Политический мониторинг :: Выпуски политического мониторинга :: Текущий месяц

 

Новое на сайте

Юрий КУЛЬЧИК

Республика Узбекистан
в середине 1990-х годов

Республика Узбекистан по своему экономическому и демографическому потенциалу является ключевым звеном всей системы жизни Центральной Азии. От положения в этой стране, от тех процессов и явлений, которые здесь получат закрепление в ближайшее десятилетие, во многом будет зависеть облик Средней Азии на достаточно длительную историческую перспективу. Вот почему именно Узбекистан для экспертов различных государств должен стать предметом тщательного анализа и прогнозирования.

Здесь мы постараемся представить наиболее острые проблемы республики. Необходимо помнить, что в Среднеазиатском регионе все процессы протекают медленно, внешне спокойно, как и подобает «течению дел» на Востоке, но эта неспешность не должна заслонять видения сущности набирающих силу противоречий.

1.    ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В УЗБЕКИСТАНЕ

1.1.       Современное состояние. Ближайшая перспектива

Узбекистан по общей численности населения занимает третье место среди стран, входящих в состав СНГ, уступая лишь России и Украине. По данным 1992 года, здесь проживало 21 207 тыс. человек. Однако само по себе это сравнение ничего еще не говорит. Республика находится в зоне эпицентра продолжающегося в Среднеазиатском регионе демографического «взрыва», последствия которого едва ли до конца осознаются и просчитываются.

В начале ХХ века общая численность населения Туркестанского края до его присоединения к России, по приблизительным оценкам, составляла пять с небольшим миллионов жителей. За годы советской власти она увеличилась в 10 раз, причем в основном за счет высокого естественного прироста населения. За 20 лет — с 1970 по 1990 год — население здесь увеличилось с 32 до 51 млн. человек, уступая по темпам роста численности на азиатском континенте лишь Китаю.

Если учесть различную «стартовую» численность населения среднеазиатских республик, то Узбекистан в количественном отношении дал наибольший прирост. Если за период с 1897 по 1991 год численность населения бывшего СССР выросла меньше чем в 2 раза, то по Узбекистану этот показатель составил почти 5,5. На тысячу человек в начале текущего десятилетия в Узбекистане ежегодно приходилось 27 новорожденных (для сравнения: во всем бывшем СССР — лишь 6,7). Ежегодно население республики прибавляется в среднем на 450-550 тыс. человек. Расчеты показывают, что едва ли произойдет в ближайшей перспективе изменение данной тенденции: к 2000 году население Узбекистана превысит 26-27 млн., к 2010 году достигнет примерно 30-32 млн. человек.

 

Прогноз роста численности населения в постсоветских государствах
Средней Азии, тыс. чел.

 

Республика

1990 г.

1995 г.

2000 г.

2005 г.

2010 г.

2015 г.

Узбекистан

20 674

23 408

26 355

29 455

32 804

36 333

Казахстан

16 828

17 918

19 131

20 439

21 898

23 449

Киргизия

4 425

4 920

5 459

6 011

6 607

7 256

Таджикистан

5 379

6 230

7 137

8 056

9 053

10 114

Туркменистан

3 701

4 170

4 634

5 086

5 538

5 998

ИТОГО

51 007

56 646

62 716

69 047

75 900

83 150

 

Высокие темпы роста населения обуславливают своеобразие возрастной структуры населения: доля детей и подростков в 1,5-1,6 раза выше, чем в среднем по остальным республикам бывшего Союза. Соответственно доля трудоспособного населения значительно ниже. Вместе с тем молодое поколение входит в жизнь, требуя создания все новых рабочих мест. Проблемы рождаемости и занятости, таким образом, тесно переплетаются.

Образуется клубок острейших противоречий:

— в сознании большинства сельского населения наиболее предпочтительным является сельскохозяйственный труд. За истекшие два десятилетия в связи с демографическим взрывом средний показатель имеющейся пашни на душу населения сократился с 0,25 до 0,21 га. По оценкам экспертов, к 2000 году он уменьшится до 0,15 га, а в 2010 году — до 0,12 га, т.е. будет в два с лишним раза меньше, чем в 1990 году;

— можно, казалось бы, удовлетворить запросы всех желающих работать на земле посредством переселения части жителей из густо населенных районов в менее населенные. Однако, если учесть привязанность людей именно к тем местам, где они родились, едва ли можно рассчитывать на осуществление в Узбекистане какой-либо крупномасштабной «столыпинской» программы;

— нужны новые технологии, создание сети малых предприятий, но, как показал опыт, местное население, в том числе молодежь, не готово к восприятию инноваций, и здесь потребуется время для подбора технологий, адекватных ценностным ориентациям людей;

— наконец, возникает проблема элементарного обеспечения быстро растущего население продовольствием. При сокращении возможностей вовлекать все новые земельные и водные ресурсы не может не беспокоить то обстоятельство, что душевой объем производства продуктов сельского хозяйства остается примерно на уровне 1965 года.

Все перечисленные выше факторы в их среднестатистическом виде могут объяснить и прогнозировать развитие в будущем таких негативных явлений, как снижение уровня потребления, рост безработицы или случаев неполной занятости, усиление экономического давления на трудоспособную часть населения (особенно людей после 30 лет, когда их семьи чаще всего превращаются в многодетные и материальная обеспеченность падает), т.д.

Однако они не раскрывают всего драматизма складывающейся уже сегодня ситуации.

Республика по плотности населения разделена на две зоны:

— к первой зоне относится территория западнее и северо-западнее Ташкента. Здесь при наличии еще достаточного количества свободных необработанных земель люди находят более или менее быстро «выход» в форме обретения нового жизненного пространства. Здесь при возникновении новых семей родители и власти стремятся быстрее отделить молодых, т.е. молодые семьи сразу получают участок земли и приступают к индивидуальному ведению собственного хозяйства. В этих условиях — особенно сегодня, когда многие препоны советской власти устранены, — мелкотоварное производство получает все новые импульсы к развитию. Этот мелкотоварный капитализм, подспудно всегда существовавший, заставляет постоянно людей «крутиться». Жизнь их обретает достаточно ярко выраженный индивидуалистический характер, что, естественно, накладывает отпечаток на все общество. Последнее здесь более мобильно, втянуто в интенсивные товарно-денежные отношения;

— ко второй зоне относится Ферганская долина Узбекистана. Здесь все «средние» показатели обретают сразу иное значение. В самом деле, в Андижанской области, занимающей менее 1% территории Узбекистана, живут около 9% населения республики. Плотность населения здесь в 9 раз выше (437,8 человек на 1 кв.км), чем по Узбекистану в целом (47,4 на каждый квадратный километр площади). Наманганская область (1,8% территории республики) обладает 7,8% жителей всего государства, причем здесь наиболее густо населены районы поливного земледелия. Ферганская область занимает 1,5% территории Узбекистана, где проживает 11% населения республики. Здесь все указанные выше факторы обретают совершенно иной масштаб, предвещая драматические последствия, ибо ресурсы — земельные, водные и т.д.— не дают обществу возможностей прежнего, «экстенсивного» развития.

Сказанное получит дальнейшую детальную расшифровку. Здесь же подчеркнем, что все рассматриваемые нами в ходе дальнейшего исследования проблемы подспудно должны включать в себя и учитывать демографический фактор, причем в его самой острой, «ферганской» форме.

2.    ПРОТИВОРЕЧИЯ В РАЗВИТИИ АГРАРНОГО СЕКТОРА
В УЗБЕКИСТАНЕ

2.1.       Экономические аспекты

В Узбекистане издревле сложились своеобразные хозяйственные отношения. Землепользование было парцеллярным. Сельское население обрабатывало отдельные участки земли, рассматривая их как личную cобственность, платя подати и находясь в полной зависимости от владельца воды. Государство осуществляло контроль над ирригационной системой и связанными с ней коллективными общественными работами. Парцеллярное землепользование привело к формированию еще в ХVII — начале ХVIII в. товарного хозяйства: чтобы платить подати, выгоднее всего было выращивать пользующиеся спросом на рынке культуры: виноград, дыни, инжир и др.

С присоединением Туркестана к России российский капитал стал использовать в своих интересах товарный характер местного сельского хозяйства. Давая крестьянству, тысячам мелкотоварных производителей денежные ссуды, русская буржуазия подчиняла их не только экономически, но и определяла характер их хозяйственной деятельности: ей нужен был хлопок. Банки предлагали дехканам задаточную систему, которая позднее была доработана и превращена в гибкую систему авансирования: под будущий урожай банки выделяли кредиты, подвозили хлеб, мануфактуру, необходимые предметы дехканского хозяйства. Это и определило переход дехканства к возделыванию хлопчатника. Уже перед Октябрьской революцией хлопководство в Средней Азии сложилось в отрасль, занимавшую доминирующие позиции.

C 30-х годов советские власти методами командно-административного регулирования стали превращать хлопок в Узбекистане в безраздельно господствующую монокультуру. Вся хозяйственная структура Узбекистана стала формироваться исключительно под углом интересов производства «белого золота». С одной стороны, этим был достигнут целый ряд позитивных результатов: благодаря многомиллиардным инвестициям из союзного бюджета (только в 1980-1990 гг. в сельское хозяйство Узбекистана было вложено около 25 миллиардов рублей; насыщенность производственными фондами возросла более чем в 2 раза) республика обзавелась крупнейшим в бывшем СССР поливным земледелием, превратилась в одного из крупнейших мировых производителей хлопка.

Однако наряду с этим страна получила деформированную структуру сельского хозяйства.

2.2.       «Белое золото» Узбекистана: вчера, сегодня, завтра

Хлопчатник буквально оккупировал лучшие поливные земли (до 90% и более имеющихся площадей) и тем самым вытеснил многие другие сельскохозяйственные культуры. Отсюда проистекает относительная продуктовая зависимость республики. Здесь производится порядка 2 млн. тонн зерна, в то время как для удовлетворения потребности быстрорастущего населения в зернопродуктах, животноводства в комбикормах необходимо около 6,5 млн. тонн. Она продолжает остро нуждаться в импорте зерна, зернопродуктов, мяса. Среднегодовой завоз мяса и мясопродуктов составляет 100-120 тысяч тонн, молока и молокопродуктов — 500-600 тысяч, зерна — минимум 2,5 млн.тонн. Всего Узбекистан ввозит 80% потребляемого в республике зерна, 55% мяса и масла, 100% сахара.

Следует отметить, что в 1994 году Узбекистану удалось значительно сократить импорт продовольствия — с 62,4% в 1993 г. до 49,1% в совокупном импорте; в частности, закупки зерновых снизились с 37,9 до 18,2% от общего объема импорта. Этот успех, однако, не означает экономию валютных средств, так как произошел резкий скачок импортных цен: в 1994 году для закупки тонны мяса было потрачено в 1,3 раза больше валюты, чем в 1993-м; тонны картофеля — в 1,9 раза и т.д.

По оценкам экспертов, в Узбекистане в 2005 году, чтобы удовлетворить потребность быстрорастущего населения в основных видах сельскохозяйственной продукции по сравнению с 1992 годом, производство картофеля должно возрасти в 4,6 раза, мяса — в 9, молока в 9,2 и яиц — в 4,6 раза. Здесь заложена основа для сохранения зависимости республики от России и отчасти Казахстана на достаточно длительную перспективу.

Без радикальных изменений структуры организации сельскохозяйственного производства, перепрофилирования посевных площадей нельзя будет обеспечить стабильное, адекватное нуждам населения республики развитие сельского хозяйства.

 

Авансируя узбекских дехкан деньгами и товарами под будущие урожаи хлопка, русский капитализм пекся прежде всего об интересах своих быстро развивающихся текстильных фабрик. Узбекистан рассматривался исключительно как поставщик сырья. После Октябрьской революции прежнее разделение не только сохранилось, но и получило дальнейшее развитие в рамках внутрисоюзной экономической интеграции. Теперь с ликвидацией Союза, достижением республикой независимости производство сырья и изготовление из него изделий оказались «разорванными» границами двух государств.

Получив полную свободу принятия решений, а также будучи уже в течение многих десятилетий убежденными в безусловной ценности хлопка, «белого золота», правящие круги Узбекистана поначалу было оказались в состоянии эйфории: России были предложены высокие, близкие к мировым цены на хлопок. Казалось, что нужно только бросить клич, и в других частях света быстро найдутся новые, куда более выгодные покупатели хлопка.

Однако в действительности все оказалось значительно сложнее.

2.2.1.      Россия и узбекский хлопок

Российские текстильные предприятия действительно попали в труднейшее положение: им нужен узбекский хлопок не только вследствие его низкой цены, но и потому, что имеющаяся технология сориентирована на обработку именно такого типа хлопкового сырья. Мощная текстильная промышленность России, прежде всего предприятия Иваново, производившие еще недавно каждый девятый метр ткани в мире, остановилась.

Москва, при всей сложности создавшегося положения, не пошла на закупки сырья по мировым ценам, сознавая, что качество товара не отвечает этому и, главное, что здесь имеются другие, весьма серьезные аспекты: существует явный дисбаланс между теми накопившимися запасами хлопка (в ряде областей Узбекистана еще складируются остатки урожая 1993 года) и тем упорством, которое проявляет узбекское руководство при продаже его России (при этом официально для несведущих пускается в оборот информация, что заключенное весной 1995 года межправительственное соглашение о поставках в Иваново 350 тыс.тонн чуть ли не оставляет сам Узбекистан без хлопка до нового урожая).

Закупочную цену удалось поднять, однако это произошло скорее за счет роста цены на хлопок на мировом рынке. Это не покрывает того урона республике, который происходит, окажись пущенными в оборот валютные поступления, ввезенные из России товары, которые могли быть получены в результате продажи громадных скопившихся масс хлопка по реальным, несколько ниже мировых ценам. Однако, Узбекистан не идет на уступки, будучи, видимо, вовлеченным в «игру» более высокого порядка, вероятно, не без воли и поддержки третьих сил: идет фронтальная атака на одну из ведущих промышленных отраслей России.

Уже сегодня российские текстильные фабрики если не стоят полностью, то работают едва ли в четверть своей нагрузки. Их не только пытаются «придавить» сырьевой блокадой. Обращает на себя внимание, в частности, тот факт, что от попыток приобрести собственное текстильное оборудование — будь то на Западе, будь то путем скупки его на ряде российских предприятий — узбеки перешли к поискам возможностей если не приобретения полностью фабрик в самом крупнейшем текстильном центре России Иваново, то по крайней мере установления над ними контроля. Такие возможности есть в виде поставок или непоставок сырья тем или иным заводам. Сегодня это очень сильное средство, ибо директора многих предприятий, даже имея от государства льготные кредиты, зависят от своевременных поставок сырья, постоянно находятся под угрозой забастовок и в конечном счете личного увольнения.

2.2.2.      Проблемы проникновения на мировой хлопковый рынок

Обнаружилось, что узбекский хлопок не нашел предполагавшегося спроса в других странах. Он значительно уступает египетскому, бразильскому, индийскому по длине волокна, в целом по качеству, а также по способу упаковки. Кроме того, в мире сохраняются тенденции увеличения спроса на тонковолокнистый хлопок со стороны основных импортеров — Японии, Тайваня, Гонконга, Португалии, Греции, Швейцарии, Германии. В Узбекистане же произошло, наоборот, резкое сокращение посевных площадей именно под тонковолокнистыми сортами: с почти 600 тыс. га в 1989 году до 90 тыс. га в 1994 году (уровень 1976 года).

Это объясняется не только необходимостью расширения посевов продовольственных и кормовых культур, но и тем, что закупочные цены на тонковолокнистый сырец экономически невыгодны, поскольку неполностью окупают дополнительные по сравнению со средневолокнистым хлопчатником затраты на возделывание. Многие руководители районов под различными предлогами вследствие этого уменьшают и даже вовсе снимают с посевов тонковолокнистый хлопок. Таким образом, развивающиеся внутри республики тенденции хлопкосеяния идут в противоречие со складывающейся конъюнктурой на мировом рынке.

Сегодня ясно, что республике еще только предстоит пробиваться на мировой рынок и что количество хлопка, который может быть затребован, будет меньшим, чем могут выдать ныне имеющиеся в Узбекистане мощности по его производству (примерно 4,5 млн. тонн в год).

2.2.3.      Монокультура и проблема структурной перестройки
сельского хозяйства Узбекистана

Республика в настоящее время являет собой страну со сверхориентированной на производство монокультуры хлопчатника хозяйственной структурой, с одной стороны, явно не находящей спроса своему основному богатству на мировом рынке; с другой — неспособной за короткий срок перепрофилироваться, поскольку нужно будет кардинально реорганизовать значительную часть своей экономики.

Быстрая ломка означала бы экономический спад, утрату валютных поступлений и т.д. Более того, подобный шаг едва ли был бы технически осуществим. С другой стороны, мысль о создании собственной сети текстильных предприятий безусловно верна, однако сколько таких предприятий и в какой срок можно построить, если Узбекистан, несмотря на громадное количество производимого хлопка, выпускал в начале 90-х годов всего 5,8% союзного объема хлопкобумажных тканей; если износ имеющихся основных фондов легкой промышленности республики составляет 33% и она нуждается в техническом перевооружении?

Если рассматривать перспективы развития экономических российско-узбекских отношений под углом зрения изложенных обстоятельств, то необходимо признать, что единственным реальным партнером Узбекистана в его достаточно трудном положении с реорганизацией всей структуры сельского хозяйства может быть только Россия. В этом смысле все сегодняшние недопоставки сырья на российские текстильные предприятия — явление временное. Узбекскому хлопку пока просто некуда деваться. Срывы поставок следует рассматривать лишь как «пробу сил», «борьбу нервов» двух партнеров, оказавшихся в новой политической ситуации.

В то же время, строя свои отношения с Узбекистаном по хлопковым поставкам, Россия должна представлять динамику их развития: он в отличие от предшествующего исторического периода будет не увеличивать, а, наоборот, сокращать объем производства хлопка (до 2-2,5 млн. тонн в год вместо прежних 5 млн. тонн), пока указанная выше деформация структуры сельского хозяйства республики не будет преодолена, а также пока не будет найден оптимальный показатель реальной потребности узбекского хлопка на мировом рынке.

Мы утверждаем, что сельское хозяйство Узбекистана в ближайшем будущем должно претерпеть радикальную реформу, что последняя станет одним их ключевых моментов внутренней политики республики. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что это не только технократическая проблема. Здесь несомненно присутствуют социально-политические аспекты. Более того, именно последние, как мы покажем ниже, имеют первостепенное значение.

2.3.       Социально-политические аспекты

В Туркестане основной, господствующей формой землевладения в досоветский период была единоличная подворно-наследственная собственность: на одно парцелльное хозяйство в начале ХХ века в среднем приходилось полторы десятины (около 1,5 га). Доля мелких хозяйств в сбыте продукции на рынок составляла 95%. Именно эти хозяйства обеспечивали то процветание, о котором позднее большевики старались даже не упоминать.

Необходимо отвергнуть миф об отсталости региона, его экономическом упадке как в доколониальный, так и досоветский периоды. Какая здесь была «отсталость», если даже подходившие в своих оценках с европейских масштабов путешественники признавали, что в Бухаре «внутренняя торговля довольно обширна по числу рынков», если в лавках Хивы «можно было найти все, что только доставляет русский рынок, — сукна, железные изделия, галантерейные вещи, полотна и ситцы, а также и те немногие предметы, которые привозятся из Бухары и Персии»; если еще в XVIII веке во всей Средней Азии впервые после монгольского нашествия вновь стала чеканиться золотая монета — тиля, которая вошла в обращение и стала ведущей в определении цен товаров, особенно в оптовой торговле, своеобразным региональным «долларом»? Экономика земледельческих районов имела ярко выраженный товарный характер.

В Туркестане, несмотря на всю демагогию большевиков о передаче земли крестьянам, новая власть никогда не выходила всерьез за рамки программы национализации земельной собственности, провозглашения государства собственником земли. Дехканам предлагалось лишь развивать свою трудовую деятельность на выделенных ему властью участках. Казалось бы, все шло в рамках «восточной традиции». Однако в декретах « О национализации земли и воды» и «О земельно-водной реформе» закрепление земли за крестьянами осуществлялось по строго установленным нормам, которые с каждым годом лишь сокращались. Дехканин-собственник не упразднялся рer se, неуклонно уменьшалось лишь пространство для его хозяйственной деятельности.

Сельское хозяйство Узбекистана в течение последних 60 лет в результате господства советской огосударствленной системы обрело ярко выраженную дуалистическую структуру: с одной стороны, колхозы и совхозы, обладающие огромными площадями плодородной и орошаемой земли, сориентированы исключительно (90-95%) на производство монокультуры хлопчатника; с другой — десятки тысяч дехканских (крестьянских) хозяйств, использующих далеко не всегда плодородную землю, основанных преимущественно на использовании ручного труда, ориентирующихся на рынок, будучи озабоченными прежде всего покрытием собственных внутренних потребностей, поскольку «базар кормит».

Последний, негосударственный сектор производит 96% шелковичных коконов, 66% шерсти, 65% молока, 49% мяса, 43% овощей и фруктов, вырабатываемых в республике. Его доля ныне составляет, по официальным данным, свыше 1/4 национального дохода; по некоторым же экспертным оценкам, до 75-80% всего коренного населения связано прямо или косвенно с этой сферой экономики.

Если колхозно-совхозный сектор обеспечивал республику валютой, способствуя тем самым реализации различных крупномасштабных проектов, содержал элиту страны и т.д., то именно частный сектор снабжал население продуктами питания, сливался с тем традиционным аграрным обществом, которым является узбекская деревня.

В условиях советской власти приоритет всегда отдавался первому сектору — гигантским огосударствленным хозяйствам. Частнособственнический минифундизм, наоборот, всячески притеснялся. Кризис, переживаемый ныне узбекской деревней, состоит отнюдь не только в том, что колхозно-совхозная форма организации труда крупных хозяйств пришла в упадок, но и в том, что развитие минифундизма уперлось во второй половине 80-х годов в жесткие преграды, возведенные и очерченные властью, — территориальные, правовые, финансовые и т.д.

События в Фергане, наиболее населенной части Узбекистана, изгнание турок-месхетинцев — это в известной степени реакция тысяч людей на достигшее предела малоземелье, проявление нежелания работать за мизерную плату на хлопковых полях, одним словом, «бунт мифундизма» (следует отметить, что именно так поняли происходящее и власти: они почти немедленно объявили о раздаче земельных участков и добились благодаря этому достаточно быстро умиротворения узбекского населения Ферганской долины).

