|
| Новое на сайте |
Георгий МАКСЮТА, Светлана НАУМОВА
От редакции. Вопрос взаимоотношений президента и парламента, актуальный для всех постсоветских государств, заслуживает серьезного анализа с позиций различных научных дисциплин. Работа наших белорусских коллег, выполненная в несколько нетипичной для «Политического мониторинга» ИГПИ манере, представляется едва ли не первой попыткой такого междисциплинарного анализа в рамках своего рода case study.
Предыстория нынешней политической ситуации известна: итогом состоявшихся в Беларуси 14 и 28 мая 1995 года парламентских выборов стало избрание неполного состава нового законодательного органа республики — более чем в половине избирательных округов выборы признаны несостоявшимися из-за неявки избирателей. Какова будет судьба будущего белорусского парламента (состоятся ли довыборы, будет избран иной путь формирования и либо Беларусь останется вообще без такового) — судить пока трудно. Но общий дизайн взаимоотношений «ветвей власти», формировавшийся в последнее пятилетие, прослеживается весьма четко и вряд ли радикально изменится в ближайшие месяцы.
Конфликт между законодательной и исполнительной ветвями власти стал привычным сюжетом политической жизни едва ли не на всем постсоветском пространстве. Политическая практика стран СНГ демонстрирует огромное разнообразие его форм. Подобный конфликт становится зачастую хроническим и протекает на весьма эмоциональном фоне, сопровождаясь категоричными заявлениями сторон. В такой ситуации любое, даже случайное или незначительное событие может привести к неожиданной и бурной эскалации противостояния и изменить конфигурацию всей политической ситуации.
В поисках причин аналитики часто ссылаются на то, что изначальная конфликтность заложена в самой теории разделения властей. Отечественная же политика страдает детскими болезнями роста. Вот почему проявления конфликтности, по их мнению, следует воспринимать как «перехлесты» и «перекосы». В такой трактовке вопрос притирки властей — это всего лишь вопрос «хорошего» законодательства и времени.
Подобное объяснение представляется нам не только лежащим на поверхности, но и неплодотворным с точки зрения практических шагов. Время идет, идут и поиски магических юридических формул для разделения властей, а конфликты не только не исчерпываются, а, напротив, нарастают, превращаясь из «детской болезни» в застарелый недуг.
Однако известно, что вопрос о разделении властей в западной исторической традиции стал актуальным в связи с появлением сначала робких ростков, а затем и полноценных образцов законодательной власти. Она родилась из соединения двух процессов: с одной стороны, социального, а значит, и политического структурирования общества в результате появления разных субъектов собственности, а с другой — неизбежного в связи с нарастанием функций (подати, налоги, сборы) возникновения структур местной власти. Явление института президентства не вызвало социального шока. Первые президенты так или иначе врастали в систему разделения властей (речь, разумеется, не идет об отдельных, подчас даже трагических фактах крушения монархий, изгнаний и казней монархов). Они во многом копировали функции королей (налоги, полиция, армия, война), но на новом идеологическом фундаменте. Таким образом, можно выстроить примерно следующую историческую цепочку: монархическая власть постепенно порождает систему представительства интересов, которая получает адекватное оформление, после чего происходит постепенная трансформация и власти монарха во власть президента или какого-либо другого исполнительного органа.
Что же происходит у нас? Становление законодательной власти в виде парламента продиктовано нам общеизвестной и общепринятой теорией разделения властей, пренебрегать которой в конце XX века считается «дурным политическим тоном». Появление советских, а затем и постсоветских «парламентов» произошло значительно раньше оформления полноценных социальных слоев с четко обозначенными, осознанными и вербализированными интересами. Сегодня, например, в Беларуси можно выделить три даже не сословия, а электоральные группы, которые и делают «политическую погоду». Это: крестьянство, рабочие промышленных предприятий и пенсионеры. Они являются не только самыми многочисленными (до 65% всего взрослого населения), но и самыми оформленными, поскольку так или иначе подходят к осознанию если и не своего интереса, то, по крайней мере, своей сплоченности. Конечно, они не являются собственниками какой-либо недвижимости в западном смысле этого слова. Земля, жилье, как, впрочем, и почти все остальное, принадлежат государству. Оно позволяет владеть и пользоваться всем этим лишь в микродозах (несколько соток или приватизированная квартира в многоэтажном доме, ресурс которого не более 20 лет). Отсюда принципиальная невозможность реального политического структурирования, как невозможность и полноценной представительной власти. При отсутствии четко обозначенных интересов нечего делегировать и нечего представлять.
