолжают идти.

В тяжелейшем положении находится российский военный контингент в данной зоне. Вышла из строя котельная; имеющаяся баня на угле и дровах обладает малой пропускной способностью; на горизонте холода, а с ними введение импровизированных буржуек, от которых люди будут угорать; денег на провизию нет, и она поступает крайне нерегулярно; солдаты, стоящие на постах и пропускающие вагончики, ютятся в землянках; заработная плата выдается с значительными задержками, вплоть до того, что по неделям офицеры, сдав дела, остаются в части в ожидании расчета и отметки командировки и т.д. Все это способствует плохому психологическому состоянию военных, развитию устойчивого чувства заброшенности, критическому отношению к действиям и приказам ВА, но, главное, можно ожидать в случае экскалации напряженности не совсем адекватных действий под воздействием установки «поскорей со всем этим покончить».

Есть вещи совершенно не укладывающиеся в сознание гражданского человека: нельзя представить, что в части нет своей тюрьмы, КПЗ. К примеру, патруль задержал подвыпившего ингуша, нарушителя он обязан сдать в осетинскую милицию (где не работает ни одного представителя ингушской национальности), что обрекает человека в данной ситуации на тяжелые, неадекватные совершенному испытания. Можно спорить о сроке пребывания офицеров здесь (два месяца), но то, что коменданты должны быть на своих постах не менее полугода, чтобы хорошо ориентироваться в обстановке, — несомненно. А что может даже опытный комендант за 60 суток? Необходимо ли присутствие здесь осетинских БТР (причем их от российских БТР граждане порой отличают лишь по автомобильной покрышке, размещенной где-то сбоку) и ОМОНа, если речь в самое ближайшее время будет идти в поисках путей примирения двух национальных общин в одном населенном пункте? Кто может гарантировать, что при крупномасштабном инцеденте российским войскам не придется разделять ингушей и осетин с подключившимся в дело осетинским ОМОНом? Крайне важны дополнительные ассигнования по улучшению материального положения частей РА, дислоцированных в зоне, наделение офицеров широкими полномочиями при полном выводе осетинских формирований.

Однако, все перечисленное представляется нам важными составляемыми сегодняшней обстановки, которые могут еще и сохраняться значительное время, но при этом будет все же достигаться и прогресс в общем процессе урегулирования. Имеется, на наш взгляд, также основополагающие факторы, способные в какой-то момент лечь непреодолимой преградой, дестабилизировать положение. Речь идет о воспроизводстве экономической жизни обеих этнических групп. Прошло почти два года после трагедии. За этот период руководство Северной Осетии осуществило программу помощи осетинской части жителей Чермена: уже два сезона функционирует колхоз, оснащенный техникой, удобрениями и т.п. Открыто несколько малый предприятий. Работают орендаторы. Имеется несколько коммерческих магазинов. Создан Фонд помощи Чермену: каждый район республики обязан отчислять сюда часть дохода. Так, Кировский район поставил двадцать телок черно-пестрой породы, десять тонн бензина, тридцать кубометров лесоматериалов, четыре лошади, а продуктов питания и ширпотреб на сумму 30-40 миллионов рублей. Данные эти ингушские и вполне возможно не совсем точные, однако, дело не в точности сведений, а в том, что государство помогает осетинам, части своих граждан, восстановить в полном объеме уклад жизни, создать инфраструктуру для ее воспроизводства. Ничего этого республика не собирается делать для возвращающихся ингушей.

Сегодня ингушей по самым скромным прикидкам в Пригородном районе 10 тыс. человек. В зонах проживания не заводится даже никаких продуктов питания, не говоря уже о том, что кто-то в СО думает о создании для них новых рабочих мест, пунктов культбыта и т.д. Приезжают эксперты из различных ведомств РФ по линии ВА. Однако, их усилия тонут в песок: утопичен, если не порочен, сам подход решения проблемы оказания помощи ингушам-беженцам через государственные структуры Северной Осетии. В прошлом году, к примеру, на восстановление и ремонт школы, где учились преимущественно ингушские дети, ВА было выделено 11 млн. рублей. Один сезон осетинские ремонтно-строительные организации протянили. Сегодня идут работы, но по убеждению многих школа едва ли откроется. Наряду с техническими трудностями возникли и другие; в ингушскую школу директором был назначен осетин. В современных уловиях это — политический вызов местной ингушской общине.

Еще большее недоумение вызывает новый список разрушенных и полуразрушенных домов в Пригородном районе, представленный осетинской стороной. Если в прежнем число домов ингушей и осетин было в соотношении 3:1 или даже 5:1, то теперь в одних населенных пунктах устанавливается равное соотношение, а в других даже даются данные в сторону осетин. Факт попытки волюнтаристским, искуственным образом изменить картину понесенных жертв не нов. Здесь привлекает внимание другой аспект: осетинские местные власти подряжаются на деньги МЧС РФ провести восстановительные работы в отношении всех зданий, в том числе и осетинских, сразу же, еще не приступая к работам, перераспределив громадные финансовые средства в пользу осетинской общины. В результате дома ингушей будут обречены на долгострой. Материальные ресурсы России будут тратиться без сомнения не по назначению.