Тогда раздачей земли власти смогли потушить локальный конфликт, угрожавший трансформироваться в региональную междоусобную войну. Конфликт, казалось бы, исчерпан, однако глубинные причины, его породившие, остались. Противоречия, связанные с дуализмом экономической структуры сельского хозяйства, продолжают существовать. Они могут еще и усугубиться под воздействием новых обстоятельств: люди все больше начинают верить, что государство переходит на рыночные отношения. В их сознании это коррелируется с расширением права на получение земли в личное пользование.

Руководство Узбекистана понимает в целом, что увеличение частного сектора в сельском хозяйстве, «взрыв минифундизма» в условиях рыночных отношений — неизбежный процесс. Правительство уже приступило к действию. Если в начале 1990 года площадь, занятая частными хозяйствами, составляла 205 тыс. гектаров, в конце 1992 года превысила 550 тысяч га, то в середине 1993 года достигла 750 тыс. гектаров. Земельные наделы получили впервые 2,5 млн. семей. Средний размер приусадебных участков в некоторых районах превысил 20 соток. Размеры личных подворий предусматривается расширять и довести их до 0,25 га.

Однако также сегодня обнаруживается серьезнейшее противоречие проводимой аграрной реформы: государство, стремясь остаться верховным собственником большей части земель, отдает частному сектору только излишки крупных совхозов и колхозов, причем отнюдь не самой плодородной земли. Так, вместо 200 тыс. га орошаемых земель, определенных указом президента республики для дехканских хозяйств в 1991 году, было передано по назначению три года спустя лишь 56 тыс. га.

Здесь необходимо отметить, что факт передачи в ведение дехкан земли еще отнюдь не означает развития того, что принято понимать под фермерскими хозяйствами. Принятый в июле 1992 года ВС Узбекистана закон «О дехканском хозяйстве» не решил вопроса о передаче земли в частную собственность. И.Каримов неоднократно заявлял, что в Узбекистане землю нельзя передавать в частную собственность, поскольку она жестко увязана с водой, орошающей ее, а «реки не расчленишь на участки частных владений».

В таком ключе разрешен вопрос о земле в упомянутом законе. Дехканские хозяйства создаются на землях запаса специального республиканского фонда, в хозяйствах с недостаточными трудовыми ресурсами и на массивах нового орошения. Земельные участки для дехканских хозяйств могут предоставляться в пожизненное владение с правом передачи по наследству, пользование или аренду на срок не менее 10 лет. Однако эти земли не могут быть приватизированы и являться объектами купли-продажи, обмена, залога, дарения. Вообще в республике только 3% крестьянских хозяйств могут свободно распоряжаться земельной собственностью (в то время как в России — 79%, на Украине — 86%, в Белоруссии — 77%). Лимиты водопользования устанавливаются для дехканских хозяйств уполномоченным хокимом района, что многократно увеличивает зависимость «частников» от произвола властей, прежде называвшихся «колхозными».

В начале 1995 года в республике действовало более 8000 фермерских хозяйств. В большинстве своем они отличаются малочисленностью. В половине из них работает не более двух человек. 32% хозяйств имеют 3-4 человек, лишь в 15% трудятся 5 и более человек. В целом общая численность постоянно занятых в крестьянских хозяйствах не достигает и 30 тыс. человек.

Столь незначительное развитие собственно фермерства обуславливается отнюдь не только приверженностью узбеков к ведению «малого бизнеса», где больше возможностей для осуществления «прямой демократии», одной из определяющих черт коллективного предприятия. Нельзя сбрасывать со счетов то, что ссуды фермерам выдаются под большие проценты, а уровень налоговых обложений на их доходы составляет 60-70%. Если учесть, что и землю выделяют большей частью отнюдь не лучшую, и местные власти в любую минуту могут нагрянуть с поборами, и соседи зачастую косятся на «богатеев» (ведь не стерлись же в сознании людей коллективистские стереотипы, прививаемые более 60 лет), то становится понятным установка большинства «не высовываться» и остаться «приусадебниками».

Руководство республики сознательно проводит политику, направленную на то, чтобы собственно капиталистический, фермерский бизнес в аграрном секторе не выходил за рамки мелкотоварного производства. Начиная с 50-х годов в Узбекистане практиковалась сезонная аренда значительных наделов земли наиболее предприимчивыми людьми, способными быстро организовать высокорентабельное производство овощей и фруктов, снять урожай. Большинство производимой на таких полях продукции скупалось перекупщиками и вывозилось в Сибирь и европейскую часть СССР. Точных размеров полученных таким образом прибылей никто не подсчитывал, но в любом случае это были многие миллионы.

Теперь, казалось бы, эти опытные предприниматели смогли бы просто выйти в фермеры, интегрируя вокруг себя значительное количество людей, вышедших из колхозов и передавших им свою землю. Однако этого не произошло. В 1992 году выходит указ о запрещении вывоза сельхозпродукции за пределы республики, дабы «больше продуктов оставалось самим узбекам». Через некоторое время запрет был ослаблен, но и сегодня желающему легально вывезти с территории Узбекистана сельхозпродукцию до сих пор довольно сложно получить лицензию, и в этой сфере процветает гигантская коррупция.

Процессу формирования крупной сельской буржуазии «снизу», таким образом, были положены серьезные преграды. Даже если все барьеры сегодня будут сняты, восстановиться узбекскому частному предпринимателю трудно, поскольку за это время большинством рынков Сибири и европейской части России сумели завладеть перекупщики из Закавказья и с Северного Кавказа (этого многие сегодня в Узбекистане до сих пор не могут простить новому узбекскому руководству).

И все же при всем при том необходимо констатировать: ожидания населения постепенно нарастают. Особенно интенсивно это происходит в Андижанской, Ферганской, Наманганской областях с высочайшей плотностью населения, где, к примеру, принятая статья закона о наследовании земельных участков, исключающая дробление их и предусматривающая передачу всего в одни руки (старшему сыну и т.д.), воспринимается населением очень тяжело, так как означает по существу полную маргинализацию остального молодого поколения, без шансов обзавестись собственностью — получить участок, построить дом, вести хозяйство, словом, без возможностей «жить» в местном понимании этого слова (миграция, а также получение технической специальности, не связанной с работой в сельской местности, рассматриваются всеми слоями узбекской деревни как нежелательные).

Колхозы и совхозы, косметически преобразованные в сельхозакционерные общества, продолжают производить примерно 4 млн. тонн хлопка, остающегося основной статьей узбекского экспорта (свыше 90%). Власти и здесь стремятся ввести рыночные рычаги управления, поднять стимул личной заинтересованности. Кабинет министров принял постановление «О порядке реализации хлопка-волокна, произведенного на хлопкозаводах республики», согласно которому весь произведенный колхозами и совхозами хлопок-сырец в обязательном порядке сдается на заготовительные пункты или хлопкозаводы. 85% от установленного задания реализуется под присмотром КМ Узбекистана. Хлопок колхозов и совхозов (15%) может реализовываться по свободным договорным ценам самими хозяйствами. Контроль за реализацией этих 15% возложен на территориальные ассоциации.

На практике, в реальной жизни все декларации правительства о том, что хозяйствам можно часть сверхплановой продукции продавать «на свободном рынке», не соответствуют действительности: хлопок был и остается под полным контролем и в распоряжении государственной бюрократии в лице созданной по специальному указу президента республики государственно-акционерной ассоциации «Узбекгосхлопкопромсбыт».

Речь идет о жесточайшей монополии республиканского центра на хлопок. Хокимы областей и районов обладают широчайшими властными полномочиями на вверенной им территории, кроме одного — права распоряжаться «белым золотом». Едва ли хотя бы один из них решится сегодня продать и вывезти тонну хлопка за пределы республики без письменного разрешения президента и его зама, «всемогущего» вице-премьера Джурабекова.

Нет, видимость «свободного рынка» есть. В столице найдется масса людей, готовых на словах помочь «достать хлопок». Эти многочисленные посредники едва ли на деле что-то могут. В конечном счете ивановские, рижские и прочие вояжеры, стремящиеся идти «частным путем», упираются лишь в две фирмы, которые только называются «акционерными», но по сути своей они чисто государственные, отличающиеся друг от друга прямой подчиненностью, — одна «джурабековская», другая «каримовская». Ручейки «белого золота» в виде нескольких вагонов (200-500 т) вытекают из республики и помимо указанных структур, однако здесь опять-таки нет никакой «случайности». К примеру, в каком-то районе до предела дошел дефицит лекарств, и тогда «центр» дозволяет продать частичку хранящегося на местных складах хлопка, чтобы закупить медикаменты.

Жесткая монополия центральной власти на хлопок способствует обнищанию хозяйств, у которых давно исчерпаны все запасы запчастей, нет бензина, строительных материалов, где, главное, люди многие месяцы не получают заработной платы в денежном выражении. Все это негативно влияет на престиж руководства республики в сельской местности, подталкивает к развитию настроений недовольства, которое в разговорах дехкане почти не скрывают, слегка притушевывая его воспоминаниями о «добрых брежневских» или «советских» временах.

Однако это не означает сегодня наличие у узбекской деревни острого неприятия существующего режима. Более того, можно утверждать, что властям удалось достичь некоего консенсуса с ней, причем он покоится отнюдь не только на традиционной поддержке селом любой данной власти. Согласие с аграрной частью страны, даже в густо населенных районах, руководству республики удалось достичь по следующим причинам:

— в ряде наиболее конфликтогенных зон власти пошли на радикальный передел земли в пользу частного мини-фундизма. Достаточно сказать, что наиболее перенаселенная Андижанская область сократила за два последних года сбор хлопка с 500 тыс. тонн до 220 тысяч. Были распределены между дехканами здесь даже весьма плодородные и хорошо орошаемые участки земли. Это не могло не способствовать определенному умиротворению населения;

— в мелких городах, кишлаках была открыта возможность быстро приватизировать объекты торговли и соцкультбыта, причем при достаточно низком налогообложении. То, чем многие занимались «от века» нелегально, стало возможным делать открыто. Естественно, целый слой узбекской деревни, несмотря на трудности, готов терпеть в ожидании лучших времен;

— практически над всем населением республики довлеет «таджикский синдром», страх возникновения войны в самом Узбекистане. Во имя сохранения мира тысячи людей готовы смириться перед любой жесткой властью, терпеть еще большие лишения;

— в известной мере поддержка руководства республики обусловлена и тем обстоятельством, что определенные слои интеллигенции и нарождающейся мелкой буржуазии получили возможность съездить в соседние страны, где их ужаснул низкий уровень жизни простого народа. Каршинские «деловые» круги, к примеру, ратуют за жесткого И.Каримова, поскольку он закрыл проникновение в Узбекистан «всякому сброду» из Афганистана, Пакистана, Ирана, как, впрочем, и «братского» Таджикистана.

У государства есть еще возможности для маневров: планируется освоение новых земель. С назначением хокимом в Сыр-Дарьинскую область выходца из Ферганы власти развернули тонкую агитацию населения долины по переселению в зону Гулистана, обещая выдавать большие участки земли. Однако, надо признать, простора для «обходных маневров» не так много. К примеру, новые земли требуют интенсивных мелиоративных мероприятий. Между тем в республике уже сейчас ощущается дефицит водных ресурсов: в связи с ростом населения потребление воды уже через пять лет придется увеличить на 15-20%. Водные ресурсы оказались близки к истощению.

Социальная стабильность в узбекском обществе в ближайшее десятилетие будет зависеть от того, удастся ли руководству республики сдержать под контролем процесс увеличения частнособственнического сектора сельского хозяйства, от его готовности жертвовать частью государственных угодий в пользу последнего. Вокруг этого несомненно развернется ожесточенная борьба между двумя секторами сельского хозяйства, которая будет выплескиваться в различных формах в сферу политики. В принципе от решения проблемы ликвидации дисбаланса между частным и государственным секторами в сельском хозяйстве Узбекистана будет зависеть политическая стабильность республики, если не всего среднеазиатского региона.

3.    ПРОМЫШЛЕННОСТЬ УЗБЕКИСТАНА ПРИ ПЕРЕХОДЕ К РЫНКУ

Узбекистан обладает достаточно крупным промышленным сектором, хотя он и дает работу лишь 22,6% всего трудоспособного населения республики. Следует отметить, что производство в основном сосредоточивается на гигантских предприятиях, в которых серийно выпускается минимальное количество ассортимента продукции. Количество промышленных предприятий с персоналом менее 100 человек не превышало до недавнего времени 300.

Промышленность в Узбекистане переживает глубокий кризис: спад в среднем составляет 30-50%. Одна из важнейших причин этого состоит в том, что экономическая интеграция, сложившаяся за советский период между республиками бывшего Союза, не имеющая аналогов в мировой практике, практически разрушена. Разрыв сложившихся связей привел к дезорганизации производственных процессов, разрыву сложившихся связей с поставщиками и заказчиками, к кризисным явлениям фактически во всех сферах промышленного производства. Другой немаловажный фактор — устарение и износ основных фондов.

Вместе с тем сравнительно низкий показатель спада производства в Узбекистане по сравнению с другими среднеазиатскими республиками позволяет заключить, что промышленный комплекс республики опирается на солидную сырьевую базу и представляет собой относительно замкнутую систему, способную достаточно стабильно функционировать в автономном режиме. Существует целый ряд факторов, способных оказать на него существенное влияние — особенности формирования рабочей силы, «разгосударствления» промышленного сектора, притока иностранных инвестиций.

3.1.       Промышленность республики и тенденции ее развития

3.1.1.      Горнодобывающая промышленность

Недра Узбекистана располагают значительными и далеко еще полностью не вовлеченными в общественное производство запасами минерально-сырьевых ресурсов. К настоящему времени выявлено 95 видов минерального сырья, сосредоточенных в 750 месторождениях. Ныне действуют 370 горных промыслов с объемом добычи более 200 млн.т минерального сырья в год.

Имеются:

— газ. Запасы природных горючих газов Узбекистана составляют 1842,08 млрд. куб.м по разрабатываемым и 116,41 млрд. куб.м по неразрабатываемым месторождениям, в том числе запасы растворенного газа, учтенные по 35 месторождениям, — 17 млрд. куб.м. На долю республики приходится почти 74% запасов газового конденсата всего Центральноазиатского региона, 40% природного газа. По добыче природного газа республика занимает третье место в СНГ и выходит в десятку крупнейших газодобывающих стран мира.

Основные запасы газа сосредоточены на месторождениях Шуртан, Зеварды, Кокдумалак, Алан и Адамташ. Удельный вес средних и мелких месторождений в запасах и добыче свободного газа незначителен. На долю 15 главнейших месторождений приходится 86,1% запасов и 97,8% добычи свободного газа республики. Введено в разработку около 45% общего числа месторождений с 75% достоверных запасов.

Необходимо отметить: с газом возникают определенные проблемы, так, например, месторождение газа в Газли, дававшее еще недавно значительную часть добычи, в настоящее время практически выдохлось и стало убыточным;

— нефть. 140 месторождений нефти, в которых, по оценкам экспертов, содержится 350 млн.т (34% запасов региона). Узбекистан занимает второе место в регионе как по запасам, так и по добыче нефти, уступая первенство Туркмении. Однако Узбекистан имеет не такие высокие темпы отбора, как Туркмения. Более того, при сохранении уровней добычи начала 90-х годов обеспеченность республики запасами составляет 80-100 лет, что немало (для сравнения: обеспеченность запасами в Туркмении составляет всего 48 лет).

В таблице представлено распределение в процентах по региону.

 

 

Запасы по разраб.

Добыча за 1990 г.

Экономический район, республика

нефть

газ

нефть

газ

Туркмения

63,6

60,2

76,1

67,9

Узбекистан

30,8

39,5

19,6

31,9

Киргизия

4,4

0,1

2,2

0,1

Таджикистан

1,2

0,2

2,1

0,1

 

Нефтяные месторождения разведаны в Каракалпакской Автономной Республике и 6 административных областях: Бухарской, Кашкадарьинской, Сурхандарьинской, Наманганской, Андижанской и Ферганской. Преобладающее количество запасов нефти концентрируется в Кашкадарьинской области (73%).

С точки зрения геологически обусловленного деления территория Узбекистана включает следующие нефтегазоносные области.

1. Амударьинская (Бухаро-Хивинская). Расположена в Северо-Восточной Туркмении и Западном Узбекистане (на восток от г.Чарджоу) и является на сегодняшний день основным газодобывающим районом Средней Азии. Нефть встречается главным образом в виде небольших оторочек газовых залежей. Вообще для этого региона характерно преобладание газовых ресурсов над нефтяными. Географически Амударьинская нефтегазоносная область представляет собой пустыню (Каракумы).

2. Сурхан-Вахшская нефтегазоносная область расположена на границе Туркменистана и Узбекистана и представляет собой область горных поднятий (отроги Гиссара). В нефти Сурхандарьинской и Андижанской областей в значительных количествах содержится парафин (до 10%), а также смолы и асфальтены, содержание которых достигает 80% (на месторождении Коштар).

3. Ферганская нефтегазоносная область представляет собой межгорную впадину. Значительная часть ее площади находится в пределах Узбекистана, остальная — в Киргизии и Таджикистане. Зона г. Намангана и является одним из старейших нефтедобывающих мест в Средней Азии.

Начало добычи нефти здесь было положено в 1885-1917 годах. Разработка активизировалась в 1920-1932 годах. Ввод в эксплуатацию в 40-е годы Палваиташского, Южно-Аламыштикского, Шарихан-Ходжаабадского и других месторождений позволил существенно увеличить масштабы добычи нефти в республике. Максимальный уровень нефтедобычи в Фергане был достигнут в 1963 году и составил 1,8 млн.т. В последующие годы началось медленное падение годового уровня добычи нефти, и последние 20 лет он удерживается на уровне 0,92 — 1,0 млн.т. Большая часть месторождений выявлена в бортах Ферганской впадины, перспективность центральной ее части подтверждена открытием Ниязбекского и Мингбулакского месторождений.

Запасы нефти в Узбекистане учитываются по 76 месторождениям, из которых 32 являются нефтяными, 22 газонефтяными, 4 нефтегазовыми и 18 нефтегазоконденсатными. Нефти Узбекистана по удельному весу преимущественно «легкие» и «средние». «Тяжелые» нефти (с плотностью более 0,91 г/см2) составляют 8,122 млн.т (7,9% от учтенных запасов). Добыча тяжелых нефтей составляет примерно 11% от всей добычи. Высоковязких нефтей в республике 4,6 млн.т (4,5%), добыча их равна 8,1%. Нефти преимущественно сернистые составляют 82,3% запасов, малосернистые — 12%. Высокосернистые нефти составляют 5,6% запасов.

В подавляющем большинстве месторождения республики являются комплексными. Кроме нефти на 44 газонефтяных, нефтегазовых и нефтегазоконденсатных месторождениях учитывается свободный газ, по 35 месторождениям — попутный газ, на 18 месторождениях имеется конденсат в газе, на ряде месторождений присутствуют этан, пропан, бутаны и газовая сера.

Практически все месторождения республики мелкие, и лишь одно — Кокдумалак (в Кашкадарьинской области), открытое в 1986 году, относится к крупным. К числу главнейших относятся месторождения Северный Уртабулак, Аламышик Южный, Карактай, Газли, Кокдумалак, Бостон. На долю этих месторождений приходится 68% запасов и 46% добычи нефти республики.

Большие ожидания вызвало в республике открытие весной 1992 года новых нефтяных пластов в Наманганской области (Мингбулакское месторождение). Геологические исследования в этом районе проводились уже двадцать лет. Мингбулакское месторождение было открыто в 1987 году. На январь 1988 года его запасы оценивались в 3.132 миллиона тонн, а на январь 1991 года — в 7.569 миллиона тонн.

2 марта 1992 года из скважины на Мингбулакском месторождении с глубины 5237 метров забил фонтан нефти. В узбекской прессе появились в связи с этим очень оптимистические оценки запасов нефти. Президенту были поданы заключения экспертов о предполагаемых масштабах открытого месторождения — 620 млн. тонн общих и 400 млн.тонн извлекаемых запасов. Конечно, это явно не дотягивало до масштабов нефтяных месторождений Ближнего Востока (для сравнения: совокупные запасы Кувейта оцениваются в 13,3; Саудовской Аравии — в 23,5; Ирана — в 7,3; Ирака — 6,3; Объединенных Арабских Эмиратов — 4,4 миллиарда тонн). Даже означенные объемы залежей нефти в Мингбулакском месторождении имели бы серьезное республиканское и, возможно, региональное значение.

Собственная нефть могла бы дать Узбекистану реальную экономическую независимость от России. Правительство Узбекистана провело выездное заседание в Намангане под председательством самого Каримова по вопросам, связанным с разработкой месторождения. Ряду министерств и ведомств были в этой связи выделены дополнительные финансовые средства.

Однако размеры запасов на данном месторождении переоценивались в сторону увеличения. Очень скоро выяснилось, что «нефтяного Эльдорадо» Мингбулак республике дать не может. Расчеты оказались неверными. Само по себе это, конечно, вызывает сожаление. Однако здесь следует обратить внимание на одну деталь: в течение апреля-мая 1992 года тон прессы, заявления отдельных политических деятелей обрели жесткий по отношению к России характер. Потом «вдруг» все это исчезло. Перипетии с мингбулакской нефтью показали в известной степени реальную энергетическую зависимость Узбекистана. Окажись залежи значительными, достаточными хотя бы для покрытия внутренних потребностей республики, политическая дистанция между Россией и Узбекистаном существенно была бы увеличена.

Кроме того, открытие месторождения сопровождалось неприятным инцидентом: в течение полутора месяцев никто не мог остановить нефтяной фонтан. Как утверждают местные специалисты, скважина была пробурена с нарушением технологии, что и привело к негативным последствиям. Дело в том, что запасы оказались размещенными в пластах палеогена и неогена на глубине 6000 м, под давлением, в 1,8 раза превышающим обычное для этого региона. Выброс измерялся 20 тысячами тонн нефти в день. Нефть, выливаясь, наносила значительный ущерб окружающей среде. Это явилось настоящей экологической катастрофой для региона.