Вследствие этого мы имеем вполне бутафорскую законодательную власть, которая имитирует президентскую. Президент и парламент играют не самих себя, как они есть, а копируют более или менее известные образцы.
Так, президент в Беларуси копирует генсека, но без идеологии. Отсюда его неадекватно болезненная реакция не только на противодействие, но даже на безобидное оппонирование. Его мотивация — сохранение статус-кво, консервация ситуации, когда «народ еще терпит». В силу этого много времени уделяется ритуалу и различного рода демонстративным акциям (референдум по вопросам символики, организация парадов, приемов и пр.). Реальных решений почти не принимает или принимает в самом крайнем случае под давлением обстоятельств. Впрочем, и тогда обставляет их массой смягчающих оговорок, сводящих на нет решения.
Депутаты в большинстве своем копируют ходоков к генсеку, бьют челом, «лоббируют» интересы своего региона или предприятия. Часть из них действительно может действовать как группы давления на президента («вот возьмем и отключим свет», «остановим метро» и т.п.). Их также в целом устраивает нынешнее положение вещей. Однако им все же нужно принимать некие решения в виде законов, иначе трудно чем-либо оправдать собственное назначение и существование. Именно поэтому они в первую очередь инициируют те решения, которые выгодны им самим. Ритуалами и играми интересуются мало.
При такой раскладке сил теоретически президент и парламент должны жить душа в душу. Однако этого не происходит. Расставание А.Лукашенко с прежним Верховным Советом (ВС) было мирным лишь внешне. Достаточно вспомнить, что ему непосредственно предшествовала голодовка, объявленная депутатами от оппозиции, и их насильственное выдворение из здания ВС. Да и «послушное парламентское большинство» вовсе не хотело и не хочет быть послушным, когда дело касается сроков их пребывания у власти. (Напомним, что в Беларуси сложилось странное положение, когда пятилетний срок существования ВС прежнего созыва уже истек, а новый ВС еще не избран более чем наполовину.)
Все это заставляет обращаться к анализу политических, юридических и психологических оснований конфликта властей.
Как это ни парадоксально, во взаимоотношениях законодательной и исполнительной власти в Беларуси почти нет политического содержания. В целом весьма непросто найти точку реального несовпадения политических интересов между ними. В Верховном Совете прежнего созыва 85% депутатов — в прошлом члены КПСС. При этом каждый третий работал в партийных или государственных руководящих органах, а каждый четвертый являлся директором государственного предприятия или его заместителем. Что же касается вновь избранного парламента (вернее, части депутатского корпуса — избрано всего 119 из требуемых 260 человек), то он еще ближе президенту Лукашенко по социальному происхождению, профессиональному статусу и даже жизненному опыту. Подавляющее большинство нового ВС составляют мужчины от 40 до 50 лет, родом из села, имеющие опыт руководящей работы в государственном секторе или государственных органах.
В целом можно говорить и о мировозренческом совпадении. Идеологически и президент, и парламент представляют собой так называемых «новых левых». Речь идет о тех, кого в целом устраивала, да и сейчас бы устроила, практика социализма времен его «развитости» и «зрелости». Их не слишком волнует идеологическая чистота марксизма-ленинизма и коммунистические символы. Для них социализм означал и означает гарантированное рабочее место, возможность минимальной профессиональной или партийной карьеры, квартиру по очереди, бесплатное здравоохранение и типовую школу для детей. В их установках без труда соединяется несоединимое: «хорошие стороны рынка» и «распределение по справедливости», требование обуздать инфляцию и обеспечить полную занятость, необходимость рыночных реформ и сохранение тотальных льгот для всех слоев населения. Идеология «новых левых» — это идеология большинства населения Беларуси. В этом смысле и президент, и парламентарии — дети своего народа и близнецы- братья.
В явной идеологической оппозиции к президенту в старом парламенте находились лишь представители Белорусского народного фронта (правая оппозиция национального толка). В новый же парламент пока не избран ни один из представителей оппозиционных сил. Даже если на повторных выборах, намеченных на ноябрь, БНФ и его союзникам удастся провести в парламент несколько человек, решающей роли они не сыграют. Самыми мощными, по-видимому, так и останутся фракция аграриев (около 30 человек) и фракция коммунистов (27 человек), успевшие убедительно победить уже в первом раунде.