Единственным выходом из данного положения является непосредственное оказание помощи ингушской общине существующими структурами ВА в создании в данной зоне частного сектора экономики. Для этого ВА должна быть наделена полномочиями, в противном случае все увеличивающееся ингушское население окажется в тяжелой ситуации: ингушские власти, обремененные проблемой беженцев, не в состоянии помочь, опасаясь кроме всего прочего быть обвиненными вмешательстве во внутренние дела соседнего государства. Когда заговариваешь с отдельными представителями правительственных кругов Ингушетии о неотложности создания для ингушского пребывающего в Пригородный район населения первичной экономической инфраструктуры, ощущаешь некоторую «заклиненность» их на переселенческих вопросах. Между тем, уже в начале осени при современном положении вещей именно по этой причине может произойти эскалация напряженности: людей, не обеспеченных ни продуктами питания, ни работой, даже при отсутствии каких-либо провокационных действий с осетинской стороны, будет «шатать» из крайности в крайность — от ремиграции в саму Ингушетию до жесткого вооруженного выступления по любому, даже незначительному поводу. Все усилия российского государства без создания жизненной инфраструктуры для ингушской общины в Пригородном районе будут обречены.

Между тем, судя по увиденному в Чермене, местные ингуши многое успели создать. Имеются два цеха, оборудованные и укомплектованные, специализирующиеся на пошиве одежды. Они дают работу примерно шестидесяти женщинам в две смены. Трудно представить в условиях ЧП, но здесь действительно идет жесткий конкурс на рабочие места: люди истосковались по труду, жаждут стабильного заработка. Однако, предприятия находятся на грани остановки: сырья хватит еще на несколько дней работы. Нет денег на его закупку. Нужны кредиты. Естественно, что осетинские власти их не дадут. Нужны также правовые государственные гарантии, что данные объекты в одночасье не закроются по распоряжению какого-нибудь маленького чиновника. Это сегодня может обеспечить ВА, наделенная особыми полномочиями.

То же самое можно сказать о возможности занятия ингушами Пригородного района сельским хозяйством. Имеется, к примеру, в непосредственной близости от Назрани две тысячи гектаров плодородных земель (в «довоенное» время здесь урожайность пшеницы составляла 30-33 центнера с га, кукурузы — 47-50 центнеров, картофеля — 280-300 центнеров). Осетины здесь не появляются, что вполне объяснимо, поскольку в данной местности им небезопасно. Земли пустуют, в то время как ингушская община в ригородном районе не имеет работы, средств к существованию. Необходимо создать здесь для них, граждан Северной Осетии, хозяйство, и данная проблема может быть решена сегодня лишь в рамках юрисдикции ВА.

Здесь встает еще одина проблема — создание и у ингушской возвращающейся общины органов управления. В Чермене есть у ингушей свои неформальные лидеры, которые решают многие вопросы жизни людей. Если им будет поручено организация малых предприятий, сельских кооперативов, возложена ответственность по их финансовой деятельности, будет сделан шаг к выравниванию прав двух этнических групп района. Лишь при взаимодействии такой созданной властной структуры ВА сможет обеспечить действительное формирование экономической базы для воспроизводства жизни всех граждан района.

Наряду с ним, можно будет перейти к диалогу двух общин не в виде аморфных собраний стариков обеих сторон или ничего нерешающих женсоветов, а искать реальные пути сближения и сосуществования двух этнических групп. Это будут встречи людей — лидеров общин, имеющих реальные полномочия. Власть в районе, под юрисдикцией кого бы он не находился — Ингушетии или Северной Осетии, — должна быть биполярной, раздельной законодательно между ингушами и осетинами.

Пока же мы перевозим людей «в никуда», не задумываясь, как они там будут жить и сосуществовать с соседями. Организующая роль ВА должна многократно возрасти, нужны прямые материальные вливания, без перевода их для осуществления посреднеческих операций ни органам ИР, ни СО. Нельзя сказать, что ВА ничего не предпринимают. Однако, то, что осуществляется, заставляет задумываться. В Чермен, другие населенные пункты Пригородного района регулярно стали прибывать многочисленные комиссии, составленные из сотрудников различных ведомств РФ. Они опрашивают граждан, аккуратно все записывают и убывают. Через некоторое время приезжает другая комиссия, но этих чиновников уже нет, а другие начинают все сначала. При отсутствии каких-либо практических шагов это дискредитирует власть России в глазах населения.