 

Ангренское месторождение бурого угля в Ташкентской области, Шаргуньское и Байсунское в Сурхандарьинской области оцениваются в более чем 2 млрд.т (55% запасов региона), причем добыча большей частью производится открытым способом.

 

Совокупные запасы превышают 4 тыс.т (пятое место в мире, выявлены 30 месторождений). Добывается около 60 т в год (седьмое место в мире). Качество узбекского золота соответствует мировым стандартам, и за последние два года оно было трижды удостоено международных призов. Кроме того, имеется 30 месторождений урана. Значительны запасы меди, молибдена, свинца, цинка, вольфрама, лития и др.

К наиболее ценному неметаллургическому сырью, которым обладает республика, следует отнести каолин, плавиковый и полевой шпаты, кварцевые стекольные и кварцево-полевошпатовые пески, бентонитовые глины, фосфориты.

 

Горнодобывающая промышленность представлена двумя горно-металлургическими комбинатами: Алмалыкским и Навоийским.

Алмалыкский горно-металлургический комбинат. Он расположен в городе Алмалык Ташкентской области. В городе, возникшем в 1951 году близ открытых медных месторождений (Кальмакаакыр, Дальнее, Сарычеку), проживает около 130 тысяч человек, из них непосредственно заняты на комбинате около 20 тысяч.

Основные предприятия в составе комбината: медная обогатительная фабрика (ее первая очередь дает 4,5 тысячи тонн медных окатышей в месяц, вторая очередь — 5-6 тысяч тонн), медеплавильный завод, свинцово-цинковая обогатительная фабрика, цинковый завод (имеющий кадмиевый цех).

Долгое время для Узбекистана проблемой номер один была промышленная переработка золота. Так сложилось, что все аффинажные предприятия Союза действовали за пределами Узбекистана. В 1993 году на Алмалыкском горно-металлургическом комбинате было пущено в строй первое аффинажное предприятие. Годом раньше было объявлено о том, что на АГМК был выплавлен первый золотой слиток 999,9 пробы.

Производится также вольфрам, платина, серебро и редкоземельные металлы (индий, цезий и др.).

Имеется собственное сернокислотное производство.

Навоийский горно-металлургический комбинат. Первоначально он создавался исключительно как урановый, ориентированный на нужды военно-промышленного комплекса. Город Навои был основан в 1958 году, а в 1965 году построили другой центр комбината — Зарафшан. В Навои, Зарафшане и Учкудуке проживает большинство работников комбината.

Сначала на нем шла лишь подземная добыча урана, затем перешли на открытый способ разработки, а с 1968 года перешли на добычу методом подземного выщелачивания.

Производительность Навоийский комбината составляла в начале 90-х годов около 3000 тонн урана в год, следует отметить, что в 1993 году произошло его сократилось.

В рамках комбината в Зарафшане и Навои действуют гидрометаллургические комбинаты. В настоящее время строится и третий — в Кызылкуме.

 

Вольфрам и молибден получает комбинат тугоплавких и жаропрочных материалов в Чирчике (на нем производятся сплавы вольфрама, кобальта, титана).

Черная металлургия представлена в Узбекистане крупным заводом в Бекабаде (Ташкентская область). Промышленных месторождений железа в республике нет, вот почему комбинат работает в основном на металлургическом ломе.

3.1.2.      Обрабатывающая промышленность

Безусловно, Узбекистан богат полезными ископаемыми. Однако период эйфории, начавшейся еще в годы перестройки, видимо подошел к концу. Уже сегодня многим в Узбекистане ясно, что открытые запасы нефти, газа и др. будет не так легко разработать практически в ближайшей исторической перспективе. Для этого нет ни средств, ни людских ресурсов (именно этим можно объяснить, к примеру, свертывание изыскательских работ. Если прежде Институт геологии республики насчитывал несколько сот сотрудников, регулярно выезжавших в экспедиции, то теперь их не более двух десятков человек, едва ли рассчитывающих на полевые работы). С другой стороны, попытки Узбекистана (опять-таки только как государственной компании) выйти на мировой рынок со своим золотом, алмазами, ураном не привели к серьезным результатам. Иными словами, Узбекистан при всем своем природном богатстве не в состоянии в полной мере пока обеспечить свое независимое экономическое развитие.

Энергетическая проблема является ахиллесовой пятой экономики Узбекистана. Электроэнергетика представлена ТЭЦ (Сырдарьинской, Ташкентской, Навоийской, Ангренской, Новангренской, Тахиаташской), работающими на природном газе и угле, и ГЭС (19 станциями каскада ГЭС на реке Чирчик, Чарвакской, Ходжикентской). Казалось бы, имеются на территории республики залежи нефти и газа. Вместе с тем реальных, необходимых энергоносителей явно недостаточно: энергоносители в основном поставляются в Узбекистан из других республик СНГ, прежде всего из России, что сильно привязывает узбекскую экономику к российской. До недавнего времени Узбекистан получал в основном из Тюмени по трубопроводу, ведшему в Чимкент, откуда нефть везли на нефтеперерабатывающие заводы в Фергане и Алтаарыке. Они находятся в нескольких часах езды от Мингбулакского месторождения. Суммарная мощность переработки этих заводов — 9 миллионов тонн нефти в год (хотя в связи с открытием Мингбулакского месторождения, о котором будет сказано ниже, их руководители заявили, что способны довести объем переработки до 11 миллионов тонн).

Машиностроение. Из машиностроительных предприятий в первую очередь следует отметить Производственное объединение имени Чкалова, производящее военно-транспортные самолеты, а также комплектующие для самолетов МиГ и самолеты гражданской авиации. Головной завод находится в Ташкенте, но в систему ПО входят заводы в Фергане и Андижане.

Предприятие переживает трудности, причем не только связанные с разрывом отлаженных связей с другими звеньями авиастроительного комплекса бывшего Союза. На его работе также сказывается отъезд квалифицированных русскоязычных кадров (особенно тяжелое положение с кадрами сложилось на Ферганском и Андижанском филиалах этого ПО).

С 1993 года предприятие, ранее занимавшееся лишь сборкой самолетов из готовых узлов, которые поставлялись из других республик СССР, перешло на самостоятельный выпуск ряда узлов. Например, при помощи германских фирм начат выпуск самолетных двигателей.

На Ташкентском тракторном заводе мощности сейчас загружены лишь на треть — из-за сложностей с партнерами в других республиках.

Ташкентское ПО «Средазкабель» оказалось в более выгодном положении, чем многие другие: кабель является дефицитной продукцией в СНГ, поэтому в обмен на него по бартеру можно получить очень многое. В результате «Средазкабель» после распада СССР не потерял своих хозяйственных партнеров в других республиках.

Научно-производственное объединение «Средазэлектроаппарат». Основной вид продукции — щитовые устройства и низковольная аппаратура, в том числе товары народного потребления.

Ташкентский завод сельскохозяйственного машиностроения производит хлопкоуборочные комбайны.

Имеется завод, производящий подъемные краны, а также экскаваторный завод.

Военная промышленность представлена в Узбекистане рядом предприятий, располагающихся прежде всего в Ташкенте — это упомянутое ПО им. Чкалова, предприятия, производящие электронику, — «Фотон», «Спутник», «Миконд», выпускающие резисторы, интегральные схемы, специальные материалы и полуфабрикаты; «Зенит», специализирующийся на интегральных схемах и радиоаппаратуре; завод электронной техники, производящий интегральные схемы и полупроводниковые приборы, отчасти Ташкентский завод радиоэлектронной аппаратуры и Ташкентский завод электронных вычислительных машин «Алгоритм». Ташкентский электромеханический завод специализируется на производстве автоматизированных систем управления и средств связи и также выполняет военные заказы.

Есть предприятия, выполнявшие оборонные заказы, и в других городах. Например, завод по производству аккумуляторов в Джизаке (производимые там источники электроэнергии использовались при оборудовании пусковых ракетных установок).

Легкая промышленность представлена Ташкентским и Ферганским текстильными комбинатами, Бухарским хлопчатобумажным комбинатом, рядом других мелких предприятий. Эта отрасль давала в 1991 году всего 5,8% союзного объема производства хлопчатобумажных тканей, несмотря на огромное количество производимого в Узбекистане хлопковолокна. По данным Госкомстата республики, износ основных фондов легкой промышленности Узбекистана составляет 33%. Она очень нуждается в техническом перевооружении.

Химическая промышленность является одной из наиболее развивающихся в Узбекистане. К числу крупных предприятий этой отрасли относятся Чирчикский и Навоийский электрохимкомбинаты, Ферганский завод азотных удобрений, Ташкентский завод синтетических моющих средств, Наманганский химический завод, Андижанский и Ферганский гидролизные заводы, пластмассовые заводы в Ташкенте и Джизаке, Ташкентский химико-фармацевтический завод.

 

При рассмотрении состояния промышленного сектора экономики Узбекистана и особенно перспектив его развития следует обратить внимание на тот факт, что значительные изменения претерпела за последний год-полтора структура импорта республики: удельный вес импорта машин и оборудования увеличился по сравнению с 1993 годом почти в 2 раза и составил более 29% от общего объема импортных поступлений. Это свидетельствует о том, что предпринимаются попытки модернизировать всю промышленную инфраструктуру, которые могут уже в ближайшее время дать отдачу. Однако многое будет зависеть, как мы уже отмечали, и от других факторов.

3.2.       Особенности рынка труда Узбекистана

Хотя промышленность республики представляет собой относительно обособленный социальный экономический комплекс, в меньшей степени, чем в других частях бывшего Союза, подверженный разрушительному воздействию набравших силу дезинтеграционных процессов, следует отметить, что существует ряд факторов, которые в течение ближайшего десятилетия способны затормозить промышленное развитие, а при определенных обстоятельствах, возможно, и вызвать паралич отрасли в полном смысле этого слова.

Индустриализация Узбекистана, начавшаяся с 20-х годов и особенно набравшая силу в 60-70-е годы, осуществлялась «сверху» по директивам Москвы, учитывавшим наличие природных ресурсов и интересы союзного промышленного комплекса. Культурные, демографические и прочие факторы местного общества в расчет не принимались.

В результате создан промышленный комплекс, который не полностью отвечает потребностям населения (почти 60% необходимых товаров республика ввозит извне; Узбекистан имеет отрицательный торговый баланс со всеми республиками бывшего Союза). Однако это обстоятельство не являлось бы существенным, если бы не возникли в ходе индустриализации и не получили бы острого развития после распада Союза другие факторы — специфика формирования рабочего класса республики и своеобразное межнациональное разделение труда.

Узбеки в силу традиции были (и остаются до сих пор) сориентированными на мелкотоварное производство и выращивание хлопка, не испытывали и не испытывают тяги к другим занятиям (об этом свидетельствует, к примеру, хотя бы тот факт, что в Узбекистане насчитывается сейчас не менее 250 тысяч зарегистрированных безработных и в то же время 30-40 тысяч рабочих мест на промышленных предприятиях остаются вакантными). Они заняли практически полностью отрасли сельского хозяйства, торговлю, сферу обслуживания, а с укреплением национальной интеллигенции в 80-х годах монополизировали аппарат государственного управления.

Привнесенная центром индустриализация слабо затронула образ жизни узбекского населения и не разрушила традиционного общества, поэтому государство было вынуждено приглашать или привозить на промышленные предприятия рабочих из других регионов. В основном это были русские, однако прибывали и украинцы, татары, армяне, представители других национальностей (далее этих людей в данном контексте мы будем обозначать русскими или русскоязычными).

Прибывшие работали в основном в промышленности и строительстве, составляя основную часть рабочих (в особенности квалифицированных) и технических специалистов, а также в массовых интеллигентских профессиях (врачи, учителя и т.д.). Следует отметить, что советские власти, центральные и узбекские, сосредотачивались в процессе миграционной политики на решении «технических» задач, не уделяя должного внимания перспективам развития прибывающих в полноценную диаспору. В результате такого прагматического подхода русское (и русскоязычное) население Узбекистана не имеет сегодня настоящей духовной элиты, что затрудняет процесс адаптации тысяч людей в новых, изменившихся условиях.

Все русское население оседало начиная с 20-х годов исключительно в городах. Лишь 5,2% русских, по данным последней переписи, проживало в сельской местности. Они концентрируются главным образом в промышленных центрах Узбекистана, в Ташкенте, Бухаре, Самарканде, Джизаке, Термезе и т.д. Чтобы в этом еще больше убедиться, достаточно ознакомиться с национальным составом таких городов Ташкентской области, как Алмалык, Ангрен, Ахангаран, Бекабад, Нариманов, Чирчик: русские составляют здесь соответственно 46, 31, 35, 22, 30, 43%, узбеки — 20, 32, 33, 44, 16, 16%. Аналогична картина по г. Ташкенту (русских — 34%, узбеков — 44%).

Именно это городское русское (русскоязычное) население и занято в промышленности, на предприятиях машиностроения, топливно-энергетического и химического комплексов, в строительстве и геологоразведке. На отдельных промышленных объектах они составляют до 90-95% всех занятых на производстве; на основной массе предприятий русские составляют более половины персонала; исключение составляют хлопкоочистительные заводы, где занято значительное число узбеков.

В результате сложившегося разделения труда между русскими и узбеками социокультурной интеграции не получилось. Русские заняли определенную нишу в экономике республики, которая получила какое-то одобрение со стороны узбекской элиты, но которая так и осталась непонятной и неприемлемой для узбекской традиционной деревни, продолжающей жить по своим внутренним законам, производить все необходимое для собственной жизни и потому относящейся ко всему русскому, европейскому и городскому как к чему-то инородному, с чем до поры приходится мириться.

Очень важным вопросом перед республикой в ближайшее десятилетие станет проблема несоответствия имеющейся производственной инфраструктуры социокультурным ценностям коренного населения: заводы и фабрики строились на основе планов макросистемы, которую представляла собой сверхцентрализованная экономика СССР. На ту или иную сырьевую базу завозилось оборудование и рабочая сила; возникали гиганты, никоим образом не связанные с интересами и, главное, с представлениями о труде местного населения. Возникает проблема, за которую Узбекистану неминуемо придется браться, — это необходимость увязывания интересов традиционного узбекского общества и возникшего в ряде городов полиэтнического сообщества.

Сегодня разыгрывается самый худший для Узбекистана вариант — исход русского и русскоязычного населения. Уже сейчас это сказывается очень пагубно на отдельных отраслях промышленности. К примеру, электроснабжение Узбекистана обеспечивалось до недавнего времени персоналом, на более чем 90% состоящим из русских. Сегодня в связи с миграцией уже остановлено половина энергоблоков Сырдарьинской ГРЭС. Недавно построенная Новоангренская ГРЭС законсервирована, так как на ней некому работать. С запредельной, минимальной нагрузкой работает Ташкентская ГРЭС. Закрыт Ферганский химический комбинат, и республика закупает удобрения за рубежом.

Никто до конца не просчитывает последствия процесса полного исхода «русскоязычных» из Узбекистана. В близлежащей перспективе это означает утрату темпов промышленного производства, а на отдельных участках — полный паралич производства. Это, конечно, поправимо, однако потребует не менее десяти лет для восполнения кадров.

В долгосрочной перспективе исход тысяч людей приведет к ликвидации того слоя населения в десятке городов республики, который формировал их социально-экономическое и культурное своеобразие, в конечном счете это будет удар по всей узбекской культуре в целом. Последнее может привести к практически необратимым результатам — изменению системы ценностных ориентаций в узбекском обществе, а в конечном итоге к глубочайшим изменениям самого истеблишмента республики (этот тезис мы постараемся обосновать более подробно ниже).

4.    ОСОБЕННОСТИ РАЗГОСУДАРСТВЛЕНИЯ И ПРИВАТИЗАЦИИ
В ПРОМЫШЛЕННОМ СЕКТОРЕ ЭКОНОМИКИ УЗБЕКИСТАНА

В российской и западной печати очень часто режим Каримова обвиняют «в недемократической медлительности» в осуществлении процесса разгосударствления и приватизации. В местной республиканской печати делается одно, более тонкое дополнение, что усиливаются «госкапиталистические» тенденции в экономической политике Узбекистана. Свидетельством этого является образование различных концернов, учредителями которых являются бывшие государственные предприятия монополисты. К примеру, взамен государственного комитета Узглавснабсбыта образована государственно-акционерная ассоциация по переработке и сбыту хлопковой продукции Узгосхлопкопромсбыт, а Госкомводстрой преобразован в Госконцерн по водохозяйственному строительству Узводстрой и т.д.

Показателен в этом отношении президентский указ «Об образовании Узбекского республиканского союза предприятий и организаций бытового обслуживания населения (Узбытсоюз)». Союз создан на базе реорганизации республиканского государственно-кооперативного центра по бытовому обслуживанию при Совете Министров УзССР, который в свою очередь был образован в сентябре 1990 года на базе Министерства бытового обслуживания. Новый Союз формально уже не государственная структура, а «добровольная» ассоциация предприятий с различными формами собственности. Крупные государственные тресты и фирмы, входящие в нее, преобразуются в акционерные общества и коллективные предприятия. Вместе с тем нельзя не отметить «преемственности» структур с соответствующим сохранением (правда, в сокращенном виде) аппарата управления отраслью.

Вместо упраздненных министерств автомобильного транспорта и автомобильных дорог указами президента образованы Узбекская государственно-акционерная корпорация автомобильного транспорта (Узавтотранс) и государственно-акционерный концерн по строительству и эксплуатации автомобильных дорог (Узавтодор).

Однако если учесть существующий ныне, пусть даже постоянно разрушающийся, этнический состав трудовых коллективов во всей промышленной сфере, то станет ясно, что правительство, работающее в национальных, узбекских интересах, не может не действовать «медленно» и не используя «госкапиталистические» рычаги. Любой другой вариант означал бы, что собственность попала бы в руки русских и русскоязычных, что способствовало бы в конечном итоге зарождению иной, неузбекской буржуазии в Узбекистане.

Начиная с 50-х годов шел процесс вытеснения с командных управленческих постов представителей неузбекской национальности. К концу 80-х годов с укреплением численно возросшей национальной интеллигенции этот процесс был завершен. Сегодня лишь в отдельных отраслях можно встретить русских на уровне замов, хотя всюду еще сохраняется достаточно многочисленный слой русской (русскоязычной) научно-технической интеллигенции. Ее, как и русскоязычные коллективы в целом, узбекская государственно-управленческая элита совершенно не намерена допускать к собственности.

Опираясь на государственные структуры, а в конечном счете на государственную власть, она гарантирует себе прохождение через все перипетии приватизации полный контроль над находящейся уже в ее руках собственности. Вообще сегодня собственность у государства в основном выкупают либо владельцы крупной наличности (коммерческие структуры), либо же руководители различного уровня (через подставных лиц, родственников и т.д.). При этом в массе приватизируются экономически выгодные объекты (предприятия торговли, общественного питания), а производственные объекты (прежде всего убыточные) остаются в сфере государственного сектора.

В республике в основном реализуется так называемый номенклатурный вариант приватизации: прежняя партийно-хозяйственная элита становится и основным субъектом предпринимательской деятельности, сохраняя за собой командные высоты в экономике. Процесс формирования национальной буржуазии происходит, таким образом, прежде всего «сверху», что в будущем не может не отразиться в политической сфере на поведении элиты республики.

5.    ИНОСТРАННЫЕ ИНВЕСТИЦИИ В УЗБЕКИСТАНЕ

5.1.       Инвестиции на межгосударственном уровне

В начале 1995 года действовало более 30 межправительственных кредитных соглашений с фирмами и банками США, Канады, КНР, Турции, Голландии, Германии, Швейцарии. За счет этих получаемых средств в республику поставляется зерно, сахар и другие продукты, а также медикаменты, машины, технологическое оборудование. Об этом свидетельствуют, в частности, данные о внешнеторговом обороте Узбекистана: в объеме экспорта за 1994 год доля этих стран по сравнению с 1993 г. выросла в 1,5 раза и составила 71%; в объеме импорта она возросла в 1,2 раза и составила 63,5% [2].

В настоящее время ведется проработка соглашений:

— с МВФ о займе на системное преобразование экономики. Пока с 1991 года Фонд инвестировал около 230 млн.долларов, что не много. В Ташкенте появляются регулярно эксперты МВФ с различными проектами реформирования тех или иных сфер. Они часто получают достаточно холодный прием, поскольку узбекская сторона не скрывает некоторого разочарования, подчеркивая, что сумма вложения явно не соответствует выдвигаемым требованиям. Узбеки в конечном счете уступают, но то, как они это делают, свидетельствует об окончании у них периода эйфории и надежд на «баснословную помощь Запада»;

— с Мировым банком реконструкции и развития о реабилитационном займе примерно в 160 млн.долларов (на 20 лет под 7-7,5%). Он будет направлен на финансирование структурных преобразований и поддержание платежного баланса республики.

Кроме того, не менее 70 млн.долларов на тех же условиях будет выделено в виде «хлопкового займа», который пойдет на укрепление этой отрасли, в частности на создание системы сертификации хлопка, модернизацию узбекского сельскохозяйственного машиностроения.

Имеется трехлетняя программа Всемирного банка по предоставлению займов на реализацию проекта спасения Арала, предусматривающая общий размер инвестиций в 200 млн.долларов, причем на начальном этапе часть средств будет внесена на безвозмездной основе. Уже сегодня получено из различных европейских и американских источников на это 32 млн., из них 2 млн. — от МБРР.

Всего же по каналам и при участии Всемирного банка в ближайшие годы — согласно данным оглашенным 1 марта 1995 года представителями руководства банка в Париже, — планируется инвестировать в Узбекистан 900 млн.долларов, из которых 45 млн. — на техническую помощь, 300 млн. — на поддержку платежного баланса, 500 млн. — на финансирование инвестиций и экспортных кредитов;

— соглашение с Европейским банком реконструкции и развития по финансированию развития малого и частного предпринимательства, которое уже вступило в практическую плоскость;

— осваивается кредитная линия США, Японии, к которой подключится, возможно, Франция, для инвестирования развития нефте- и газодобычи.

5.2.       Инвестиции иностранных фирм

Узбекское руководство с первых дней обретения республикой независимости выступает за привлечение в экономику страны иностранных инвестиций;

— в соответствии с законом «О налогах с предприятий, объединений и организаций» с 1992 года доходы СП с долей иностранного капитала в уставный фонд в размере менее 30% подлежат налогообложению по ставке 18%, с долей более 30% — по ставке 10% от дохода;

— совместные предприятия, специализирующиеся на производстве товаров народного потребления, у которых доля иностранного капитала в уставном фонде превышает 50%, освобождаются от уплаты налога с выручки в иностранной валюте и обязательной продажи Центральному банку Республики Узбекистан сроком на 5 лет с момента регистрации.