Подобная «похожесть» президента и большинства парламентариев прошлого созыва обеспечивала и известную лояльность друг к другу на протяжении более полугода после избрания А.Лукашенко. Достаточно сказать, что прежний ВС поддержал подавляющее большинство принципиально важных для президента законопроектов: о выборах, о политических партиях, о СМИ и даже о реформировании местной власти. Последний вызвал немало споров и даже стал причиной обращения группы депутатов в Конституционный суд. Однако существование так называемой исполнительной «вертикали», подчиняющей местные органы власти непосредственно президенту, было в конечном счете санкционировано.
Есть основания полагать, что и с новым парламентом у президента не будет явных политических расхождений. Правда, депутаты нынешнего созыва в большей степени, чем их ушедшие коллеги, будут заинтересованы в принятии принципиальных решений.
Так, многочисленные депутаты-аграрии придут в новый парламент с установкой решить окончательно вопрос о земле так, чтобы максимально защитить свои (председательские) интересы, вернуть госзаказ на сельхозпродукцию и установить «справедливые» закупочные цены. Приход коммунистов будет ознаменован требованиями о приостановке тех шагов в сторону рыночных преобразований, которые хотя и робко, но были сделаны. Все это народа еще не достигнута.
Однако по своей профессиональной принадлежности новые депутаты будут более озабочены своевременным поднятием зяби, культивацией почв и переработкой сельхозпродукции. К тому же президент и парламентарии в конечном счете будут стремиться к одному и тому же: сохранению колхозов, «наведению порядка» и попыткам самостоятельно «накормить народ».
Таким образом, расхождение законодательной и исполнительной властей и в будущем следует искать вовсе не в различных представлениях о характере реформ, типе режима или будущем страны в целом. Оно реально обозначается только тогда, когда дело касается вопроса об ответственности.
На фоне удручающе постепенного падения уровня жизни и нарастания в народе настроений «так плохо не было еще никогда» вопрос вины перед обществом переходит из разряда общефилософских в разряд практически-политических. Он стал особенно актуален после вступления страны в полосу предвыборной лихорадки. Первым это понял президент, который уже с осени прошлого года не уставал обвинять ВС в бездействии и нежелании перемен. В его публичных речах всячески подчеркивалась разница между стилем работы президента, делающего конкретное дело (добывание денег у зарубежных доноров, обеспечение поставок хлопка и бесперебойной подачи комбикормов), и стилем работы парламента, затягивающего принятие важных решений и ставящего палки в колеса исполнительной власти. В свою очередь парламентарии, особенно те, кто включился в предвыборную борьбу, ставили в вину президенту либо отсутствие рыночных реформ (правая оппозиция), либо отступление от предвыборных обещаний (левая оппозиция), общее падение уровня жизни, раскручивание инфляции и т.д.
В полемике с прежним ВС по поводу ответственности президенту в целом удалось его переиграть. Самым сильным аргументом А.Лукашенко стало время. Прошлый состав парламента отработал уже 5 лет, в то время как президент избран менее года назад. Это именно тот срок, когда объяснения типа «он всем хорош, но ему мешают работать» еще вполне убедительны.
Это подтвердили и результаты референдума, проведенного 14 мая. Положительные ответы, полученные практически по всем четырем вопросам (о придании русскому языку статуса государственного, о перемене символики, о сближении с Россией и о расширении полномочий президента в отношении парламента), трактуются аналитиками и самим А.Лукашенко как выражение поддержки. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что при ответах на 4 вопроса граждане чаще всего избирали либо абсолютно положительный (четыре «да»), либо абсолютно отрицательный (четыре «нет») вариант. По-видимому, для рядового гражданина на первый план выходило то обстоятельство, что сам референдум был инициирован А.Лукашенко, и выбор свелся не к сути вопросов, а к поддержке (гораздо чаще) или отрицании (гораздо реже) позиции президента.
Избрание нового парламента существенно изменит ситуацию с разделением ответственности. На этот раз временную фору получит парламент. Его позиция будет тем более убедительной, что в нем практически отсутствуют известные политики, представители политической элиты, депутаты со стажем. В новый ВС пришли новые люди, никогда прежде у власти не бывшие. Более того, многие из них были весьма успешны в своей прежней профессиональной карьере. Это председатели и директора — как правило, из «крепких» хозяйств (насколько крепки могут быть хозяйства в условиях тотального экономического распада). Думается, они не упустят возможности занять позицию возмущенных новичков, имеющих моральное право обвинить во всех бедах старожилов политического Олимпа.