Однако, все сказанное выше не имеет и не будет иметь никакого решающего результата, если не будет дана политическая программа разрешения ингушско-осетинского конфликта. Под этим мы подразумеваем отнюдь не выдвинутое на последнем съезде ингушского народа главой ВА В.Д.Лозовым предложение «вернуться и дать правовую оценку произошедшей осенью 1992 года трагедии» (которую «заморозил» Степанков).

В исторической преспективе такая оценка возможна и необходима, в современных же условиях она не реальна и вредна. О какой правовой оценке может идти речь, если после стольких жертв под стражей находится по некоторым данным всего два человека, проходящие по следствию как непосредственные участники чинимого насилия? Да, сегодня можно привлечь к ответственности лидеров национальных движений ингушей, дать характеристику их ошибкам и просчетам. Но тогда нужно будет привлечь к ответу и современное руководство Северной Осетиии, отдельных государственных деятелей, искавших «крутые» средства для укрепеления своего влияния. Надо будет привлечь и Г.Хижу, отдавшего приказ российским властям вмешаться в конфликт, а также ряд других деятелей. Без этого сегодня поднимаемая проблема правовой оценки событий — не более чем популистский лозунг, который вновь лишь взбудоражит и поднимет тысячи людей. Это при современной ситуации поставило бы Россию в еще более трудное положение на Кавказе. На наш взгляд, прежде всего должна быть дана государственная программа по размежеванию границ обеих республик с заключением договора между ними и общей кавказской хартии, гарантирующей их неприкосновенность на региональном уровне.

Оставить Пригородный район полностью под юрисдикцией Северной Осетии невозможно ни с точки зрения исторической, ни исходя из современной этнодемографической ситуации. Представим себе, что беженцы вернутся, но все останется как есть. Рождаемость ингушского населения на порядок выше осетинского. Через 10-15 лет мы вновь сталкнемся с острой ситуацией, даже в том случае, если сможем обеспечить в Пригородном районе гражданам ингушской национальности весь объем гражданских прав, какой имеет осетинское население. Не пустить ингушей сюда также невозможно, ибо даже очень пострадавшие от войны люди не отказались от мысли о возвращении: в течении получаса интервьюировал тридцатидвухлетнюю мать пятерых детей, потерявшую в период событий нескольких членов семьм — свекра, двух двоюродных братьев, у которой дом сметен до основания. Дошло до того. что сам стал сулить ходатайствовать о выделении ее семье участка в Назрани и ссуде. Однако, женщина твердо намерена ехать именно на прежнее место. Представляется, что в данном случае традиционное полурелигиозное рвение жить в своем жилище усиливается воспоминанием о тех «шести счастливых годах», когда семья на пятнадцати сотках вела по существу фермерский образ жизни, не идущий ни в какое сравнение с ее сегодняшними впечатлениями.

Как нам представляется, в самое кратчайшее время надо завершить работу комиссии по проведению границ, которая растянулось уже на многие месяцы. Двум сторонам надо предложить разделить Пригородный район, где бы Владикавказ с близлежащими селами и населенными пунктами по правому берегу Терека отошли бы к Осетии, остальная, большая часть с преобладающим ингушским населением отошла бы к Ингушетии. Обеим сторонам следует предложить обсудить лишь детали, но не сам подход к проблеме. В противном случае они не договоряться.

Проведение жесткой границы, закрепление ее официальным договором явится событием черезвычайной важности для обеих народов:

— ингуши, репрессированные в 1944 году, в течение многих лет ожидали реабилитации. Затем идея возвращения Пригородного района постепенно стала всепоглощающей, и нация застыла в ожидании этого «чуда». Закон о реабилитации репрессированных народов, визит в Назрань президента РФ, пропаганда, развернутая национальными ингушскими лидерами, — все это привело ингушей в состояние почти религиозного экстаза (ведь нельзя же иныче обьяснить, к примеру, тот факт, что десятки людей на призыв своих лидеров весной 1992 года создавать «конную гвардию» стали всерьез покупать на рынке лошадей на собственные деньги).

Проведя границу по части Пригородного района, мы тем самым положим конец процессу деформации сознания ингушского народа: государство создано, нация обрела собственную нишу, в которой ее больше никто не тронет, не репрессирует, ингуши должны заняться теперь преобразованием только этого жизненного пространства;

— осетины тоже в известной степени преодолеют в этом случае сбитость системы своих национальных приоритетов: цепляясь за весь Пригородный район, в том числе за села, где в подавляющем своем большинстве жили и будут жить ингуши, осетины забывают свою основную задачу, которую им неизбежно придется решать,- воссоединения Южной и Северной Осетии. Проведение границ и урегулирование осетино-ингушстких противоречий поставит в естественное положение систему национального политического сознания осетин.