— временно (в течение двух лет) от уплаты налогов освобождаются доходы и валютная выручка, получаемые СП от использования изобретения в результате покупки лицензии (начала использования изобретения), производства, создаваемого для изготовления новой техники;

— под льготное налогообложение подпадают также СП, специализирующиеся на переработке сельскохозяйственной продукции, товарах народного потребления, строительных материалах, медицинского оборудования, переработке вторсырья.

В начале 1995 года число предприятий с иностранными инвестициями достигло 1447, из них 70 со 100%-ным иностранным капиталом, остальные — со смешанным. В законодательном порядке 2 марта установлено, что размер уставного фонда предприятий с участием иностранного капитала должен быть не меньше 10 тысяч долларов. До этого в отдельных случаях регистрировались СП с фондом в 100-200 долларов.

Следует отметить, что с узбекской стороны более чем в половине случаев СП создаются на базе государственной собственности.

За 1994 год объем производимой ими продукции составил 1919,7 млн. суммов, что составляет 3,3% ВВП. Из них 22,1% приходится на продукцию торговли и общественного питания, 15,1% — машиностроение, 10,3% — строительство, 10,2% — легкую промышленность. 7,1% внешнеторгового оборота республики осуществлялось ими: 1,7% совокупного экспорта, 12% в общем объеме продукции, закупаемой по импорту.

В основном предприятия с иностранным капиталом размещаются в Ташкенте и Ташкентской области (соответственно 78,4, 7,4%). Всего в Ташкенте насчитывается 781 предприятие, созданное при участии иностранных инвесторов. Большинство из них — это совместные предприятия, их число составляет более 600, далее следуют представительства иностранных фирм — 101.

Наибольший вклад в развитие экономики вносят предприятия, ориентированные на местное сырье и выпуск импортозаменяющей продукции. Капиталоемкие и имеющие социальное значение предприятия созданы в топливно-энергетической, металлургической, химической, хлопкоперерабатывающей и табачной отраслях. К их числу относятся объекты с участием крупных фирм — южнокорейской «ДЭУ Корпорейшн», английских «Ренк-Ксерокс», «БАТ Индастриз», турецкой фирмы «Бурсель», швейцарской «Буллер», американской «Ньюмонт».

Узбекско-американское предприятие «Кумуш» по производству посуды из серебра подписало контракт с рядом европейских фирм на поставку своей продукции. Пробная партия роскошных наборов — ложек, вилок, ножей из серебра — уже получила высокую оценку на мировом рынке. Совместное предприятие начало осваивать новый вид продукции — десертную посуду из чистого серебра. Учредителем СП с американской стороны выступила известная фирма «Гольдхоук Трейдинг ЛТД», специализирующаяся на производстве изделий и посуды из драгоценных металлов. Узбекскую сторону представляет научно-производственное объединение «Фонон». Уставный фонд СП — 10 миллионов долларов. НПО внесло 70%, американские партнеры — 30%.

Предприятие работает на местном сырье; американские партнеры принесли технологию изготовления изделий. Стоимость посуды будет высокой (цена 1 грамма серебра составляет около 30 центов, стоимость готового изделия с учетом затрат на его производство обойдется в очень кругленькую сумму). Учитывая низкую покупательную способность населения Узбекистана, партнеры предполагают стопроцентный экспорт выпускаемой продукции.

Особо иностранных инвесторов привлекает золотодобыча. В 1993 году было создано совместное узбекско-американское предприятие, учредителем которого с узбекской стороны является Государственный комитет по геологии республики и горно-металлургический комбинат города Навои, а с американской — «Ньюмонт майнинг корпорейшн». Для реализации проекта сроком не менее чем на 15 лет создано СП с ограниченной ответственностью «Ньюмонт (Узбекистан) ЛТД». Оно будет перерабатывать отходы, скопившиеся на одном из крупнейших в мире золотых рудников в Мурунтау. По предварительным оценкам, годовая добыча совместного предприятия составит 5-7 тонн золота.

Для организации производства в Мурунтау необходимо около 220 миллионов долларов США. 70% этой суммы (135 млн.долларов) — кредит от ЕБРР, британского «Барклай банка», швейцарского банка «ЮБС», американских «Чейз банк» и «Кемикл банк»; 30% предоставляет сам Узбекистан. Летом 1995 года предприятие официально открылось и приступило к работе. Зарубежные инвесторы ожидают возврата займа даже меньше чем через два года, поскольку осуществление данного проекта позволит Узбекистану увеличить золотодобычу по меньшей мере на 450 тысяч унций в первый же год.

Наиболее наглядна деятельность иностранных фирм на автомобильном рынке Узбекистана:

— турки организовали в республике СП, которое реализует производимые по лицензиям «Фиата» легковые машины по ценам от 9 до 13 тысяч долларов». Они развернули сеть сервисного обслуживания, регулярно доставляют запчасти;

— южнокорейская «ДЭУ» реализует в Узбекистане практически все производимые корпорацией модели — от микромашин «Тико» за 5,5 тысяч долларов до моделей типа «Эсперо», которые стоят на 8-10 тысяч дороже. «ДЭУ» также организовала собственную автосервисную службу и приступила к строительству сборочного завода по выпуску «Тико» и микроавтобусов «Дамас». «ДЭУ» тщательно проанализировал рынок, сумел поставить рекламу. В результате автомобили «ДЭУ», о существовании которых еще несколько лет назад в стране никто не знал, пользуются спросом.

Серьезным сдерживающим фактором для этих двух фирм в Узбекистане является на сегодня только невозможность реализовывать продукцию за безналичный расчет в сумах. Они торгуют только за доллары (по безналу или за наличный расчет).

Следует обратить внимание, что корейцы после того, как сборочные предприятия были подготовлены к открытию, стали предпринимать, по некоторым сведениям, давление на узбекское руководство по всем уровням с целью добиться его официального отказа от поставок машин и запчастей из России, в противном случае угрожая свернуть производство и т.п. Таким образом, корейский капитал, еще не приступив к конкурентной борьбе на «свободном рынке», пытается решить проблему вытеснения русских чисто государственно-административными методами. Для самого Узбекистана эта игра может оказаться весьма опасной: корейцам едва ли удастся в кратчайшие сроки создать здесь практически новый автопарк, на 95-98% пока состоящий из автомашин российского производства; «перекрыв же кислород» имеющейся автомобильной базе, они поставят саму республику в крайне тяжелое положение;

— японская «Тойота» имеет свое представительство и станцию техобслуживания, но ее автомобили популярностью не пользуются: сказывается цена на них (14-17 тыс. долларов). Нужно отметить, правда, что японцы только появились на автомобильном рынке Узбекистана и еще себя покажут. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что на мотоциклетном рынке республики стали появляться «Харлеи» и «Сузуки» (следует отметить, что последний до сих пор открыт и сулит огромную прибыль тому, кто сможет предложить сервисное обслуживание, реализацию мотоциклов по разумным ценам);

— две французские автофирмы развернули свою деятельность в Ташкенте. «Ситроэн» предлагает дорогие машины представительского класса. «Пежо» пока просто изучает рынок и, похоже, еще не определил свою тактику действия в Узбекистане;

— германский «Мерседес» имеет в республике свое представительство и станцию техобслуживания. Фирма ориентируется на осуществление крупных долгосрочных проектов. Она пошла на создание СП: в Хорезмской области налажена сборка грузовиков, которые используются не только в Узбекистане, но и отправляются к заказчикам в дальнее зарубежье.

Интенсивно обновляется автобусный парк. Привычными стали на внутренних и междугородных маршрутах «ДЭУ» и «Мерседесы». «Мерседес» специально для Узбекистана изменил планировку салона городского автобуса, учел все другие пожелания покупателей, включая цвета машин (в это же время львовский автозавод, пытаясь конкурировать с корейцами и немцами, предлагает наладить в республике производство уже 20 лет как устаревшей модели автобуса «ЛАЗ-697»).

Не имеют в Узбекистане официальных представительств американские автогиганты.

Фирмы-перегонщики составляют серьезную конкуренцию официальным представительствам фирм за счет дешевизны доставляемых автомобилей. Пригоняют в республику «Опель», «БМВ», «Мерседес», которые в приличном состоянии можно приобрести за 4-6 тыс. долларов. Иногда прибывают «Вольво», чья цена — на 3-5 тысяч выше.

В то же время более 50% функционирующих в Узбекистане СП занимаются только торгово-посреднической деятельностью, хотя в соответствии с учредительными документами основными видами их деятельности являются производство товаров народного потребления, переработка сельхозпродуктов и т.п.!

Несмотря на значительный рост объемов иностранных капиталовложений в узбекскую экономику, инвесторы крайне осторожны и боязливы. Этому есть основания. Одна из причин — правовая нестабильность, принципы государственного регулирования инвестиций, которые постоянно претерпевают изменения. Только весной 1995 года произошла унификация и упрощение процедуры регистрации предприятий с участием иностранного капитала (постановление №76 «О порядке создания, государственной регистрации, деятельности и ликвидации в Республике Узбекистан предприятий с иностранными инвестициями» от 2 марта 1995 года).

Однако, даже имея целый ряд позитивных законодательных актов, инвесторы могут натолкнуться на массу очевидных и скрытых препятствий:

— государство осуществляет жесточайший контроль за деятельностью СП. Сначала это делало Министерство финансов республики, теперь эта функция возложена на Министерство юстиции. «Особенностью» установления контактов в Республике Узбекистан является обязательный выход на руководителя местной власти — хокима. Последний, ознакомившись с сущностью вопроса, доведя его до сведения соответствующего департамента министерства и заручившись одобрением последнего, поручает своему служащему детально изучить предложения иностранного предпринимателя и подготовить возможные варианты их реализации. Порядок набора местной рабочей силы для предприятий с иностранным капиталом — это также обязательное обращение иностранного предпринимателя на местную биржу труда, где ему будут подобраны нужные кандидатуры;

— государство очень часто вмешивается в процесс выбора партнера. Поощряются взаимодействия иностранных инвесторов с предприятиями, находящимися в государственной собственности. Здесь бюрократия не чинит никаких серьезных препятствий (хотя и тут не обходится без получения ею «подарков»). Частные же предприниматели в случае заключения соглашений с иностранными партнерами о создании СП подвергаются мощнейшему прессингу в виде различного рода проверок, инспектирования, штрафных и налоговых санкций и т.д. Были случаи, когда вследствие такого давления местные бизнесмены полностью свертывали уже начатое производство, а их зарубежные партнеры теряли вложенное;

— бюрократизм государственного аппарата приводит к отсутствию должной оперативности в оформлении учредительных документов. Взять хотя бы регистрацию СП. Устав и договор должны пройти около 15 инстанций. Порой только на это уходит до двух месяцев. Причем мотивировка этой волокиты бывает до обидного смешна. Например, раньше при создании СП стороны должны были внести 30% от уставного фонда в Минфин в течение месяца после регистрации. Сейчас СП проходят как акционерные общества закрытого или открытого типа и на них распространяется закон Республики Узбекистан «О хозяйственных обществах и товариществах». В статье 17 пункт 2 гласит, что стороны обязаны внести не менее 30% от указанного в учредительных документах вклада до регистрации общества. То есть бизнесмен должен снять со счета в банке деньги, внести их и ждать, когда его зарегистрируют. Ни в одном цивилизованном государстве не существует такой практики. В мировой практике принято мотивировать кредит, который они берут, снимая деньги со счета. Какое объяснение представит иностранный инвестор в данном случае: для еще не существующего СП, регистрация которого может затянуться не на один месяц?

Действующий в Узбекистане финансово-хозяйственный механизм, в том числе и налоговый режим, оказывает существенное влияние на структуру зарубежных инвестиций. Принятая схема налога на добавленную стоимость ухудшает приток инвестиций в целом, но в большей степени затрагивает интересы предприятий, занятых в сфере материального производства, где большой удельный вес затрат приходится на оплату труда. При этом положении не достигается главное — привлечение передовых технологий (по всем отраслям народного хозяйства), отвечающих международным стандартам.

 

После рассмотрения ситуации в сельском хозяйстве и промышленности Узбекистана мы приходим к заключению, что в ближайшее десятилетие Узбекистану требуется сильная, достаточно централизованная власть. Для регулирования имеющихся противоречий в аграрном секторе, способных при определенных обстоятельствах вызвать тяжелые экономические последствия и социальные катаклизмы, для преодоления «отчужденности» национальной промышленности от интересов остального общества, наконец, чтобы удержать в большинстве своем неузбекский по своему этническому составу научный и технический персонал на заводах и фабриках и вместе с тем не допустить его к собственности, узбекской элите потребуется только жесткая, вникающая во все детали государственная власть. Без государственного регулирования экономических, а с ними социальных процессов никакой стабильности и тем более процветания быть не может.

Во многих выступлениях президента республики Р.Каримова проводится мысль, что «в управлении экономикой, в особенности при переходе на рыночные отношения, когда строится новое общество, государство не должно выпускать из своих рук бразды правления, то есть оно должно быть главным реформатором», что «главным реформатором становится государство... В переходный период, когда одно общество уходит и вместо него строится другое, именно государству никак нельзя выпускать рычаги управления». В этих словах нет риторики, а есть лишь осознание того, что только жесткое государственное регулирование способно предотвратить превращение имеющихся коллизий в экономике республики в глубочайший кризис всего общества. Современные обвинения руководства Узбекистана в российской печати в склонности к «авторитарным», «коммунистическим», «диктаторским», словом, «антидемократическим» методам управления несостоятельны, поскольку не отражают имеющейся реальности, требующей жесткого государственного регулирования. Альтернативы последнему нет, в любом другом случае республике с более чем двадцатимиллионным населением угрожает лишь хаос, экономический и политический.

Однако и здесь постепенно закладывается одно очень серьезное противоречие. Государство, стремясь не допустить захвата собственности русскими и русскоязычными, работавшими в промышленности, пошло по пути медленной приватизации, что было оправдано для укрепления национального государства. Вместе с тем в ходе этой приватизационной политики произошло укрепление позиции государственной, бывшей партийно-номенклатурной бюрократии. В результате она подавляет сегодня всякую частную инициативу.

Процесс приватизации в сфере производства идет крайне медленно, если практически не свернут. К примеру, любой контракт частного лица с иностранными компаниями на практике подвергается жесткой атаке, приводящей большей частью к свертыванию производства. В определенном смысле ныне Узбекистан в области промышленности еще более социалистическая страна, чем до обретения независимости, с той лишь разницей, что здесь сегодня правит исключительно национальная государственная бюрократия.

Перед Узбекистаном стоит сложнейшая задача модернизации экономики, которая не мыслима без глубокой реформы государственного управления. Здесь заложен очень опасный узел противоречий. Нельзя обольщаться картиной внешнего спокойствия, которую в Узбекистане всегда умели искусно создавать. Если в Казахстане стоящие крупные промышленные объекты сегодня внушают тревогу, то работающие в одну четвертую мощности заводы и фабрики Узбекистана, предоставляемые краткосрочные отпуска, выдаваемые рабочим «каримовские» небольшие дополнительные суммы денег и т.д. не должны вводить в заблуждение: выход может быть найден в развитии частного мелкотоварного производства с применением новейшей технологии. Если не произойдет значительного разгосударствления промышленного сектора, если все прибывающему по численности городскому узбекскому населению не дать работы, отвечающей национальному менталитету, — а это возможно лишь при быстром развитии мелкотоварного частного производства на основе новейшей технологии, — Узбекистану не избежать серьезных социальных катаклизмов.

6.    ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В УЗБЕКИСТАНЕ

В появившихся аналитических работах, посвященных политическим процессам в Узбекистане последних лет, имеется, на наш взгляд, одно серьезное упрощение: явления рассматриваются через призму противоборства «прокоммунистического» режима И.Каримова и «демократической»оппозиции. Исследователи, среднеазиатские и российские, пришли в постсоветское и посттоталитарное время и пространство с весьма несовершенным инструментарием. К тому же они очень увлеклись перенесением отработанных схем и клише анализа современной европейской, прежде всего российской действительности на восточное общество. В результате получается картина борьбы «коммунистов» и «демократов», «реформаторов» и «консерваторов», мало отражающая реальные политические процессы. С другой стороны, западная политология, рассматривавшая по-прежнему происходящие в Средней Азии события через призму противостояния и борьбы мирового сообщества с коммунистической системой, оказалась также не совсем подготовленной к адекватному осмыслению быстро меняющейся ситуации.

Наступление независимости привело к радикальной «встряске» всего развивавшегося политического процесса, к переоценке отдельных субъектов политической системы: одни полностью трансформировали свою сущность; другие остались прежними, но утратили влияние; третьи, еще даже не осознав себя в достаточной мере самостоятельной политической силой, представляют собой угрозу полного изменения основ общественной жизни. Сегодня мы имеем дело с качественно новой политической системой, анализ которой нельзя представить в категориях предшествующего «перестроечного» периода.

 

Казалось бы, после обретения Узбекистаном независимости силы оппозиции коммунистическому правительству, возглавляемому И.Каримовым, должны были окрепнуть и возрасти. Внешне многим сначала представлялось именно так. В самом деле, оппозиционные партии, действовавшие прежде в условиях полулегальных, прошли регистрацию в Минюсте республики («Эрк», «Бирлик», ДДР) и стали выступать как вполне официальные оппозиционные силы. В конце марта 1992 года оппозиция предприняла решительный шаг, проведя учредительное собрание «Форума демократических сил Узбекистана», в котором приняли участие не только «традиционные оппозиционеры» — «Бирлик» и «Эрк», но и Ассоциация молодых ученых и специалистов, включающая в себя ряд лиц, приближенных к правительственным кругам. К ним присоединились некоторые известные в республике общественные деятели, не входившие ранее в оппозиционные партии, в частности вице-премьер Ш.Мирсаидов, тогда только уволенный И.Каримовым в отставку, который на «Форуме» призвал к объединению и созданию «сильной оппозиции».

Однако ничего похожего не произошло. Оппозиции не помогли ни встречи в Ташкенте с высокопоставленными представителями США, ни продолжающаяся по сей день в средствах массовой информации России, ряда других государств кампания в ее поддержку. Конечно, можно вновь и вновь возвращаться к описаниям действительно имеющих место фактов произвола властей и насилия по отношению к отдельным деятелям оппозиции, но это едва ли может помочь в объяснении причин того, почему совсем недавно мощная, пользовавшаяся массовой поддержкой оппозиция утратила влияние на общество и превратилась в горстку разрозненных диссидентов-подпольщиков.

Причины краха оппозиции значительно глубже, чем репрессивные действия спецслужб и правоохранительных органов республики. Они кроются в существенной перестановке социальных сил внутри узбекского общества после провозглашения независимости.

С конца 80-х годов общественные процессы в Узбекистане все более очевидно развивались по «прибалтийскому сценарию». В октябре 1988 года возникла инициативная группа по созданию движения в защиту природы, духовных и материальных богатств Узбекистана «Бирлик» («Единство»). 28 мая 1989 года состоялся учредительный съезд «Бирлика», принята Программа движения, избраны правление (включавшее в себя более 90 человек) и совет, мозговой центр организации, состоявший из 19 человек.

С этого момента «Бирлик» вступил в период своего стремительного количественного роста. Национальное движение стало обретать популистские черты: в течение 1989 года «Бирлик» проводит ряд многотысячных митингов с требованием придать узбекскому языку статус государственного; в начале 1990 года он разворачивает кампанию в защиту от произвола, чинимого над узбекскими юношами в Советской Армии и т.д.

Постепенно стала вырисовываться социальная база движения. Его возглавили представители научно-технической интеллигенции города Ташкента (Абдурахим Пулатов, первый председатель «Бирлика», физик-кибернетик, его брат Абдуманоб, член центрального совета, математик, Б.Ташмухаммедов — биолог и т.д.). Однако влияние творческой узбекской интеллигенции (поэты У.Азим, М.Солих и др.) также несомненно просматривается.

«Бирлик», согласно программе, представлял собой «общественно-политическое движение единомышленников, объединяющее в своих рядах на добровольных началах всех граждан, независимо от социальной и национальной принадлежности, кому небезразлично будущее Узбекистана, его природа, духовные и материальные ценности». Однако, необходимо отметить, ведущие деятели «Бирлика» с самого начала были убеждены в том, что массовое движение может развиваться исключительно на национальной основе, через пробуждение узбеков, мобилизацию национального сознания. В результате, вполне естественно, никакого взаимодействия с другими этническими группами Узбекистана у «Бирлика» не получилось даже на начальном этапе его существования (что отличает Узбекистан от республик Балтии, Молдовы, где национальное движение первоначально развивалось как интернациональное, под флагами перестройки).

Лозунги национального возрождения нашли отклик во всех слоях общества, особенно у молодежи. Будучи преподавателями ТашГУ, других вузов столицы, бирликовцы стали оказывать достаточно мощное воздействие на узбекское студенчество. Последнее представляло собой достаточно сложный и неоднородный организм, распадавшийся на две части:

— по своим социокультурным ориентациям, степени мобилизации, политической активности выходцы из Ташкента, воспитанные в полиэтническом окружении, находясь в благоприятных домашних условиях, под контролем семей, были преимущественно политически пассивными, не проявляли интереса к различного рода митингам и демонстрациям;

— иногородняя учащаяся молодежь в подавляющем своем большинстве это выходцы из сельских районов. Будучи детьми обеспеченных слоев, они оказываются в условиях большого города неадаптированными — без жилья, контроля старших, привычного питания и ухода. Молодые люди чувствуют себя маргиналами, причем не только в настоящем, но и в будущем, поскольку шансов пробиться в сложившуюся иерархическую хозяйственно-управленческую структуру столицы у них мало. Лозунги национального возрождения вызвали у этой молодежи новые надежды и планы, политические требования нашли отклик, поскольку в программе «Бирлика» затрагивались проблемы, остро стоящие перед узбекской деревней.

Именно студенчество из сельских районов, обучавшееся в Ташкенте, обеспечило массовость и мощь организуемых «Бирликом» митингов и демонстраций 1989-1990 годов. Опять-таки на него рассчитывал «Бирлик» при налаживании связей с узбекским крестьянством.