В этой ситуации президенту, скорее всего, останется только уличать парламент в том, что он — парламент то есть, не занимается делом, не стоит у станка, не сеет хлеб и даже не способствует тому, чтобы он рос лучше, а всего лишь дебатирует и принимает «не те законы». Заметим, что подобная позиция какое-то время может быть весьма выигрышной.
Во-первых, как показал ход предвыборной кампании, в Беларуси нет осознанного и устойчивого понимания необходимости законодательной власти как таковой. Если год назад на президентских выборах народ, практически ничего не знающий о роли и функциях президента, не усомнился в его необходимости, то сегодня вопрос о том, зачем нужен парламент, звучит совсем не риторически. Как уже отмечалось, парламент не воспринимается в качестве представителя чьих-либо интересов (кроме, разумеется, своих собственных) в силу отсутствия таковых.
Во-вторых, идея парламентаризма скомпрометирована деятельностью старого Верховного Совета, на совести которого немало серьезных ошибок. Так, едва ли не последним актом, принятым прежним парламентом, стал закон «О Верховном Совете», один из разделов которого содержал немалый перечень льгот и привилегий, гарантирующих депутатам благополучное существование и после истечения срока своих полномочий. Даже если новый парламент отменит это решение, ему все равно придется доказывать свою «полезность» и убеждать общественность в собственном бескорыстии.
Еще одним серьезным аргументом президента может стать то обстоятельство, что ВС еще долго не сможет даже формально считаться представителем всего народа Беларуси. Те, кто оказался избранным уже на майских выборах, представляют всего-навсего 14,4% избирателей. По всей вероятности, осенние выборы (при сохранении старых норм, устанавливающих очень высокий порог явки избирателей) добавят к ним не более 20-30 человек. В этой ситуации даже прежнему ВС, который сейчас еще считает себя вправе находиться у власти, до избрания нового состава придется пойти на компромиссное решение и снизить кворум, необходимый для того, чтобы новый ВС начал работу. Таким образом, в споре о мандате доверия, легитимности и «всенародности» президент окажется в явном преимуществе.
Другой точкой расхождения президента и парламента является вопрос о разделении функций. Заметим, что в отечественной политической практике разделение властей вообще очень часто понимается как тщательное разграничение функций с тем, чтобы каждый «занимался своим делом». В этом случае любой заход на «чужую территорию» воспринимается как нарушение баланса властей. Подобный путь вряд ли может считаться плодотворным. Напомним, что в западной традиции смысловой доминантой теории разделения властей является идея сдержек и противовесов, из которых и вырастают гарантии прав человека. В таком контексте вопрос «кто за что отвечает» уходит на второй план, уступая место конкуренции и сдерживанию. В выигрыше же оказывается рядовой гражданин. В этом, по-видимому, и заключается самая большая победа демократии, а вовсе не в том, чтобы обязать сапожника или пирожника делать только свое дело и не посягать на чужое.
Думается, что подобная подмена исходной посылки произошла и в Беларуси. Перечень функций каждого из высших органов власти стал смысловым стержнем законов «О Верховном Совете», «О Кабинете Министров», «О Президенте». Это не может не порождать множество правовых, а за ними и политических коллизий.
Во-первых, транзитное состояние политической системы не оставляет возможности для окончательных договоренностей. По сути предпринимается попытка придать жесткую форму весьма подвижной материи. Пока не прояснена стратегия развития страны в целом и отдельных сфер жизни в частности, невозможно определить и окончательную конфигурацию политической системы. В этих условиях попытки определить и четко разграничить функции «раз и навсегда» весьма иллюзорны. Легко прогнозируется ситуация, когда перед тем или иным органом власти будут вставать ситуационные задачи, не попавшие в «полный» перечень. Возникнет дилемма: нарушение законодательства или отказ от необходимых действий. Все это породит и перманентную необходимость внесения изменений и дополнений в уже принятые правовые акты.
Во-вторых, каждая из ветвей власти становится как бы монопольным обладателем той или иной функции, что никак «не работает» на становление системы сдержек и противовесов. Так, в частности, в ст.4 закона «О Верховном Совете» записано, что именно он является гарантом закрепленных в Конституции прав и свобод. Со своей стороны президент начинает предпринимать попытки монополизировать право распоряжения собственностью и т.д. Между тем международная практика полна примеров, как монопольный защитник любого права легко становился узурпатором того же права. Финал известен.