В какой-то момент казалось, что самые дерзновенные планы «бирликовцев» близки к осуществлению. Практически во всех крупных городах Узбекистана были созданы его инициативные группы. Прогнозы в определении позиции сельского населения также были не в пользу властей. Согласно им, окажись «Бирлик» легализованным в 1990 году, выдвини он на выборах в местные Советы и ВС республики своих представителей, последние получили бы до 70% голосов узбекской деревни: дехкане практически ничего не знали собственно о Программе «Бирлика», но они стали бы его поддерживать, выражая компартии, но прежде всего местным властям свой решительный вотум недоверия. В середине 1990 года, по оценкам лидеров национального движения в него входило в качестве активистов около 300 тысяч человек.

Сознавая, что КП Узбекистана представляет собой значительную силу, лидеры «Бирлика» не ставили до поры вопроса о захвате политической власти. Они лишь констатировали в результате жесткой критики коммунистов наличие «вакуума», возникшего между партийным аппаратом и народом. В той ситуации «Бирлик» не без оснований видел себя «наполнителем» образовавшейся «пустоты».

Возникновение Демократической партии «Эрк» весной 1990 года явилось не результатом разногласий между отдельными лидерами «Бирлика», как полагают некоторые эксперты, а обусловлено потребностью самого национального движения создать структуру, обеспечивающую в конечном итоге успешную борьбу за политическую власть в стране, причем теперь уже не под лозунгом национального возрождения, а под флагом завоевания политической независимости Узбекистана. В принятой Программе подчеркивалось, что ««Эрк» — парламентская партия, осуществляющая свою деятельность политическими методами». Ее главной целью «является создание независимого демократического правового государства. Для реализации своей цели «Эрк», опираясь на волю народа, будет стремиться к укреплению своих позиций в парламенте и правительстве».

Национальное движение медленно, но верно шло по «прибалтийскому пути». Захват власти в стране зависел от того, как скоро государственно-управленческий и хозяйственный аппарат, пойдет за лозунгами национального возрождения, осознает, что обретение полной независимости, возможно, и не повлечет за собой никаких материальных и других лишений (элите ведь всегда есть что терять).

Однако с национальным движением история сыграла довольно жестокую шутку. Произошедшие в августе 1991 года события в Москве привели к крушению Советского Союза и провозглашению независимости Узбекистана. Цель национального движения как «бирликовцев», так и «эрковцев» была достигнута быстро, бескровно, но, главное, неожиданно скоро даже для тех, кто ее наиболее решительно провозглашал. В принципиально изменившихся условиях политической жизни на первый план выдвинулась задача консолидации нации в рамках той или иной политической структуры. И тут обнаружилось, что «преждевременно возникшая» независимость идет отнюдь не на пользу «Бирлику» и «Эрку».

Как было показано выше, основу национального движения, а затем и партии составила узбекская, главным образом столичная, интеллигенция. Это не означает, однако, что процесс перехода национальной элиты из коммунистических властных структур в новые образования уже завершился или хотя бы достиг в Узбекистане значительных масштабов. Сегодня можно лишь гипотетически предполагать, что было бы, если бы после августовского путча последовало запрещение КПСС на всей территории Союза, а политическая независимость республик не была бы объявлена еще несколько месяцев. Тогда в поисках новых форм самоорганизации элита республики, скорее всего, обратилась бы к «Бирлику». В реальности же в независимом Узбекистане новые и старые политические формирования должны были в конкурентной борьбе доказать право на политическую власть. Здесь «Бирлик» и «Эрк» оказались в значительно худшем положении, чем уцелевшая Коммунистическая партия Узбекистана.

Последняя в новых условиях действовала решительно. В ноябре 1991 года проводится чрезвычайный съезд КП, на котором объявляется о ее самороспуске и создании Народно-демократической партии Узбекистана (НДПУ). На данном форуме принимается программный документ, свидетельствующий об отказе руководства новой партии от прежних идеологических догм. НДПУ выступила «за достижение такого политического и государственного устройства общества, которое гарантирует человеку свободный выбор форм его политического, экономического и социального бытия», за «общество, где обеспечивается равноправие всех форм собственности и труда, предпринимательства и конкуренции, не допускается идеологическое вмешательство в экономическую и хозяйственную деятельность», где «не будет господства одной идеологии, одного мировоззрения, где гарантируется свобода слова и совести, общечеловеческая нравственность и гуманизм». Партия выразила приверженность укреплению государственной независимости, выступила «за безусловное обеспечение права суверенного народа Республики Узбекистан на самостоятельное определение путей своего государственного, правового, экономического, культурного и политического развития. За полноценное применение государственного узбекского языка».

Совершенно очевидно, что весь идеологический багаж национального движения был заимствован и переработан НДПУ. Тем самым был нанесен удар по оппозиции — «Бирлику» и «Эрку», которые, по существу, лишились своей потенциальной социальной базы. При этом у НДПУ было одно несомненное преимущество — она сохранила организационные структуры. Безусловно, не обошлось без потерь: от прежней 800-тысячной организации осталось меньше трети состава. Изменился и национальный спектр (если в КП Узбекистана было не менее 35-40% русских, то в новой партии их оказалось лишь 4,3%). Ячейки партии сохранились фактически на всех производственных объектах. Была сформирована фракция НДПУ, обеспечивающая ей абсолютное большинство при принятии решений в тогдашнем Верховном Совете (327 депутатов из 500).

Это не означает, что борьба с политическими конкурентами не продолжалась. Властями была разработана достаточно изощренная тактика по оказанию давления на ведущие организации оппозиции — «Бирлик» и «Эрк».

Президиум ВС республики принимает постановление «О мерах по предотвращению незаконного финансирования общественных объединений», в котором признается запрещенной материальная поддержка деятельности политических организаций республики со стороны религиозных организаций, а также партий и граждан других государств. Тем самым были перекрыты или по крайней мере объявлены вне закона реальные и возможные источники помощи силам оппозиции из-за границы, в частности материальной поддержки «Бирлика» со стороны российских демократов (бирликовский «Независимый еженедельник» был зарегистрирован и печатался в Москве); финансирования «Эрка» турецкими политическими структурами, в том числе влиятельной партией «Миллий Чолишма», с которой у «эрковцев» наладились тесные отношения.

В декабре 1992 года был принят закон «О защите конституционных органов власти». В соответствии с ним в Уголовный кодекс республики вносится ряд изменений и дополнений. Так, за «публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя, или захвату власти, или отстранению от власти законно избранных или назначенных представителей власти... а равно распространение материалов такого же содержания» следует наказание лишением свободы на срок до 3 лет. За насильственные действия, направленные на воспрепятствование законной деятельности конституционных органов власти, — на срок до 5 лет.

По отношению к деятелям оппозиции власти стали подходить двояко: одних режим стал стремиться интегрировать в истеблишмент, других подвергать обструкции, гонению, физическому насилию.

Курс на вовлечение ряда оппозиционеров во властные структуры принес определенные результаты: академик Т.Вавилов, поэт Ш.Юсупов вошли в президентский совет. Произошел раскол в среде национального движения — умеренные лидеры покинули «Бирлик». Другие отказались от прежних радикальных установок, конфронтации с властями. Бек Ташмухаммедов, сопредседатель «Бирлика», назначается председателем Высшей аттестационной комиссии республики. Показательно, что сразу после своего назначения он в интервью подчеркнул, что всегда был не просто в оппозиции, а в «конструктивной оппозиции», не позволяющей властям допускать ошибки. Тон заявления был явно примирительным: ряд требований оппозиции уже воплощен в жизнь (независимость республики, статус узбекского языка, вопросы воинской службы), остались же проблемы прав человека, но «их за три месяца не решить, для этого требуется время».

16-17 января 1992 года в Ташкенте произошли студенческие волнения, на подавление которых были брошены властями отряды ОМОН, имелись убитые и раненые. Это было первое антиправительственное выступление в Узбекистане после провозглашения независимости республики, и потому само по себе событие несомненно останется в исторической памяти, со временем получит различного рода многочисленные толкования, обрастет мифами.

В российской печати основной акцент был сделан на освещении собственно репрессий, обрушившихся на студенчество. Между тем, на наш взгляд, были оставлены без должного внимания более глубокие, подспудно протекающие процессы.

Одним из важнейших последствий событий января 1992 года являлось то, что правительство с особой ясностью осознало, что студенчество (опять-таки преимущественно выходцы из сельских районов) составляет ударное, наиболее мобильное звено оппозиции. Режим предпринял меры, куда более по значимости серьезные, чем собственно репрессивные действия ОМОНа: была разработана и осуществлена в кратчайшие сроки программа по рассредоточению студенческой критической массы и выведению значительной части ее за пределы столицы. С этой целью иногородние студенты были в срочном порядке депортированы в места своего постоянного проживания. В развитие данного направления было принято решение о создании 15 новых вузов (из них 7 университетов) в областных центрах республики.

Тем самым руководство Узбекистана достигало следующих результатов: во-первых, оппозиция лишалась одной из важнейших своих частей — студенчества (вследствие этого «Бирлик», «Эрк» полностью оказались не в состоянии поднять массу населения столицы на серьезное выступление); во-вторых, правительство получило поддержку неузбекского населения столицы, поскольку резко сократились случаи проявления национал-экстремизма, да и в целом после удаления массы иногородних студентов в Ташкенте стало значительно поспокойней.

Летом 1992 года оппозиция, вдохновленная успехами Народного фронта в соседнем Таджикистане, которому удалось бессрочный митинг на центральной площади превратить в правительственный переворот, наметила выступление против правительства И.Каримова. Обстановка в Ташкенте накалялась по мере приближения сессии ВС республики, намеченной на начало июля. Однако власти нанесли по оппозиции превентивный удар. Вечером 29 июня на жизнь сопредседателя движения «Бирлик» Абдурахима Пулатова было совершенно покушение. Группа вооруженных металлическими прутьями мужчин избила его и двух других активистов «Бирлика» рядом с прокуратурой Чиланзарского района, куда они были вызваны на допрос. Перед открытием сессии ВС в Ташкенте же началась концентрация больших групп милиции. В дни сессии был установлен многослойный милицейский заслон, перекрывающий подступы к центральной части города. Были перекрыты уличное движение и выходы из метро в данном районе. Оппозиция вынуждена была принять решение об отмене массовых выступлений.

Следующим аккордом в борьбе президента с оппозицией стала приостановка деятельности народного движения «Бирлик», которому было инкриминировано противодействие ратификации Договора о дружбе и сотрудничестве между Россией и Узбекистаном в ВС РФ. Кроме того, в публикации с сообщением о приостановке деятельности «Бирлика» осуждался «бирликовец» Ядгар Обидов, поддержавший «от имени узбекского народа» действия толпы на площади в Душанбе. Некоторые члены «Бирлика» были привлечены к уголовной ответственности «за открытые оскорбления президента».

Далее последовало полное запрещение «Бирлика» и «Эрка». Некоторые лидеры, в частности М.Салих, предпочли уехать за границу; другие находятся в Узбекистане в условиях полной изоляции (А.Пулатов). Сегодня официальная печать и даже сам президент время от времени вспоминают о них как о «властолюбцах» и «карьеристах».

Проведенный в мае 1995 года процесс, на котором в качестве обвиняемых были несколько «бирликовцев» и «эрковцев», представляется нам уже «перебором» властей. Они были осуждены за отправку в Турцию, страны Ближнего Востока трех-четырех десятков молодых людей. Cогласно официальной версии, последние приглашались на учебу, однако их больше обучали военному делу, после чего некоторые оказались в Чечне в войсках Дж.Дудаева. Им была инкриминирована подготовка боевиков для свержения конституционного строя в Узбекистане, суд вынес приговор: 12 лет тюрьмы и исправительно-трудовой колонии.

Мы не станем подвергать анализу собственно дела осужденных. Для этого нет у нас достаточных материалов. Здесь важно, на наш взгляд, отметить другое: весь процесс был направлен прежде всего на «Бирлик» и «Эрк», организации, в политической жизни на сегодня обреченные.

Национальное движение, развивавшееся с конца 80-х годов, опоздало в своем развитии к моменту обретения республикой независимости. В данном историческом контексте оно утратило реальную основу. Ислам Каримов, лидер Коммунистической партии Узбекистана, не только быстро трансформировал партийную структуру, он отбросил прежние коммунистические лозунги и сформировал достаточно близкую, понятную для большинства населения программу национальной независимости и, главное, смог замкнуть процесс консолидации национальной элиты в новых условиях на себя. Политическая оппозиция не имеет сегодня социальной базы: национальная элита отдала президенту право на власть за возможность в новых условиях делать деньги.

Альтернативы режиму И.Каримова на сегодня нет. Наивно выглядят призывы отдельных западных деятелей «вернуть оппозицию», в частности Мухаммада Салиха, лидера «Бирлика», находящегося в Турции. На это президент не пойдет. Никакого примирения не будет, ибо это не соответствовало бы природе уже сложившегося режима. С другой стороны, подобные призывы даже вредны, ибо еще больше закрывают власти возможности восприятия инноваций: любое обоснованное и выгодное предложение о проведении реформ в стране не будет воспринято президентом и его окружением, если будет связано с какими-либо намеками о легализации «бирликовской» оппозиции.

Чтобы это понять, рассмотрим теперь генезис возникшего в Узбекистане политического режима.

7.    ПРЕЗИДЕНТСКАЯ ВЛАСТЬ В УЗБЕКИСТАНЕ

Сразу следует отметить: НДПУ, имея разветвленную сеть партийных ячеек практически на всей территории республики (12,5 тысяч), объединяя почти 380 тысяч членов, формируя и в старом, и во вновь избранном самую большую фракцию в парламенте Узбекистана, не контролирует в полном смысле политическую, не говоря о хозяйственной, власть в стране. Даже призрачно ее влияние не может быть сопоставимо с всесильем КП Узбекистана еще несколько лет назад. Новой партии от своей преемницы удалось взять многое, но она, по существу, явилась лишь «трамплином» для формирования в республике режима сильной президентской власти, все больше приобретающей авторитарный характер.

Власть Ислама Каримова в ее нынешнем виде складывалась в течение последних четырех лет медленно, нельзя сказать, что по заранее продуманному плану, однако, в такой последовательности, что можно вполне утверждать, что здесь есть определенная закономерность, отвечающая объективно потребностям экономического, социального и политического состояния республики.

 

Ислам Каримов родился в 1938 году в Самарканде. Окончил Среднеазиатский политехнический институт в Ташкенте. Трудовую деятельность начал в 1960 году помощником мастера завода «Ташсельмаш», затем работал там же мастером, технологом. С 1961 года работает в течение пяти лет на Ташкентском производственном объединении имени Чкалова инженером, ведущим инженером-конструктором.

В 1966 году он переходит в Госплан республики, где прошел путь от главного специалиста отдела науки и внедрения новой техники до первого заместителя Госплана УзССР. Параллельно Каримов закончил Ташкентский институт народного хозяйства, стал кандидатом экономических наук.

В 1983 году назначается министром финансов Узбекистана, в 1986 году — заместителем председателя Совмина республики, председателем Госплана Узбекистана.

В декабре 1986 года избирается первым секретарем Кашкадарьинского обкома компартии, с июня 1989 года — первый секретарь ЦК КП Узбекистана.

 

Его избрание было делом далеко не простым. На Олимп власти в Узбекистане его вывели судьба и целый комплекс лишь на первый взгляд разрозненных факторов: в свое время Шараф Рашидов пообещал Л.И.Брежневу, что его республика будет ежегодно собирать 6 миллионов тонн хлопка, что было абсолютно нереально. В основном план выполняли за счет искажения отчетности, несмотря на то что в сезоны уборки хлопка на поля в обязательном порядке выходили не только колхозники, но и значительное число горожан, в том числе студенты и даже школьники.

В середине 80-х годов уголовное «хлопковое дело», начатое против большого числа работников хлопкоперерабатывающей промышленности и сельского хозяйства Узбекистана, стало в СССР синонимом коррупции. Взяточничество безусловно было. Однако сама система ставила нереальные задачи, тем самым порождая гигантский порочный круг: работники получали заведомо невыполнимые задания и вынуждены были фальсифицировать отчетность, раздавая взятки многочисленным российским и узбекским руководителям. Таким образом, у Москвы складывалась абсолютно искаженная картина ситуации в хлопководстве республики.

В 1985-1987 годах в Узбекистане прошли судебные процессы по делам о коррупции в хлопководстве, которые, в сущности, обернулись репрессиями тысяч людей, поставленных системой в ложные условия. Это был жестокий удар по элите республики, в конечном счете — по национальному самосознанию (после обретения республикой государственной независимости высшие судебные инстанции Узбекистана реабилитировали свыше 1000 человек — всех осужденных по «хлопковому делу», что было бы невозможным, окажись здесь причины чисто уголовные).

В 1984 году правивший Узбекистаном четверть века Ш.Рашидов скончался при неясных обстоятельствах. На XVI пленуме ЦК КПУ, подготовленном при участии Е.Лигачева, его назвали «государственным преступником». Все последнее рашидовское бюро ЦК было арестовано. Политическая элита республики оказалась в полном замешательстве, растерянности, выдвинутые ею лидеры в силу ряда причин не смогли удержать бразды правления:

— вступивший на пост первого секретаря ЦК КП Узбекистана Инамжон Усманходжаев очень скоро был смещен и арестован по обвинению в коррупции;

— следующий партийный лидер — Рафик Нишанов, опытный политик, слывший давним критиком Рашидова и находившийся долго на дипломатической работе, не смог разобраться во внутренней обстановке. При нем репрессии узбекской элиты и чиновничества продолжались. Он взялся также за реорганизацию управленческого аппарата, упразднил несколько областей и тем самым нарушил сложившуюся систему отношений между различными региональными группировками. В своих действиях он ориентировался на Москву, считая возможным активно участвовать в политической жизни всего СССР. Он во внутренних вопросах Узбекистана все больше доверялся работоспособному и исполнительному И.Каримову, который курировал не только Кашкадарью, но и многие другие важные участки работы, в частности кадровую политику. Трагедия, произошедшая в Фергане с турками-месхетинцами, застала Р.Нишанова врасплох. Его версия причин ее, сведенная до «стакана клубники», из-за которого подралась «несознательная» молодежь, была и некомпетентна, и оскорбительна. Она отвернула от него сторонников в самом Узбекистане, лишила поддержки московского истеблишмента.

Именно тогда наступил «звездный час» И.Каримова, который в иной обстановке едва ли смог бы стать партийным лидером. Он с самого начала проявил себя решительным руководителем, лично обращаясь во время межнациональных волнений в городе Паркенте к взбудораженной толпе с требованием разойтись. Он показал себя тогда и как опытный политик, в момент ферганских событий пойдя на раздачу земельных участков, увидав причинную, а не следственную связь вещей.

Он обнаруживает себя и как масштабный политический деятель, одним из первых последовав примеру М.С.Горбачева: 24 марта 1990 года избирается на сессии Верховного Совета президентом Узбекистана. Это было не слепое подражание Генеральному секретарю — если тот в результате получения президентских полномочий продолжал терять политический контроль над происходящими процессами, то Каримову, наоборот, удалось укрепить свой личный авторитет и овладеть окончательно всеми рычагами законодательной и исполнительной власти.

В отличие от своих предшественников — Ш.Рашидова, И.Усманходжаева, Р.Нишанова, которые на ключевые посты предпочитали выдвигать своих земляков, он, пройдя снизу вверх всю систему государственно-бюрократического аппарата, будучи в первую очередь именно его выдвиженцем, отошел от «земляческого» принципа подбора кадров, отказался от политики, основанной на балансировании интересов различных кланов, решил не допускать чрезмерного усиления ни одного из них. Он стал назначать чиновников по принципу личной преданности, не забывая тех, кто помог ему прийти к власти (при этом обнаружилась одна его черта: он не терпит около себя крупных фигур, которые могли бы составить ему конкуренцию).

Ему пришлось выбрать одного из представителей клановых, групповых структур, чтобы показать наглядно, кто собственно является хозяином в республике. Именно в таком контексте, на наш взгляд, следует рассматривать судьбу Ш.Мирсаидова.

Основными исторически сложившимися центрами деловой активности в Узбекистане в течение многих являлись Ташкент, Самарканд и Бухара на востоке республики, Коканд на западе. В последние годы пограничная Сурхандарьинская область заметно разбогатела, в первую очередь за счет торговли с соседним Афганистаном. По оценкам экспертов, большие денежные средства удалось накопить и в Хорезмской области. Однако о новых зонах деловой активности как центрах влияния говорить пока рано.

Соответственно условно можно выделить три наиболее важных клана: из Восточного Узбекистана (Фергана, Андижан, Наманган), из Западного Узбекистана (Самарканд, Джизак, Сырдарья) и ташкентский. Последний из них несколько слабее, чем два первых, однако от того, на чью сторону «вставали» ташкентцы, зависело в республике очень многое. У этих групп существует система сложных взаимоотношений и борьбы внутри истеблишмента и делового мира Узбекистана.

В конце 80-х годов одной из весьма влиятельных фигур на политической сцене республики стал выдвиженец ташкентского клана Шукурулла Мирсаидов.

 

Шукурулла Мирсаидов родился в 1939 году в Ленинабаде, городе, расположенном в Ферганской долине на территории Таджикистана. Юные годы провел в Ташкенте, причем еще с детства дружил с теми сверстниками, которые стали потом заметными фигурами в торговле, узбекском «теневом» бизнесе. Связи Мирсаидова с торговыми кругами Ташкента в дальнейшем росли и укреплялись.

Окончил Ташкентский финансово-экономический институт, позднее получил ученую степень доктора экономических наук. Трудовую деятельность начал в 1959 году экономистом плановой комиссии Ташкентского облисполкома, затем там же работал начальником сектора, заместителем председателем данной комиссии. В дальнейшем возглавил плановую комиссию Ташгорисполкома.

В 1981 году Мирсаидов был назначен заместителем председателя Госплана Узбекской ССР, а в 1983 году — сначала первым заместителем председателя, а затем и председателем Госплана республики. Очень скоро он становится мэром Ташкента — председателем горисполкома. С декабря 1988 года Мирсаидов работает заведующим социально-экономическим отделом компартии Узбекистана. В августе 1989 года, вскоре после прихода к власти в качестве первого секретаря ЦК КП Узбекистана И.Каримова, Ш.Мирсаидов назначается заместителем председателя Совета Министров Узбекистана — председателем Госплана УзССР. В начале 1990 году Верховный Совет утверждает его в должности премьер-министра, а после президентских выборов 24 марта того же года — на пост вице-президента.

 

К моменту провозглашения независимости Узбекистаном он фактически был вторым человеком республики. Однако то, что удовлетворяло все стороны верхнего эшелона власти в «советский период», перестало их устраивать уже в первые часы «освобождения от диктата Москвы»: неизбежной сегодня представляется борьба двух влиятельнейших людей — И.Каримова, за которым шел партийный и государственный аппарат, который использовал весь автоматизм веса и влияния по сложившейся традиции «первого лица республики», и Ш.Мирсаидова, за которым шел ташкентский клан, причем расколотый, поскольку столичному высшему чиновничеству приходилось решать сложнейшую дилемму — присягать клану или аппарату.

На очередной сессии Верховного Совета республики уже в сентябре 1991 года сторонники Ш.Мирсаидова планировали организовать атаку на Каримова. В частности, предполагалось, что против президента выступит председатель горисполкома (мэр) Ташкента Фазылбеков. С резкими нападками, содержащими обвинения в диктаторских замашках, против Каримова выступили на сессии многие депутаты — хоким Куйбышевского района Ташкента Нусратов, председатель партии «Эрк» М.Солих. Но ни Фазылбеков, ни другие крупные ташкентские партийные и государственные функционеры их не поддержали. Элита республики сделала выбор: И.Каримов.

И.Каримов не ограничился тем, что он остался первым лицом государства. Имея теперь достаточно прочно рычаги власти в своих руках, он поспешил сделать ее легитимной уже в новых условиях: в декабре 1991 года он набирает на общереспубликанских выборах абсолютное большинство голосов (87,15%) и становится первым президентом независимого государства.

Сразу после принятия президентской присяги, 4 января 1992 года, Каримов ликвидирует своим указом пост вице-президента. Ш.Мирсаидову был предложен пост государственного советника, от которого он отказался. После его отставки прокатилась волна снятий его сторонников — на районном уровне, а также руководителей предприятий. В официальной прессе против него была развернута мощная кампания, в частности он был обвинен в том, что якобы в августе 1991 года поддержал ГКЧП (хотя в действительности все его действия в тот период предпринимались с санкции И.Каримова) и в коррупции. Спустя несколько месяцев после отставки Мирсаидов, не дожидаясь, пока это сделают депутаты Верховного Совета под нажимом Каримова, сложил с себя депутатские полномочия.

Он, лишившись всех официальных постов, устроился работать в частную фирму, принадлежащую одному из его сыновей. Однако это показалось И.Каримову недостаточным. Мирсаидов отдается под суд за якобы совершенные в прошлом финансовые нарушения и злоупотребления. Нельзя сказать, чтобы на чиновника такого уровня нельзя было в Узбекистане найти компромат. Между тем обвинения были настолько сфабрикованными, что даже явно пристрастный суд вынужден был часть из них снять. В итоге Мирсаидов был осужден условно. В августе 1993 года на него было совершено покушение — взорван автомобиль, и лишь по случайности он остался жив. Понимая, что дело может обернуться еще хуже, Ш.Мирсаидов эмигрирует и в настоящее время, по некоторым данным, проживает в Москве, подчеркнуто не занимаясь политикой.

Такое настойчивое преследование не может быть объяснено только межличностными отношениями двух виднейших деятелей Узбекистана. Здесь была одержана победа не только политика И.Каримова над политиком Ш.Мирсаидовым. Здесь государственно-бюрократический аппарат победил кланы (все, а не только ташкентский) и продемонстрировал, что хозяином положения является именно он.

Все дальнейшее следует рассматривать как процесс формирования власти государственной бюрократии, олицетворяемой фигурой «сильного» президента. Принятая 8 декабря 1992 года Конституция республики закрепила президентскую форму правления, при которой он является главой государства, руководителем исполнительной власти в должности председателя кабинета министров (ст.89).

Пошел процесс концентрации всей полноты исполнительной власти в руках президента. С этой целью была сформирована властная государственная вертикаль — институт наместников президента (хокимов) в областях, районах и городах. Был введен порядок прямого назначения и снятия хокимов (глав администраций) областей. Советы народных депутатов были сохранены, однако, согласно Конституции, их главы не избираются, а непосредственно назначаются «сверху». Их подбор осуществляет аппарат президента.

Аналогичная картина наблюдается и в судебной системе, где президент назначает и освобождает от должности генерального прокурора и его заместителей; представляет Олий Мажлису кандидатуры на должности председателя и членов Конституционного суда; имеет право отрешать от должности судей всех уровней.

Упрочение режима произошло еще больше после выборов 25 декабря 1994 года парламента республики, куда прошли исключительно представители государственной бюрократии, лично отобранные президентом. Позднее, в конце февраля 1995 года, этот парламент вынес на референдум и признал президентские полномочия И.Каримова легитимными еще на пять лет, причем сделал это досрочно, поскольку мандат президента должен истечь только в 1997 году. Оправданием такой спешки явилась воля самого народа, более 97% которого приняло участие в референдуме.

После этого политического спектакля стало совершенно очевидно, что власть в Узбекистане все более принимает авторитарный характер.

Заняв ключевые позиции на политическом Олимпе республики, президент тем самым обрел относительную независимость от структур НДПУ. Это также было закреплено в новой Конституции, в которой подчеркивается, что «от имени народа Узбекистана могут выступать только избранные им Олий Мажлис и Президент республики. Никакая часть общества, политическая партия, общественное объединение, движение или отдельное лицо не могут выступать от имени народа Узбекистана» (ст.10). Нельзя утверждать, что он порвал с НДПУ, напротив, он не снял с себя пост лидера партии, продолжает поддерживать с ней многосторонние связи, пользоваться советами и поддержкой партийных структур. Однако нельзя не заметить тенденции: его действия идут не по направлению к укреплению НДПУ, не к ней, а, наоборот, от нее. Достаточно отметить в этой связи, что сразу после провозглашения Узбекистаном независимости все хокимы областей были коммунистическими функционерами. Однако в течение последующих двух лет почти все они были заменены на управленцев из числа хозяйственников.

Вместе с тем президент стал пытаться создать режиму более широкую социальную базу, привлечь на свою сторону различные слои общества. Кроме того, стремясь заручиться поддержкой Запада, он понимал необходимость формирования пристойного имиджа Узбекистана как страны, приверженной фундаментальным принципам многопартийной демократии, уважению прав человека и т.п. Этим объясняется, в частности, тот факт, что государственная власть время от времени выражает готовность поддержать отдельные «инициативы» по созданию новых политических партий и организаций.

Весьма благосклонно реагировала власть на появление в июле 1992 года партии «Ватан тараккиеты» («Прогресс отечества»). Главная цель партии — «создание на основе свободных отношений экономической и духовной независимости Узбекистана, обеспечение развития демократии и превращение республики в одну из развитых стран мира». Расчет делался на «молодых профессионалов, хорошо разбирающихся в конкретных областях хозяйства или технических наук, предпринимателей», на «отбор свободомыслящих людей, способных принять на себя личную ответственность за будущее отечества и народа; содействие включению их в процесс управления». Одним словом, создавалась явно при поддержке «сверху» первая «некоммунистическая» партия, которая должна была объединить нарождающиеся «предпринимательские круги». Кроме того, с ее появлением решался вопрос о создании многопартийной политической системы в Узбекистане.

Были здесь и другие мотивы, устраивающие самого президента: партия должна была стать каналом самоутверждения в столичной среде честолюбивых выходцев из провинции («истинных патриотов»). Расчеты, видимо, связывались с тем, чтобы ограничить влияние ташкентской номенклатуры (скрыто симпатизирующей бывшему вице-президенту Шукрулло Мирсаидову и занимающей ключевые позиции в политической элите республики).

О степени контроля новой партии «сверху» свидетельствует тот факт, что в конце января 1993 года в Ташкенте на втором съезде «Ватан Тараккиети» его участников от имени президента поздравил госсоветник М.Умурзаков. Советник президента по делам молодежи Усмон Азим, занимавший до этого ведущие позиции в партии, был оттеснен с поста генерального секретаря и занял сейчас пост председателя партии. Генеральным же секретарем центрального Совета партии стал Шавкиддин Жураев, молодой работник того же президентского аппарата.

Естественно, такая партия не обладает широкой социальной базой. Однако последние парламентские выборы вскрыли одно, на наш взгляд, весьма серьезное обстоятельство. Сюда потянулись люди, которые не входят в государственно-бюрократическую структуру, но которые под влиянием уже произошедших в обществе перемен почувствовали вкус к политической деятельности. Несколько предпринимателей выдвинули свои программы, отнюдь не критиковавшие президента, а лишь содержавшие положения, отсутствовавшие в официальной доктрине (к примеру, о предоставлении русскому языку статуса языка межнационального общения).

Один из таких людей — Рустам Усманов, глава «Рустамбанка», первого и пока единственного частного банка в республике с уставным капиталом свыше 150 миллионов рублей. Его жизненный путь никоим образом не укладывается в «партийно-номенклатурные» рамки изложенных выше биографий И.Каримова и Ш.Мирсаидова.

 

Р.Усманов родился в 1948 году в городе Джалалабаде в семье железнодорожника. В 1978 году окончил геологоразведочный факультет Ташкентского политехнического института, в 1981 году — заочное отделение Ташкентского института народного хозяйства. С 1984 года работал главным экономистом на Ташахурской птицефабрике. В марте 1987 года одним из первых в республике основал в соответствии с новыми правовыми актами собственный кооператив «Мечта».

Первоначальный капитал Усманову удалось заработать на торговле пчелиным медом. Будучи человеком весьма коммуникабельным, Усманов сумел в то время получить лицензию на торговлю с зарубежными странами и открытие валютных счетов, что в тогдашних условиях было весьма непростым делом. Занимался кооператив «Мечта» и торгово-посреднической деятельностью. В 1990 году кооператив перерос в пчеловодческий колхоз «Дустлик» (город Ханабад).

В дальнейшем он стал зарабатывать крупные суммы на продаже калифорнийских червей и биогумуса. Он был одним из первых в республике, кто начал заниматься их продажей хозяйствам. Сейчас этим видом деятельности занимается созданная при непосредственном участии Усманова фирма «Алмаз».

Частный универсальный «Рустамбанк» был создан в марте 1992 года (в качестве учредителей выступили Усманов и члены его семьи). С первых дней банк встретил противодействие со стороны ряда руководителей республиканских правоохранительных органов, однако его закрытие вызвало бы негативную реакцию далеко за пределами республики, объявившей однозначно свою приверженность рыночной модели развития. Его стали прижимать скрыто, и трудно сегодня предположить, что ему удастся развиться в мощное финансовое учреждение, составить конкуренцию государственным банкам.

 

Однако в данном контексте нас интересует не банк, а его владелец, представитель нарождающейся узбекской буржуазии, его политические пристрастия. В период перестройки он — сторонник национального движения, чудь позже — «эрковец». С наступлением эпохи независимости Усманов стал понимать направление изменения сил и потому во время избирательной кампании 1992 года выступил в республиканской прессе со статьей о том, что лично он, будучи членом партии «Эрк», отдаст свой голос И.Каримову. С запрещением «Эрка» он обращает свой взор на «Ватан Тараккиети», занимается ее финансированием. От нее он и решает баллотироваться в парламент.

Однако такие люди, во многом независимые от государственной бюрократии, в верхних эшелонах власти непонятны и потому кажутся опасными. На «чужаков» делается мощнейший нажим: сначала руководство партии вынуждают от них откреститься; затем развертывается шумная обличительная кампания в прессе; далее идет шантаж. Усманов снимает свою кандидатуру за несколько дней до выборов. Накануне их в офисе ночью убивают сторожа. Обыск. Следствие. Все для него кончается благополучно, но едва ли этот человек будет вновь «влезать в политику» в ближайшем будущем.

Власти тоже извлекли для себя урок. Запретив «Бирлик» и «Эрк», не допустив в парламент «чужих», они вместе с тем поняли, что каналов для интеграции в систему отдельных инициативных групп, социально активных слоев молодежи, интеллигенции, предпринимателей, которые по каким-либо причинам не считают для себя неприемлемым входить в НДПУ или «Ватан Тараккиети», недостаточно.

И вот случается невозможное для политической жизни Узбекистана, если не иметь в виду этого контекста. На выборах в Олий Мажлис НДПУ проводит полторы сотни своих представителей. В Уставе партии записано, что в случае несогласия депутата с ее линией или выхода из организации баллотировавшийся от партии должен в обязательном порядке сдать мандат. Однако 49 депутатов от НДПУ, партии президента, объявляют о выходе из нее и образовании партии «Адалот» («Справедливость») и соответственно о новой парламентской фракции.

Никакой негативной реакции у верхов это не вызывает. Более того, лидером нового политического образования становится главный редактор газеты «Народное слово», правительственного органа. Спикер парламента призывает депутатские фракции «более ярко отражать интересы всего спектра общества», ведь создана наконец трехпартийная политическая система, возглавляемая сильным президентом.

В целом данные общественные формирования весьма характерны для современного Узбекистана, где гражданское общество еще не получило достаточного развития, где различные социальные группы и слои еще идеологически не осознали собственные интересы и организационно не оформились в политические силы. Пойдя на создание перечисленных выше квазипартий, режим тем самым создал дополнительные каналы по мобилизации по существу собственной социальной базы.

Иной была реакция властей на попытки создания политического формирования, имеющего конкретный социальный адресат, ориентирующегося на определенный слой общества. В декабре 1991 года состоялся учредительный съезд Свободной дехканской партии. Однако далее дело не пошло, возникли препятствия самого различного рода. Государственная бюрократия не может себе позволить выпустить хотя бы гипотетически из-под своего влияния основную часть узбекского населения — крестьянство. Вот почему все усилия ташкентских интеллектуалов зарегистрировать ее столкнулись с трудностями. То, что сегодня деятельность партии фактически приостановлена с легкостью, свидетельствует, что гражданское общество в Узбекистане еще находится в зачаточном состоянии. Окажись узбекская деревня готовой к восприятию лозунгов, отражающих собственно ее интерес, успех СДП был бы обеспечен. В будущем же есть все основания предположить наличие в Узбекистане достаточно влиятельной аграрной партии.

Жесткость, проявленная властями в отношении СДП, имеет в известной мере свое оправдание: СДП неизбежно начала бы будировать вопрос о проведении аграрной реформы радикальными методами, посредством скорой раздачи земли в частные руки. При нынешнем положении узбекской деревни, показанном выше, при сохранении дуалистической структуры сельского хозяйства Узбекистана это привело бы к экономическому параличу и взрыву обстановки в целом ряде районов республики.

Однако свое влияние на все стороны общественной жизни Узбекистана режим И.Каримова достигает преимущественно не маневрами перед политической оппозицией, перехватыванием ее лозунгов, привлечением одних лидеров и репрессиями других, а прежде всего концентрацией власти в своих руках, давая при этом национальной элите возможность адаптироваться в новых условиях, постепенно приватизировать то, чем она владела в годы командно-административной системы посредством других механизмов.

Одной из основных причин прочности президентской власти в Узбекистане является то, что режиму удалось в новых условиях «замкнуть» на себя процесс консолидации узбекской нации. С первых дней своего пребывания во главе государства И.Каримов в своей кадровой политике не только стал балансировать на паритете ведущих клановых сил — ферганской элитой (включающей в себя представителей Намангана, Андижана, Ферганы), ташкентской, самаркандской (группирующей выходцев из Джизака Сырдарьинской области), кашкадарьинской группировкой; он возвел перетасовку кадров из различных регионов республики в один из принципов внутренней политики: нет более самаркандцев, каршинцев или ферганцев, на службе государства, есть только узбеки. В целом можно заключить, что в отличие от соседнего Таджикистана, раздираемого противоречиями между «северными» и «южными», ленинабадскими и кулябскими таджиками, в Узбекистане процесс консолидации нации завершен. Здесь едва ли возможно появление мощных сепаратистских процессов.

Добившись консолидации элиты под своим началом, режим посредством политической практики пришел еще к одному крайне важному заключению (на это подтолкнули его также уже упоминавшиеся студенческие волнения): Узбекистан с его социально-демографической структурой не может себе позволить полностью и безраздельно идти курсом политики «либерализации» экономики, что без мер жесткого государственного регулирования цен, программы оказания социальной помощи малоимущим слоям населения республика окажется на грани взрыва. Как это ни парадоксально звучит, но именно после январских событий в политике режима, столь легко объявленного оппозиционной и российской прессой «прокоммунистическим» и т.д., все отчетливее обнаруживаются социал-демократические черты, хребет политики гибкого социального маневрирования. По словам президента И.Каримова, «мы против шоковых методов. Нужны прежде всего меры по социальной защите населения, иначе говоря «сильная социальная политика» с учетом демографических особенностей нашего региона. Не может себя считать гуманным государство, которое не может защитить свое население в столь тяжелый, ответственный период своего становления».

Безусловно, сложившийся политический режим в Узбекистане имеет достаточно ярко выраженные авторитарные черты. Однако было бы неверным подвергать данный режим уничтожающей критике с общедемократических позиций. Это было бы просто механическим переносом абстрактных теоретических принципов на условия Узбекистана. То, что приемлемо при анализе стран Западной Европы, США, не будет «работать» там, где гражданское общество еще по существу не сформировалось. Необходим достаточно длительный период времени становления и господства рыночных отношений, чтобы различные социальные группы общества могли осознать свое место в общественной системе, самоорганизоваться для защиты собственных интересов политическими средствами. Пока же консервативный, авторитарный режим И.Каримова полностью объективно соответствует сложившимся историческим условиям.

Данный режим едва ли можно назвать «прокоммунистическим». Нам представляется возможным определить его консервативным, стремящимся обеспечить любой ценой (как демократическими парламентскими методами, так и откровенно насильственными) стабильность узбекского общества. В политологии различают два вида стабильности: структурную, нацеленную на функционирование системы без каких-либо значительных изменений сложившегося порядка вещей. При авторитарных методах управления, при отсутствии обратного контроля за действиями «верхов» у режима может возникнуть искушение превратиться в тоталитарный, ликвидирующий всякое движение; и динамичную стабильность, которая достигается властью в процессе развития системы посредством восстановления равновесия после испытанных внутренних и внешних воздействий, воспринимаемых ею как естественное явление повседневной жизни.

Консервативный, имеющий элементы авторитаризма режим И.Каримова в настоящее время добивается достижения именно динамичной стабильности. Он нацелен на проведение реформ во всех сферах жизни, на развитие общества. Здесь ему необходим сознательный консенсус среди основных групп населения о целях и средствах развития. Элите он дает возможности адаптироваться к современным условиям, остальным слоям обеспечивает достаточно стабильное положение посредством гибкой социальной политики.

Безусловно, данный режим заинтересован исключительно в сохранении Узбекистана как полностью независимого государства, без вовлечения его в какую-либо систему союзов, будь то с Россией или тюркскими государствами. Даже СНГ воспринимается правящими кругами как явление временное. Это разделяется практически всеми частями элиты узбекского общества. Указанные выше трудности экономического порядка правящими кругами не принимаются в расчет. Спад производства при наличии широкой социальной базы и сильного негосударственного сектора, узбекской деревни, базара, которые всегда выручали население в трудные времена и не допускали голода, не угрожают режиму особыми осложнениями.

8.    МИГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ И ИХ ВОЗМОЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Узбекистан является многонациональной республикой по своему составу. Однако в отличие от соседнего Казахстана современное обострение межнациональных отношений не может влечь здесь за собой напрямую серьезных политических катаклизмов: узбеки являются абсолютным национальным большинством (около 85%), к тому же размещающимся более или менее равномерно по всей территории республики. Это означает, что проблемы межнациональных отношений не будут определяющими в динамике развития политических процессов.

В ближайшее десятилетие отнюдь не исключается возникновения «русского», «татарского» или какого-либо другого «национального вопроса». Они подспудно существуют и будут поводом для серьезных коллизий политической системы. Однако они здесь не в состоянии трансформироваться в некую «приднестровскую», «абхазскую» и др. проблему, стать «эпицентром» напряженности. Главную пружину, двигатель в политической жизни следует искать в происходящем собственно внутри узбекского общества. Исход в 1989 году турок-месхетинцев повлек за собой усиление волны миграции других национальных меньшинств. Идет отъезд, но не может быть и речи о каком-то политическом сопротивлении узбекам, абсолютному большинству населения республики.

Обозначим характер современной миграции: за последний год — полтора она приобрела лавинообразный характер (выехало, по некоторым данным, 440 тыс. человек). В конце 1994 года ежедневно у посольства РФ в Ташкенте толпились 1-1,5 тысяч человек, стремясь получить российское гражданство и статус вынужденного переселенца для переезда в ту или иную область России. Сегодня этого столпотворения нет, но не вследствие каких-либо позитивных изменений внутри Узбекистана, заставляющих многих людей пересмотреть свои планы миграции, а потому, что в начале этого года в закон «О гражданстве РФ» была внесена поправка, согласно которой срок регистрации российского гражданства для россиян, проживающих в странах ближнего зарубежья, продлен до 6 февраля 2000 года.

В этом протекающем крайне эмоционально процессе следует обратить внимание на следующие моменты:

— если еще совсем недавно для большинства русского (славянского) населения миграция представлялась лишь крайней и скорее всего временной мерой, то сегодня отъезд видится как безальтернативный акт, как оставление Средней Азии навсегда. Если еще недавно рассматривались какие-то программы по сохранению славянской диаспоры, то сегодня как республиканские официальные структуры, так и полномочные российские службы отбросили их как утопические. Они работают сегодня только над тем, как создать режим отъезда.

При этом узбекская сторона, постоянно декларируя заботу о своих русских гражданах, осуществляет меры, которые совершенно очевидно подталкивают к миграции (речь идет не только о жесткой дискриминационной кадровой политике, которая осуществляется достаточно скрыто уже много лет, но и совершенно демонстративных актах, как, например, отключение трансляции российского телевидения в 10 часов вечера в новогоднюю ночь 31 декабря 1994 года).