В-третьих, на фоне перечня функций в тень уходит вопрос о взаимодействии властей между собой. Обозначенные в Конституции и соответствующих правовых актах необходимые для этого каналы слишком часто оказываются неработающими. На сегодняшний день существует, к примеру, такой порядок утверждения законопроектов: принятые парламентом, они отправляются на подпись президенту, в случае несогласия последнего законопроекты вновь отправляются в парламент, который может либо рассмотреть и принять поправки президента, либо оставить в силе прежний вариант, проголосовав за него конституционным большинством. Если же президент и в этом случае не подписывает закон, он, по постановлению ВС, публикуется в печати и считается вступившим в силу.
Отсутствие иных механизмов для согласования способствует постоянному возникновению конфликтов. Как показала практика, законы, вступившие в силу помимо воли президента, им попросту игнорируются. У ВС же нет реальных рычагов воздействия на главу исполнительной власти. В этих условиях реальные участники конфликтов уходят в сторону от обсуждения вопросов процедуры, соблюдения законов и принятия санкций. Они начинают строить свои отношения на моральных основаниях, занимаясь определением того, кто более сострадателен, справедлив, добр и озабочен судьбами Отечества.
В силу этого, в-четвертых, усиливается стремление каждой из ветвей власти укрепить гарантии собственной безопасности. Так, в свое время ВС воздвиг вокруг себя своеобразный «правовой забор» из нескольких актов, повторяющих друг друга, где всякий раз воспроизводил процедуру вступления в силу законов в ответ на участившиеся отказы президента их подписывать. В свою очередь президент стремится обезопасит себя, вынося на референдум вопрос о предоставлении ему права распускать парламент «в случае грубого или систематического нарушения Конституции». Публично он мотивировал это тем, что ВС имеет право инициировать импичмент, а он лишен подобного веского и последнего «аргумента». Полученный на референдуме положительный ответ вновь может стать отправной точкой нового этапа разногласий. В случае отказа Верховного Совета закрепить подобное право в Конституции (а его согласие понадобится, поскольку вопрос носил не обязательный, а консультативный характер) ему придется выслушивать обвинения в том, что он не хочет считаться с «мнением народа». Если же это положение будет закреплено в Конституции, то президент получит практически неограниченные возможности шантажа и угроз в ответ на любое несогласие, высказанное парламентом.
Итак, в противостоянии президента и парламента в Беларуси имеет место не различное видение стратегических вариантов развития или принципиальная разность сословных, групповых или классовых интересов. Конфликт властей — это прежде всего психологический конфликт со всеми вытекающими из этого последствиями. И президент, и парламент менее всего озабочены проведением реформ и соблюдением процедур, зато весьма озабочены сохранением собственного лица, достоинства и т.д. Когда же отношения властей уходят из формально-процедурной плоскости, они сразу же попадают в межличностно-интриговую.
Так, отношения президента со старым парламентом можно определить как своеобразную «историю нелюбви». Это и понятно: в свое время ВС согласился на введение в Беларуси института президентства, имея в виду конкретную фигуру тогдашнего премьер-министра В.Кебича. А.Лукашенко же стал тем самым нежданным гостем, которому, как известно, не всегда рады. Кроме того, он долгое время работал в парламенте как «простой депутат», и ощущение «да он же такой, как и все мы» мешало обретению дистанции между ветвями власти. Кроме того, в самом ВС сформировался круг достаточно ярких политических фигур, многие из которых напрямую соперничали с А.Лукашенко в президентской предвыборной кампании. Кроме того, президент всячески стремился подчеркнуть свою «всенародность», во многих случаях апеллируя прямо к народу и игнорируя Верховный Совет. Все это, разумеется, не способствовало появлению духа сотрудничества и взаимопонимания.
Отношения с новым парламентом также не будут мирными, хотя и выстроятся, очевидно, на других основаниях. Скорее всего, они будут разворачиваться по известной психологической схеме «родитель — ребенок».
Не случайно в последнее время А.Лукашенко то в шутку, то всерьез называет себя «батькой». Более того, год президентства стал для него и годом обучения соответствующим манерам, обретения новой стилистики речей и поведения. Явственно просматривается разделение всех остальных субъектов политики на «хороших детей» и «плохих детей». Хорошие дети (послушные и исполнительные): службы контроля, работники МВД, представители «вертикали» и «85% населения», проголосовавшие за него на президентских выборах. Плохие дети (непослушные и избалованные): интеллигенция, оппозиция, СМИ, коммерсанты и т.д. При этом непослушание вызывает у президента не апелляцию к закону, а чувство досады или гнева, которые он изливает прямо с экранов телевизоров.