Наличие в управленческих структурах второго эшелона русских специалистов не должно вводить в заблуждение: они либо уже строят себе жилье в России, либо занимаются его поисками, не помышляя о перспективах дальнейшей жизни в Узбекистане. Имеют место также случаи, когда узбекское руководство, нуждаясь в том или ином специалисте, создает ему препятствие в виде оформленного уголовного дела, которое угрожает «запустить» при малейшей попытке отъезда (это касается не только гражданских, но и военных лиц);

— татарское население, составлявшее еще недавно почти 700 тысяч человек, исключительно городское и грамотное, все больше начинает мигрировать в Россию. Можно говорить уже о массовом характере исхода.

Здесь нужно обратить внимание на тот факт, что многие отъезжающие татары предпочитают ехать в Башкортостан (это связано с тем, что многие считают именно его своей исторической родиной; там люди рассчитывают получить быстрее работу, адекватную их профессиональному уровню; наконец, не последним мотивом служит «более либеральный режим отношений между татарами, чем в самом Татарстане»). Здесь надо учитывать, что дальнейшая миграция может вызвать серьезные изменения в этнодемографическом составе Башкортостана со всеми вытекающими из этого политическими последствиями;

— миграция евреев, немцев, крымских татар, хотя еще полностью не завершена, можно констатировать, находится уже на конечной стадии необратимого процесса;

— определенный интерес представляет собой начавшаяся миграция в Россию узбеков (по разным оценкам, 1-2,5 тысяч человек). Среди уехавших значительную часть составляют образованные люди — специалисты в отдельных отраслях производства, чиновники, не нашедшие себе места в структурах власти по различным причинам, в том числе из-за имеющегося близкого неузбекского родства, а также люди денежные, не видящие больших перспектив для своего бизнеса. Происходит это потому, что знания, главный товар интеллигенции, и деньги, собранные, но не способные «крутиться» в условиях все более ужесточающегося государственно-бюрократического регулирования, оказываются невостребованными. Узбекистан теряет весьма мобильных людей.

Нельзя упускать из поля зрения положение тех национальных меньшинств, которые не помышляют сегодня о миграции из Узбекистана:

— корейцы (почти 200 тысяч человек), переселенные сюда сталинским режимом в 30-х годах, в большинстве своем несколько десятилетий проживали в сельской местности (причем общинная организация, дисциплина и хозяйственный опыт позволяли им получить высочайшие урожаи, обеспечивавшие корейцам достаточно высокий жизненный уровень по сравнению с другими частями населения). В последние годы идет стремительный процесс внутриреспубликанской миграции корейцев из сельской местности в города. Здесь они лишь отчасти заполняют освобожденную русскими и евреями нишу. Главное направление их устремлений — частное мелкотоварное производство, торговля. Если учесть, что в страну очень умело и интенсивно проникает южнокорейский капитал, то здесь требуется анализ возможных последствий усиления влияния корейской диаспоры в республике, как позитивных (в частности, ускоренное развитие городской частнособственнической инфраструктуры), так и негативных (не в последнюю очередь возможности развертывания конкурентной борьбы между узбеками и корейцами, борьбы, которая, как известно, может обернуться в Средней Азии просто погромами, как это случилось в 1990 году с армянскими кооперативами в Душанбе и Ашхабаде);

— таджики (которых, согласно официальной переписи, около миллиона, но совершенно очевидно значительно больше — 1,5-2 млн. человек) являются преимущественно городским населением Самарканда и Бухары. Еще в начале 90-х годов они находились в резкой оппозиции к руководству республики. Став президентом независимого государства, И.Каримов повел более гибкую политику, предоставив часть мест в органах местного самоуправления представителям местной таджикской элиты. Это в значительной степени изменило отношение таджикской диаспоры к официальному Узбекистану, чему способствовали также кровопролитная гражданская война в Таджикистане, прибытие в Бухару и Самарканд тысяч беженцев-таджиков. При всем очевидном умиротворении таджиков Узбекистана нельзя не отметить, что узбеко-таджикские противоречия здесь отнюдь не исчерпаны: права меньшинства стали более широкими, но их никто не гарантирует документально; прибывшие из Таджикистана беженцы не могут не влиять идеологически на своих соплеменников. Многое будет зависеть также от происходящего в соседнем Таджикистане.

Указывая на то, что изменение этнодемографического состава республики не будет способствовать прямо политической дестабилизации положения, мы вместе с тем должны отметить одну серьезную угрозу долговременного характера: «русскоязычное» население не только составляло значительную часть таких городов, как Ташкент, Самарканд, Фергана; не только своими руками создало новые города Чирчик, Ангрен, Навои, оно придало всем им особую ментальность. Выросшая в них узбекская элита вольно или невольно обладает спецификой, возможно уникальной для дальнейшего исторического развития. С уходом русских, их бегством разрушается невидимая культурологическая сфера городского узбекского общества, возникает определенный духовный вакуум, который сегодня может быть заполнен лишь исламом.

Возможность усиления так называемого исламского фундаментализма — именно этот фактор в ближайшее десятилетие будет вновь и вновь корректировать внутреннюю политику руководства республики, определять в значительной степени в геополитическом плане основные направления внешней политики Узбекистана.

9.    УГРОЗА ВОЗНИКНОВЕНИЯ «РЕЛИГИОЗНОЙ» ОППОЗИЦИИ:
ПРИЧИНЫ И ВОЗМОЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Сразу необходимо отметить серьезную методологическую ошибку при рассмотрении опасности «исламской волны» для Узбекистана, как исходящей извне, как продукта, экспортируемого в республику из соседнего Таджикистана, других стран Ближнего и Среднего Востока. Эта опасность имеет прежде всего внутренние корни, а ислам при этом является лишь формой политической идеологии определенных социальных сил, входящих в глубокий социальный конфликт.

В разделе о сельском хозяйстве Узбекистана мы указали на дуалистический характер развития этого сектора экономики. Теперь необходимо отметить, что «негосударственная» часть узбекской деревни организована на территории республики по-разному:

— на громадном пространстве от Карши до Нукуса, от Бухары до Ташкента вне колхозов и совхозов остается немного орошаемых плодородных земель. Однако и плотность населения здесь относительно невелика, и люди имеют возможность получения участков в личное пользование при увеличении численности семьи. Домашнее хозяйство в этих условиях быстро приобретает индивидуальный характер. Значительная часть продуктов поступает на местные рынки, люди вовлекаются в интенсивную торговую деятельность;

— совершенно иначе обстоит дело в Ферганской долине. Это наиболее плодородный район Узбекистана, обладающий глубокими традициями по выращиванию различных сельскохозяйственных культур. Здесь самая большая в Узбекистане, а может быть и во всей Средней Азии, плотность населения. Свободные земли здесь практически отсутствуют. Противоречия между государственным и негосударственным секторами сельского хозяйства именно в Ферганской долине доведены до предела. «Взрывающееся» по численности население ютится на маленьких клочках земли, которые уже невозможно поделить. Разросшиеся семьи, включающие в себя людей нескольких поколений зрелого возраста, ведут на шести-восьми сотках примитивное, основанное на ручном труде хозяйство. Других источников существования у них нет. Весь их жизненный уклад освящается традициями.

Именно здесь ислам выполняет функции не просто религии, а представляет собой свод жестко соблюдаемых норм поведения. Именно здесь, а не в исламских центрах еще недавнего прошлого — Бухаре и Самарканде — любое проявление социального недовольства, возмущения и протеста будет облечено исключительно в форму религиозного движения.

По существу, никакого фундаментализма и тем более ваххабизма ни в Узбекистане, в Ферганской долине, ни в Таджикистане нет. Просто задыхающаяся в тисках минифундизма деревня из своей среды выдвигает собственных идеологов. Ими как раз становятся низшие слои сельского духовенства, с собственным мировоззрением и способом излагать требования. С легкой руки прессы эти люди получили название «ваххабитов» по аналогии с одним из реформационных движений в исламе, которое выступало за «очищение» ислама от позднейших наслоений.

Подобно ваххабитам в прошлом, современные поборники интересов «традиционалистской» узбекской деревни выступают против культа мусульманских святых, дорогостоящих традиционных обрядов (свадеб, празднований обрезания, на которые приглашаются сотни гостей и проведение которых не под силу среднему дехканину или горожанину). По их мнению, основой истинного «исламского пути» являются принципы, существовавшие в мусульманской общине при ее основателе — пророке Мухаммеде и четырех праведных халифах. Прежде всего, необходимо следовать принципам единобожия (таухида), отказаться от почитания так называемых мусульманских святых, а также «священных» камней, деревьев и источников, культ которых издавна получил широкое распространение в Средней Азии. Важнейшим постулатом, который следует из принципа единобожия, является то, что истинный мусульманин должен следовать только законам, установленным самим Аллахом и изложенным в Коране. Подчинение светским законам часто объявляется одной из наихудших форм язычества, многобожия, гораздо более греховной, нежели поклонение «святым местам».

В Намангане 3-4 августа 1990 года прошло заседание трех тысяч представителей мусульманских общин из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Казахстана. На нем была образована инициативная группа (15 человек) по созданию Исламской партии возрождения. Основные организационные структуры партии находятся в селах, но есть они и в городах Ферганской долины, и в столице Узбекистана. Каждая ячейка возглавляется, как правило, одним человеком, который опирается на группу сподвижников (или совет). Обычно руководителями фундаменталистов являются люди от 25 до 45 лет, рядовыми членами — от 16 до 25 лет (зачастую это младшие сыновья в многодетных и незнатных семьях).

В среде фундаменталистов складываются принципиально новые, нетрадиционные отношения: человека ценят не за возраст и знатность (как в среднеазиатском обществе в целом), а за набожность и активность. Последнее обстоятельство, по мере распространения фундаменталистских идей и организационных структур, может иметь большое значение.

Партия ведет свою деятельность в двух направлениях:

— пропаганда законов, предписаний ислама, издательская работа;

— политика, причем осуществляемая через традиционные церковные учреждения. По словам Мухаммада Шарифа Химматзода, председателя ИПВ, «все знают, что мечети в истории ислама всегда играли важную роль. Они же являлись центром исламской политики... Мечеть стала средоточием знаний. Она выполняла роль и медресе, и молельни, решала многие вопросы жизни мусульманской общины, была центром политической жизни. И поэтому лишать ее статуса политической организации — ошибка. Пришла пора вернуть мечетям их былое значение... Ислам — это религия. Ислам — это государство. Он существует не для того только, чтобы призывать людей к молитве. Ислам должен активно вмешиваться во все сферы жизни, политики, экономики и т.д.».

Численность ИПВ Узбекистана руководством партии оценивается в 50 тысяч человек. Совершенно очевидно, ее влияние имеет место именно в зонах наибольшей плотности населения и преобладания мини-фундизма — в Таджикистане, в Восточном Узбекистане. До сих пор узбекские власти отказывают партии в регистрации.

Однако сила возможного гражданского движения с ярко выраженными религиозными установками покоится не в структурах ИПВ — ее влияние как раз не стоит преувеличивать, — а в той социальной организации, которую сохранила узбекская «традиционная» деревня с древнейших времен.

Община (махалля) в течение многих веков регламентировала жизнь людей в Средней Азии (конечно, по-разному в сельской местности и в городах, в различной степени — в отдельных регионах). Отнюдь нельзя пока говорить о махалле как о некой экзотике Востока или анахронизме и сегодня. Она представляет собой социальный механизм, регенерирующий и регулирующий «свой», «восточный» образ жизни. Это основная клетка общественного организма, трансформировавшаяся и приспосабливавшаяся от века к постоянно меняющимся условиям. Со дня рождения и до самой смерти (и даже после нее) таджика, узбека, туркмена, казаха, киргиза и каракалпака, как и многих других среднеазиатских людей, сопровождает система исторически сложившихся традиций и обычаев. Семья, живущая в махалле, должна ежегодно выполнять от 14 до 23 этноконфессиональных обрядов и ритуалов. Как отдельный индивидуум, так и его окружение оказываются «погруженными» в сеть регуляционных и управленческих нормативов, которая до мельчайших деталей охватывает все социальные связи и отношения, вплоть до семейных, интимных сфер бытия. Она формирует образ жизни, определяет психологию и привычки людей. Даже при многократных попытках властей внедрить новые обряды и ритуалы они лишь соседствуют или совмещаются с традиционно сложившимися, но отнюдь не устраняют последние.

Махалля определяла также испокон веков всю духовную жизнь среднеазиатского общества. Безусловно, всеохватывающей идеологией его был ислам. Почему, собственно, исламу на Среднем Востоке удалось укрепиться, вытеснить прежние верования людей, а не буддизму, зороастризму и христианству, обладавшим уже к моменту появления в регионе арабов со своей верой многовековой историей функционирования здесь, развитым богословием, подготовленными кадрами духовенства? Ислам победил благодаря тому, что он наиболее адекватным образом соответствовал сложившемуся социальному порядку восточного общества, имевшему ярко выраженный общинный характер. Он силен не обрядностью, в отличие от христианства, не глубиной внутреннего самопогружения и самосозерцания, характерного для буддизма, не мощью поклонения внешнему символу — огню, присущего зороастризму, а своей способностью сиюминутно регламентировать все стороны жизни индивидуума и его окружения.

Среднеазиатская махалля интегрирует людей в единый организм, обуславливает каждодневное непосредственное соприкосновение людей друг с другом, создает сосуществование поколений — пожилых и молодых, их взаимное «врастание». Молодые люди усваивают опыт старших через определенные нормы ислама, воспринимают их автоматически, не переосмысливая, в виде традиционных образцов деятельности, так как «обычай как способ передачи культуры не допускает варьирования установленных стандартов — в этом его простота и доступность... Вопрос о том, какова цель запрета и от кого она исходит, вообще не ставится перед индивидом». Среда не дает готовые, развернутые формулировки норм, которых следует придерживаться, но воспитывает отношение к ним как к нравственным, заслуживающим уважение, одобряемым. Нормы ислама, которые тесно вплетены в жизненные представления человека, привлекают его прежде всего тем, что выступают в значении ценностных символов. Застывая в привычных стереотипах поведения, они выступают как моральные ориентиры для нравственного сознания и занимают прочное место в мышлении, и особенно в эмоциональной жизни личности, с трудом поддаваясь позднее изменениям. Кроме того, человек зачастую показывает себя приверженцем религии не потому, что является таковым, а потому, что вынужден считаться с мнением окружающих, не желает противопоставлять себя окружающей среде.

Махалля сегодня изменилась внешне: на первый взгляд ее жители не связаны между собой. Махалля составляет каун (приход) мечети — неофициальной или официальной. В настоящее время в каждой махалле строится своя мечеть, это происходит порой посредством просто выхода мечети из подполья.

Ныне возникают условия появления симбиоза управленческих структур махалли и мечети. Данный вопрос должен находиться под постоянным вниманием, поскольку последствия такого симбиоза в политическом плане могут быть огромны. На Среднем Востоке в прошлом имела место традиция соединения светской и духовной власти. Эмир бухарский был одновременно высшим светским и духовным лицом. Объединение на местах махалли и мечети способно обеспечить контроль над всей жизнью региона, когда прежние и новые светские структуры власти будут полностью бессильны.

Сегодня нижним звеном политической системы в Узбекистане, органом самоуправления объявлены сходы граждан махалли. Казалось бы, нет ничего предосудительного в том, что власти отдают дань традициям при совершенствовании своей управленческой структуры. Некоторые горячие головы договорились даже о «махаллизации» всего Узбекистана. Совершенно серьезно хоким Наманганской области призывает добиваться, чтобы повсеместно нашла претворение в жизнь идея «махалля — это твоя Родина, твои отец и мать».

Однако мы имеем дело не с архаизмом, а с реально существующим социальным институтом, который по сей день регулирует и направляет порядок жизни сотен тысяч людей, прежде всего именно в Ферганской долине. Одно дело отдать дань национальным традициям, другое — стимулировать развитие и без того влиятельного организма. Опыт Таджикистана показывает, что возрождение традиционных механизмов социального регулирования (махалли), соединение их с легализовавшейся мечетью — все это может создать такой симбиоз, при котором светские институты власти утрачивают силу. Сегодня заигрывание узбекского руководства с махаллей может привести в зоне преобладания традиционной деревни к серьезным политическим последствиям. Здесь налицо громадный политический риск, допускающий при определенных обстоятельствах «выброс» социальной разрушительной энергии, способной оказаться полностью неуправляемой.

Это — опасность, о которой мы можем пока, к счастью, говорить лишь теоретически. Однако есть и симптомы реализации ее в практической жизни. Здесь мы имеем в виду феномен организации «Адолат» («Справедливость»). В августе-сентябре 1991 года в Узбекистане сначала в Наманганской, а затем в Андижанской и Ферганской областях начали формироваться группы «Адолат», представляющие собой объединения молодежи на уровне махаллей (общин) для борьбы с правонарушениями, преступностью и аморальными с точки зрения норм шариата поступками. Эти группы, входившие в структуру мусульманского самоуправления, изучали приемы самообороны. Группы «Адолат» хорошо дисциплинированны, включают в себя бывших солдат-десантников (в том числе узбеков, воевавших в Афганистане), лиц, увлекающихся каратэ и другими видами восточных единоборств. Каждый из отрядов имеет руководителя (амира). Руководит деятельностью отрядов совет, в который входят уважаемые старики-аксакалы и представители местного духовенства. В среднем такая группа объединяет 100-200 человек, но в случае необходимости может быть мобилизовано и больше мужчин из данной махалли. Ядро отряда обычно составляют 15-20 наиболее подготовленных физически молодых людей (иногда их называют «группой захвата»).

Всего на начало 1992 года в Восточном Узбекистане насчитывалось свыше 60 таких отрядов. «Адолатовцы» осуществляли патрулирование улиц, ловили воров (иногда передавали их затем милиции, а иногда воздействовали традиционными способами, например привязывали пойманных у мечети на всеобщее обозрение с надписью «вор»). Разрешали они также мелкие бытовые конфликты между членами общины, оказывали материальную и иную помощь соседям.

«Адолатовцы» отстаивают один из ключевых принципов фундаментализма, согласно которому справедливое мусульманское общество можно построить только путем предоставления равных возможностей для образования и восхождения по социальной лестнице всем мусульманам, независимо от происхождения. Важным инструментом поддержания равенства в будущем обществе при сохранении материального неравенства может стать налог — закят, при помощи которого должна перераспределяться часть общественного богатства. Закят уже введен во многих районах Ферганской долины: 1/10 прибыли взимается с частных лиц независимо от того, является ли тот или иной человек сторонником фундаменталистских организаций. Часть средств идет действительно на раздачу неимущим слоям, другая — становится источником финансирования создания политических структур (которые способны, повторяем, вполне взять на себя функции исполнительной власти).

В конце 1991 года «Адолат» организовал в Намангане массовые митинги и добился приезда Ислама Каримова, которому были вручены их требования. В итоге руководителям исламского самоуправления в этом городе удалось добиться передачи им под штаб-квартиру старого здания горкома компартии Узбекистана, а бывший обком партии по их требованию передали в клинику для женщин (и работать врачами в нее берут только женщин — в соответствии с требованиями шариата).

Деятельность отрядов «Адолат» вызвала серьезную озабоченность властей. Против этой структуры был косвенно направлен закон, запрещающий деятельность частных сыскных агентств на территории Узбекистана. Разгрому подверглась наманганская самодеятельная организация по охране общественного порядка «Адолат». Проведены аресты ее активистов, а также членов Партии исламского возрождения. Первая волна арестов прошла 17 марта, вторая — в конце апреля 1992 года. Власти инкриминировали арестованным нарушения закона, самосуд и насилие над гражданами, чинимые под видом борьбы с преступностью.

Весьма настороженно власти отнеслись также к появлению в начале 1990 года группы молодых людей в Ташкенте, именующих себя организацией «Хезболлах» (партия Аллаха). По разным сведениям, в нее входило от 50 до 300 человек. Своей целью организация декларировала возвращение Узбекистана к законам шариата, укрепление моральных устоев узбекской нации. Члены «Хезболлах» принимали участие в различных митингах оппозиции в республике, например в массовых похоронах солдат-узбеков, погибших во время службы в Советской Армии. По Ташкенту распространялись слухи, будто члены этой организации на улицах города оскорбляли девушек узбечек, одетых по-европейски. «Хезболлах» не пошел на регистрацию, находится практически в глубоком подполье.

Следует отметить, что, в отличие от ИПВ, «Адолата», у «Хезболлаха» нет реальной социальной базы. Это скорее нечто наносное, сделанное в подражание отдельным странам Ближнего и Среднего Востока.

Руководство Узбекистана понимает всю серьезность угрозы со стороны «фундаменталистского фактора «. Оно осознает недостаточность одних только репрессивных мер. Власти предприняли попытку в долгосрочной перспективе «размыть» ту социальную структуру, которая при определенных условиях способна порождать организации «фундаменталистского» толка.

Именно в этой связи НДПУ, стремясь укрепить свою социальную базу, приступила к разработке курса на сближение с массами посредством постепенного, но весьма интенсивного внедрения в структуры махаллинских (квартальных) комитетов. Как известно, компартия традиционно строила свою деятельность по производственному принципу. Новый курс партии — явление неординарное и направленное, по всей видимости, на недопущение чрезмерного усиления ислама в территориальных образованиях. С этой целью в прессе пропагандируется «опыт» нового партийно-махаллинского симбиоза как гаранта светского пути развития республики.

Однако этих политических маневров будет явно недостаточно. Усиление «фундаменталистской» угрозы привело к пересмотру различными политическими силами своих в целом сложившихся установок.

Обнаружилось противоречие между организациями, ориентированными в политическом плане на ислам, и силами, придерживавшимися светских форм мышления. Это обстоятельство создает определенную «сбивку» внутри складывающейся политической системы. Соперничающие между собой НДПУ, «Бирлик», «Эрк», президентские структуры в вопросе политизации ислама превращаются в союзников.

Так, председатель ДП «Эрк» М.Салих высказался против политизации ислама, заявив, что ислам выше всякой политики и его назначение — формирование души и нравственное очищение. Усиление формирований «фундаменталистской направленности» привело бы не только к «перераспределению портфелей» в кабинетах власти. Это чревато радикальным переворотом — победой «традиционалистской» деревни и ее выдвиженцев, устранением сформировавшейся в течение десятилетий национальной, светскомыслящей элиты, перестройкой всего строя общественной жизни. Безусловно, такой переворот не мог бы осуществиться без громадных социальных катаклизмов, пролития крови.

Следует отметить, что после обретения независимости по-иному повело себя и официальное узбекское духовенство. Еще совсем недавно оно выступало против вмешательства религиозной общины в политику: ислам сам по себе уже есть партия — партия Аллаха. Однако активность деятельности духовенства стала нарастать, его выступления стали приобретать наступательный характер. Это выразилось не только в росте количества открывающихся мечетей. Весной 1992 года в звуковом ландшафте Ташкента появились новые черты — усиленные динамиками пятикратные (начиная с 5 часов утра) призывы муэдзинов к молитве.

Импульсом для активизации духовенства стал, безусловно, прошедший в феврале 1992 года Курултай (съезд) мусульман Средней Азии. В принятом постановлении содержались положения, свидетельствующие о политизации исламского духовенства:

— «необходимо вести религиозное воспитание как в детских садах, так и во всех учебных заведениях»;

— «обратиться к правительству с предложениями о создании специальных каналов на радио и телевидении»;

— «незамедлительно установить дипломатические отношения со всеми Исламскими странами... Впредь республики Мовароуннахра должны свою внутреннюю и внешнюю политику согласовывать с Духовным управлением — выразителем интересов и воли мусульман региона».

Под влиянием всего этого и муфтий Узбекистана Мухаммад Садык переступил им же самим очерченную ранее черту невмешательства в политику. Муфтий заговорил о неприемлемости так называемой «турецкой модели развития», о необходимости включения религиозного обучения в школах республики и раздельного обучения мальчиков и девочек. Принятие такого рода требований объективно означало бы обретение государством атрибутов исламской республики.

Изменение позиции официального духовенства, как и усиление фундаменталистских групп, вызвало реакцию политического руководства республики: наряду с продолжением символических шагов в сторону ислама— объявлением новых выходных дней празднования Навруза и Руза Хайит — правительство сокращает возможность выступлений представителей духовенства по телевидению; уменьшаются ассигнования из государственных фондов на строительство и реставрацию культовых учреждений.

Причем делается это косвенным образом, в форме разноса хокимов, устроенного президентом в Сурхандарьинской области (наиболее близкой в географическом отношении к Афганистану). И.Каримов подчеркнул, что в регионе продолжают нарастать экономические трудности и в то же время одна за другой возводятся новые мечети (уже зарегистрировано 46 и готовятся к этому еще 181). Хокимы, игнорируя свои прямые обязанности, «предпочитают удовлетворять свои личные амбиции», забывая о делах на благо народа и поощряя возведение лишь культовых учреждений. Президент без обиняков предложил им: «Либо выполняйте свои прямые обязанности хокимов, либо наворачивайте на голову чалму и служите в мечетях имамами».

Власти в отношении духовенства повели себя так же, как и со светской оппозицией, привлекая одних и по возможности исключая других из общественной жизни. В этом ключе следует рассматривать назначение впервые на должность председателя Государственного комитета по делам религии выдвиженца не из правящей партии, а из Духовного управления мусульман — Г.Абдуллаева, работавшего ранее советником муфтия.

Однако ни репрессивные акции правительства, ни маневры политические не в состоянии будут сами по себе привести к ликвидации угрозы наступления «фундаменталистских» сил. Пока не будут подорваны основы традиционной узбекской деревни, мини-фундизма в Ферганской долине, потенциальная угроза «взрыва» в Узбекистане будет сохраняться.

Как ни парадоксально, ключ к разрешению острейших противоречий находится не в притеснении этой деревни, не в административном нажиме на традиционное общество, а в создании условий ее форсированного развития: там, где только возможно, необходимо раздать земли.

У некоторых экспертов в этой связи возникают опасения, что всех в этом случае государство также не сможет обеспечить землей, а традиционалистское крестьянство, став собственником, выйдет из-под контроля властей. Нам же представляется, что с обретением земли пойдет процесс внутреннего разложения мини-фундизма. Развитие рыночных отношений сметет полунатуральный тип хозяйствования. Если параллельно будут внедряться в сознание людей преимущества различных других видов труда, кроме сельского, то можно ожидать трансформацию традиционалистской деревни. Здесь, видимо, крайне полезен будет опыт стран Ближнего и Среднего Востока, зон с большой плотностью населения и высоким уровнем рождаемости.

Только в этом случае ислам в Ферганской долине станет тем же, чем он является сегодня для подавляющего числа жителей других районов Узбекистана, — религиозной основой построения культурной и духовной жизни — и не будет угрожать трансформироваться в политическую идеологию, направленную на радикальные изменения всей общественной жизни республики, на превращение ее в религиозное государство по типу Афганистана и Ирана.

Данная задача требует жесткого государственного регулирования, поскольку речь идет не только о глубокой экономической реформе, но и о постепенном сбалансировании различных стилей жизни, социокультурных ориентаций и предпочтений сотен тысяч людей. Если государству не удается контролировать этот меняющийся баланс, социальные потрясения в Узбекистане будут неизбежны уже в самом ближайшем будущем.

Безусловно, это очень трудная задача еще и потому, что Узбекистан — мусульманская страна, возвращающаяся к своим истокам. Здесь необходимо учесть ту тонкую грань, где рост естественного интереса к религии и духовному наследию переходит в концепцию, претендующую на право регламентировать все без исключения стороны общественной жизни. Должно, по-видимому, пройти несколько десятилетий, пока будет достигнут действительный баланс между религиозным и светским началом бытия в Узбекистане. Пока же лишь государственное регулирование способно предотвратить социальные потрясения, где религия ислама используется отдельными группировками в качестве своей политической идеологии.

Здесь элите республики необходимо учитывать факторы, составляющие современную противоречивую реальность Узбекистана. К примеру, возможные последствия массового исхода русскоязычного населения. Нередко можно слышать от высокопоставленных деятелей республики весьма легковесные рассуждения: пускай, мол, уходят, дефицит рабочей силы можно будет восполнить за счет ввоза в республику еще более дешевую, из Вьетнама. Между тем русскоязычное население не только трудится, но и в течение десятилетий создало определенный социокультурный колорит многих промышленных городах Узбекистана. С его уходом возникнет вакуум, пустота в культурно-экзистенциальном пространстве, которую может заполнить лишь одно— ислам.

Если современная светски воспитанная и мыслящая элита Узбекистана хочет сохранить свои господствующие позиции, она должна стремиться к сохранению существующего социокультурного баланса. Допущение исхода русскоязычного населения для нее самоубийственно, ибо вольно или невольно оно оставляет своим политическим оппонентам пространство, нишу для развития и укрепления.

10.    ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС УЗБЕКИСТАНА

Именно наличие «фундаменталистской» угрозы, осознание возможных последствий правящей элитой как для самой себя, так и для всего Узбекистана в целом определяет основные направления внешней политики республики, ее место в новой складывающейся геополитической ситуации в Центральной Азии. Узбекистан выражает готовность установить тесные экономические контакты, сотрудничать практически со всеми странами Ближнего и Среднего Востока. Однако приоритеты в его политике уже четко просматриваются: Турция, Египет, страны, «решительно отвергающие всякие проявления экстремизма и фанатизма в исламе», исповедующие идеологию светского пути развития, представляют для руководящих кругов Узбекистана своеобразный эталон. Именно их стиль жизни пропагандируется в средствах массовой информации Узбекистана.

С Ираном, Саудовской Аравией, Пакистаном установлены прямые контакты, подписаны соглашения об экономическом соглашении, от них приняты кредиты, однако отношение к ним весьма прохладное. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что визит Каримова в Саудовскую Аравию, по итогам которого опубликовано скромное коммюнике, а ранее визит парламентской делегации в Иран были в корне отличны от контактов с турецкими кругами, особенно от той помпы, с которой был встречен в Ташкенте премьер-министр Демирель.

Узбекистан, как нам представляется, может явиться одним из звеньев в той цепи стран, которые будут препятствовать весьма жестко и различными средствами дальнейшему процессу исламизации евроазиатского континента.

В этом же контексте следует рассматривать взаимоотношения Узбекистана с Таджикистаном. И.Каримов в интервью газете российских деловых кругов «Век» обратил внимание на то, что вакуум власти, образовавшийся в соседней республике, на руку прежде всего казиколону — высшему духовному лицу, который «даже чалму не носит, чтобы выглядеть демократом». Угроза постепенного превращения Таджикистана в исламское государство, по мнению президента Узбекистана, весьма велика, и те, кто преуменьшает ее, не видят дальше собственного носа или преследуют собственные политические цели.

Происходящее в Таджикистане не может не беспокоить узбекское руководство по следующим причинам:

— в случае победы в Таджикистане «фундаменталистских» сил многократно возрастет возможность радикализации установок исламских группировок в Ферганской долине. Хотя, повторяем, это прежде всего внутренний процесс, наличие рядом громадного пространства, откуда может поступать помощь финансовая, военная и т.д., может играть также колоссальную роль;

— в случае установления в Таджикистане исламской диктатуры неизбежно обострится вопрос о Самарканде и Бухаре, которые таджики считают, и не без оснований, своей исторической родиной. Не случайно, к примеру, беженцев-таджиков на узбекской территории сегодня принимают достаточно своеобразно — гостеприимно, с выдачей материального пособия, с предоставлением работы, но без права прописки;

— сегодня режиму И.Каримова в известной мере удалось сбить радикализм гражданского движения таджиков в Самарканде и Бухаре. С одной стороны, этому способствовала война в Таджикистане, которая своей жесткостью, кровопролитием, тысячами беженцев поубавила пыл у лидеров движения «Самарканд»: «таджикский синдром» продолжает оказывать свое действие. По сравнению с ужасами гражданской войны в соседней республике жизнь в мирном Узбекистане, даже в условиях жесткого экономического кризиса, кажется раем. Но главное, видимо, состоит в гибкой политике И.Каримова: в течение последних месяцев в ходе перестройки структур местной власти он изменил прежнее соотношение по национальному составу в расстановке кадров, обеспечивающих прежде практически монопольный контроль узбеков на процесс принятия решений (было соотношение 10 к 1 в пользу узбеков). Теперь открылись места в системе городского самоуправления для таджикской элиты, и она ушла сюда, меняя свой радикализм на право участия во властных структурах и открывшиеся возможности делать деньги. Нескольких наиболее несговорчивых оппозиционеров режим подверг репрессиям, и теперь они либо в глубоком подполье, либо практически под домашним арестом.

Вообще «таджикская проблема» перед узбекской элитой в ближайшие годы будет представать в самых различных ракурсах. Кроме указанных религиозного, пограничного, внутреннего «самаркандско-бухарского», следует обозначить еще два:

— внутриэтнический. Шесть прилегающих к Узбекистану провинций Афганистана населены в основном узбеками. Там возникли и укрепились во всех отношениях за последние полтора десятилетия собственные управленческие структуры, возглавляемые генералом Дустумом. Нельзя исключать того, что при определенных обстоятельствах здесь будет провозглашена автономия. Более того, в исторической перспективе проблема «двух Узбекистанов», их объединения встанет на повестку дня неизбежно. Это чревато серьезными региональными коллизиями, а также сложнейшими дилеммами внутри самой узбекской нации;

— культурологический. Сегодня продолжает обсуждаться вопрос о принятии нового алфавита. Одни, в том числе исламские круги, предлагают остановиться на арабской графике; другие, опасающиеся «фундаменталистского» влияния, ратуют за введение латиницы, тем самым утверждая светский, или, как они говорят, «турецкий путь» развития. Власть проявляет мудрость, не делая поспешных решений. Если Узбекистан откажется от арабской графики, он тем самым «отрубит» себя от того исторического наследия, которое узбеки считают основой своей духовной культуры. Если же будет принят арабский алфавит, то наряду с возможной фундаменталистской угрозой многократно усилится узбекско-таджикское взаимопроникновение, последствия которого до конца сегодня даже трудно представить.

Возвращаясь к рассмотрению проблемы возможной фундаменталистской угрозы, мы должны подчеркнуть: в случае ее нарастания Узбекистан, его элита не будет располагать ни материальными, ни военными ресурсами для противостояния. Единственный, кто может реально помочь, — это Россия.

И это, вероятно, на сегодня главный фактор, определяющий курс Узбекистана. Нестабильность внутри сопредельных Афганистана и Таджикистана угрожает относительной внутриполитической нестабильности в Узбекистане, а исламский политический радикализм грозит своим проникновением и в Узбекистан. Защитой от такого развития событий становится установление мощного военного заслона на границах Узбекистана (особенно с Афганистаном).

Этим и объясняется удивительная быстрота и взаимная сговорчивость сторон на Ташкентской встрече лидеров стран — участниц СНГ при подписании договора о коллективной безопасности. Однако президенту Каримову показалось недостаточно и этого соглашения, поэтому подписания договора о коллективной безопасности было заключено двустороннее соглашение с Россией, которое, по-видимому, должно окончательно снять опасения в недостаточной обороноспособности Узбекистана. В подписанном соглашении рассматриваются, конечно, и вопросы экономического сотрудничества. Однако ключевыми явились четкие договоренности о статусе войсковых соединений (в особенности офицерского состава) на территории Узбекистана и взаимные обязательства по военно-политическим вопросам.

«В Узбекистане, — сказал президент И.Каримов, — не может получить поддержку фундаментализм... Россия — гарант безопасности и неделимости границ в среднеазиатском регионе, поэтому без нее Узбекистану не прожить. В России республика видит сегодня единственного партнера, который, хотя и преследует в регионе свои интересы, все— пока представляет собой меньшее зло, нежели фундаменталистские режимы Ирана или Афганистана. Как президент Узбекистана, я не мыслю будущее Узбекистана без России. Нет силы, которая разорвала бы наши отношения».

Не ограничиваясь заявлениями, Каримов инициировал решение стран СНГ о вводе миротворческих сил в Таджикистан. Одновременно с этим предпринимаются шаги по оказанию гуманитарной помощи районам, пострадавшим от гражданской войны. Лидер Узбекистана старается поддержать необходимый тонус взаимоотношений с таджикским руководством и в то же время не допустить широкомасштабного нашествия беженцев в свою республику.

Указанные нами выше экономические трудности не являются решающими для узбекского руководства, оно понимает, что сельское хозяйство республики способно не допустить голода и социальных потрясений, возникающих в результате экономических неурядиц. «Фундаменталистский» же фактор делает узбекскую элиту готовой на серьезные шаги в области политической интеграции с Россией. Так сложилось и так будет в ближайшие десятилетия.

11.    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение анализа тенденций развития Узбекистана можно прийти к следующим обобщающим выводам:

— республика находится в зоне эпицентра продолжающегося в Среднеазиатском регионе демографического «взрыва». Если учесть различную «стартовую» численность среднеазиатских республик, то Узбекистан в количественном отношении дает наибольший прирост. Ежегодно население республики прибавляется в среднем на 450-550 тыс. человек. Данный показатель в среднестатистическом виде может объяснить развитие в будущем таких негативных явлений, как снижение уровня потребления, рост безработицы или случаев неполной занятости, усиление экономического давления на трудоспособную часть населения (особенно людей после 30 лет, когда их семьи чаще всего превращаются в многодетные и материальная обеспеченность падает), т.д. Однако они не раскрывают всего драматизма уже складывающейся сегодня ситуации. Республика по плотности населения разделена на две зоны — территория западнее и северо-западнее Ташкента, где при наличии еще достаточного количества свободных необработанных земель люди находят более или менее быстро «выход» в форме обретения нового жизненного пространства, и Ферганская долина Узбекистана, где все «средние» показатели обретают сразу иное значение, ибо ресурсы — земельные, водные и т.д. — не дают обществу возможностей прежнего, «экстенсивного» развития;

— в республике, чтобы удовлетворить потребность быстрорастущего населения, в основных видах сельскохозяйственной продукции по сравнению с 1992 годом, производство картофеля должно возрасти в 4,6 раза, мяса — в 9, молока — в 9,2 и яиц — в 4,6 раза. Без радикальных изменений структуры организации сельскохозяйственного производства, перепрофилирования посевных площадей нельзя будет обеспечить стабильное, адекватное нуждам населения республики развитие сельского хозяйства. Здесь заложена основа для сохранения зависимости республики от России и отчасти Казахстана на достаточно длительную перспективу;

— республика в настоящее время являет собой страну со сверхориентированной на производство монокультуры хлопчатника хозяйственной структурой, с одной стороны, явно ненаходящей спроса своему основному богатству на мировом рынке; с другой — неспособной за короткий срок перепрофилироваться, поскольку нужно будет кардинально реорганизовать значительную часть своей экономики. Быстрая ломка означала бы экономический спад, утрату валютных поступлений и т.д. Более того, подобный шаг едва ли был бы технически осуществим. При этом необходимо представлять динамику развития хлопководства: Узбекистан в отличие от предшествующего исторического периода будет не увеличивать, а, наоборот, сокращать объем производства хлопка, пока указанная выше деформация структуры сельского хозяйства республики не будет преодолена, а также пока не будет найден оптимальный показатель реальной потребности узбекского хлопка на мировом рынке.

— республика должна осуществить в ближайшем будущем радикальную реформу своего сельского хозяйства. Необходимо иметь в виду, что это не только технократическая проблема. Здесь несомненно присутствуют социально-политические аспекты. Более того, именно последние имеют первостепенное значение. Социальная стабильность в узбекском обществе в ближайшее десятилетие будет зависеть от того, удастся ли руководству республики удержать под контролем процесс увеличения частнособственнического сектора сельского хозяйства, от его готовности жертвовать частью государственных угодий в пользу последнего. Вокруг этого несомненно развернется ожесточенная борьба между двумя секторами сельского хозяйства, которая будет выплескиваться в различных формах в сферу политики. В принципе от решения проблемы ликвидации дисбаланса между частным и государственным секторами в сельском хозяйстве Узбекистана будет зависеть политическая стабильность республики, если не всего Среднеазиатского региона;

— республике в ближайшее десятилетие требуется сильная, достаточно централизованная власть для преодоления «отчужденности» национальной промышленности от интересов остального общества, чтобы удержать в большинстве своем неузбекский по своему этническому составу научный и технический персонал на заводах и фабриках и вместе с тем не допустить его к собственности. Без жесткого государственного регулирования экономических, а с ними социальных процессов никакой стабильности быть не может. Однако здесь постепенно закладывается одно очень серьезное противоречие: государство, стремясь не допустить захвата собственности русскими и русскоязычными, работавшими в промышленности, пошло по пути медленной приватизации, что оправданно для укрепления национального государства, вместе с тем в ходе этой приватизационной политики произошло укрепление позиции государственной, бывшей партийно-номенклатурной бюрократии. В результате она подавляет сегодня всякую частную инициативу. В определенном смысле ныне Узбекистан в области промышленности еще более социалистическая страна, чем до обретения независимости, с той лишь разницей, что здесь сегодня правит исключительно национальная государственная бюрократия. Перед Узбекистаном стоит сложнейшая задача модернизации экономики, которая немыслима без глубокой реформы государственного управления. Если не произойдет значительного разгосударствления промышленного сектора, если все прибывающему по численности городскому узбекскому населению не дать работы, отвечающей национальному менталитету, — а это возможно лишь при быстром развитии мелкотоварного частного производства на основе новейшей технологии, — Узбекистану не избежать серьезных социальных катаклизмов;

— в республике сформировался режим сильной президентской власти, имеющей достаточно ярко выраженный авторитарный характер. Не стоит сетовать на «недостаточно демократичный» стиль политического руководства И.Каримова, взывать к «демократической оппозиции» и уж тем более оказывать последней поддержку. Существующий политический режим в Узбекистане является результатом закономерным в условиях еще не развитого гражданского общества, когда во имя преодоления серьезных экономических и социальных диспропорций власть вынуждена идти на жесткие меры. Вся так называемая светская оппозиция, прежде всего «Бирлик» и «Эрк», представляет собой звенья поднимавшегося национального движения. Однако процесс консолидации нации пошел по другим каналам. Национальное движение в этой связи потеряло не только свою социальную базу, но и всякий смысл, по крайней мере в ближайшей перспективе;

— в республике режим сильной президентской власти обеспечивает практически всем частям узбекской элиты условия для перехода к рыночным отношениям с учетом их интересов, и они меняют право делать деньги за выражение лояльности существующей власти. В то же время правительство проводит политику социального маневрирования, обеспечивающую поддержание уровня жизни малоимущих слоев населения. Все это создает режиму достаточно прочную социальную базу, наличие которой позволяет обеспечить относительную стабильность общества в обозримой перспективе;

— республика является многонациональной по своему составу. Однако в отличие от соседнего Казахстана современное обострение межнациональных отношений не может влечь здесь за собой напрямую серьезных политических катаклизмов: узбеки являются абсолютным национальным большинством (около 85%), к тому же размещающимся более или менее равномерно по всей территории республики. Это означает, что проблемы межнациональных отношений не будут определяющими в динамике развития политических процессов. В ближайшее десятилетие отнюдь не исключается возникновение «русского», «татарского» или какого-либо другого «национального вопроса». Они подспудно существуют и будут поводом для серьезных коллизий политической системы. Однако они здесь не в состоянии трансформироваться в некую «приднестровскую», «абхазскую» и др. проблему, стать «эпицентром» напряженности. Главную пружину, двигатель в политической жизни следует искать в происходящем собственно внутри узбекского общества. Указывая на то, что изменение этнодемографического состава республики не будет способствовать прямо политической дестабилизации положения, необходимо отметить одну серьезную угрозу долговременного характера: «русскоязычное» население не только составляло значительную часть таких городов, как Ташкент, Самарканд, Фергана, не только своими руками создало новые города Чирчик, Ангрен, Навои, оно придало всем им особую ментальность. Выросшая в них узбекская элита вольно или невольно обладает спецификой, возможно, уникальной для дальнейшего исторического развития. С уходом русских, их бегством разрушается невидимая культурологическая сфера городского узбекского общества, возникает определенный духовный вакуум, который сегодня может быть заполнен лишь исламом;

— в республике единственная угроза режиму, да и миру в регионе, исходит из Ферганской долины, наиболее населенной, задыхающейся в тисках мини-фундизма. Здесь при обострении социальных конфликтов ислам способен трансформироваться в политическую иделогию мощного движения. К «фундаменталистской» реорганизации узбекского общества не готовы остальные три четверти Узбекистана. Тут — противоречие, которое может породить очаг колоссальной напряженности, в сравнении с которым события в Таджикистане покажутся «малозначительными»;

— в республике правящая элита осознает опасность «исламского фактора» — вся внутренняя политика Узбекистана, а также его геополитические ориентации определяются именно наличием «фундаменталистской угрозы».