Проблема заключается как раз в том, что отношения «родитель — ребенок» при всей их привычности и архаичности не всегда безобидны. В них изначально содержится и антагонизм, метафорически описанный в бессмертном «Царе Эдипе». Вся история, в том числе и история нашего Отечества, явилась лучшей иллюстрацией его осевой идеи: от монархического экстаза до цареубийства, от вождистской экзальтации до приписывания «вождю народов» всех грехов этих народов.
Подобный антагонизм, хотя, разумеется, и в гораздо меньших масштабах, может постепенно выплывать на поверхность и во взаимоотношениях «батьки» с новым парламентом. В нем найдется (и немало) депутатов, допускающих непочтение и демонстрирующих строптивость. Как много и быстро «дети» начнут своевольничать, сказать сегодня трудно (в деле их пока никто и не видел). Но в том, что это произойдет, вряд ли стоит сомневаться.
«Дети» пришли в парламент с намерением доказать, что они могут быть вполне полноценным высшим законодательным органом, что бы там ни говорили о недостатке специального образования и стратегического видения. В этом смысле они напоминают детей в переходном возрасте, с их необходимостью всем доказать собственную самостоятельность и взрослость. Подобное доказательство, дополненное некоторым идеологическим недовольством со стороны коммунистов, выльется, скорее всего, в выяснения «кто кого уважает». А на таком фоне малейшее разногласие воспринимается как неуважение, а уступка как поражение, недостойное мужчины.
Не стоит забывать и том, что большинство парламентариев-новичков обладают тем же жизненным опытом, что и президент. Они так же убеждены, что «он такой же, как мы» и ничуть не лучше. При этом и сам «батька» пока лишен так необходимого настоящему «отцу» флера таинственности. Он еще не приобрел героической биографии. Вместо нее есть лишь скучный перечень мест учебы и работы. В этом смысле у официальных биографов — непочатый край работы, а у парламентариев — никакой боязни перед «легендарной фигурой» (ее пока просто нет).
Наконец, в отношения президента и ВС, независимо от того, какие люди сидят в конкретных креслах, накоплен огромный потенциал раздражения друг другом, подкрепленный мифом о противостоянии властей как непременном атрибуте демократии. Психологические же стереотипы, как известно, ничуть не менее, а скорее гораздо более устойчивы, чем политические.
Новому ВС так или иначе придется решать ряд неотложных вопросов: бюджет, изменения в уголовном и налоговом законодательстве, законодательное оформление итогов референдума и др. Именно они и могут стать полигоном для столкновения амбиций и войны честолюбий.
Итак, отсутствие принципиальных политических расхождений вовсе не снимет проблему конфликта властей, а лишь придаст ему психологическое содержание. Такой конфликт не безобиден, как это может показаться на первый взгляд, хотя бы уже потому, что на его разворачивание отпущено гораздо больше времени (целых 4 года до новых президентских выборов). Если прошлый парламент за короткое время успел пройти путь от легкого раздражения до голодовок и других демаршей, то нынешние «деревенские упрямцы» вполне успеют довести конфликт до состояния «стенка на стенку».
Он выльется либо в игру «кто главнее», либо в бунт против «батьки». В первом случае исход предопределен: на постсоветском пространстве «главнее» всегда оказываются президенты. В случае успеха второго «батьку» ждет участь царя Эдипа.
Наблюдая сегодняшнюю политическую жизнь Беларуси, которую принято почему-то считать островком стабильности на просторах СНГ, трудно предположить, что подобные варианты развития событий здесь возможны. Однако все они в потенциале заложены уже сегодня.
Есть ли антитеза? Есть. Это договорные отношения партнеров — взрослых, равных и ответственных. Каждый правильно понимает свою роль, делает свое дело, соблюдает правила и чтит законы. Это не гарантирует быстрого и ошеломляюще хорошего результата, зато дает шанс на нормальное развитие событий. В этом случае нет тайн, легенд, слухов и бронзовых бюстов, зато есть публичная политика, информированность, прозрачность процедур принятия решений и ясность механизма ответственности за них. В этом случае нет страстей трагедии, но есть шанс на нормальное экономическое и политическое будущее страны. Вероятность такого развития уже в ближайшее время невелика. Народы не любят, да и не умеют, учиться на чужих ошибках. Демократия чаще постигается через собственные «синяки и шишки». Утешает только то, что в этом случае ее уроки усваиваются куда прочнее.
© Международный институт гуманитарно-политических исследований
|
|