|
| Новое на сайте |
Юрий КУЛЬЧИК
Чеченский
кризис
и стабильность на Северном Кавказе
Чечня расположена на северных отрогах Большого Кавказа, в долинах рек Терека и Сунжи. Ее площадь составляет 15 671 км.2, что значительно меньше, чем таких субъектов региона как Дагестан, Северная Осетия, не говоря уже о Краснодарском и Ставропольском Краях. Ее население примерно в 1,3 млн. человек составляет менее 1/10 всех жителей Северного Кавказа.
Почему же сегодня столь малая в территориальном и демографическом планах величина может влиять на стабильность громадного северо-кавказского региона? Чем собственно обладает Чечня, чтобы являться дестабилизирующим фактором, способствовать деформированию всех экономических, социальных, культурных, конфессиональных процессов на Северном Кавказе?
В ландшафте республики сочетаются полупустыни, степи, горные леса, альпийские луга, вечные снега и льды. Республика обладает запасами нефти, газа, гидроэнергии, термальных вод. Есть природные строительные материалы, минеральные источники. Около 2,3 тыс.кв.км территории занимают лесные угодья. Запасы древесины в них оцениваются в 38 млн.куб.м. Главные лесообразующие породы — бук восточный, сосна, береза, в примеси имеются граб, ясень, липа, дуб, клен. Древесина бука отличается высокими технологическими качествами и используется для производства мебели и паркета. Травяной покров лесов и альпийских лугов насчитывает до 90 видов различных трав, среди которых много лекарственных растений. Плодородие почв и обилие тепла позволяет получать в республике хорошие урожаи винограда и табака, зерновых и бахчевых культур, подсолнечника и сахарной свеклы, разнообразных овощей и плодов. Имеются большие возможности для развития туризма, создания курортных зон, строительства санаториев. Однако, данное описание носит слишком обобщенный характер. Почти так же можно характеризовать и соседние с Чечней республики.
Здесь следует выделить те параметры, которые превращают ЧР в стратегическое звено северокавказской и общекавказской экономической системы. В то же время мы считаем необходимым указать на ряд экономических индикаторов, значимость каковых в печати чрезмерно завышается, превращена в некую «мифологию», использующуюся определенными силами в своих интересах.
Основные надежды на экономическое возрождение Чечни связаны, конечно, с нефтедобычей. Разведанные запасы нефти в республике составляют 50 миллионов тонн. Иллюзий особых, однако, быть не должно. Дело в том, что Чечня является одним из старейших центров нефтедобывающей промышленности.
Одно из первых письменных упоминаний о нефти в этом крае было сделано 340 лет назад. Донесение астраханского воеводы И.В.Пронского в Москву об осаде Сунженского острога персидскими войсками с применением нефти было отправлено весной 1653 года. Более 275 лет описанию нефтяных источников по берегам реки Терек, составленному в 1718 г. доктором Готлибом Шобером.
6 октября 1853 года из скважины фирмы «И.А.Ахвердов и Ко». вырвался мощный фонтан нефти. Скважина пробуренная на Старых промыслах под руководством горного инженера Л.И.Баскакова мастером Н.П.Муравьевым, положила начало грозненской нефтяной промышленности. В мировой истории нефтяных промышленных разработок Грозненская промышленность была третьей, после азербайджанской и американской (США, Пенсильвания). 80 лет прошло с начала промышленной разработки Новогрозненского нефтяного месторождения (27 января 1913 г. на скважине общества «Брей»). Еще до революции здесь добывалось до 10% нефти (в рамках границ современной РФ доля чеченской нефти составила бы 45%).
Сегодня Северный Кавказ, и Чечня не является исключением, в значительной мере утратил свое значение в качестве топливно-энергетической базы России. Большинство эксплуатируемых месторождений находится на заключительном этапе разработки с естественным падением объемов добычи. В настоящее время здесь добывается всего, по разным оценкам, 1,2 — 1,8% общереспубликанского объема нефти. В самой Чечне в 1993 году добыча нефти не превышала 3 миллионов тонн, что, для иллюстрации, вдвое меньше, чем на одном из многочисленных и небольших западносибирских месторождений.
Основные разведанные запасы нефти в Чечне по самым благоприятным оценкам — примерно 30-40 млн.тонн. Это отнюдь не делает ее региональным лидером. Распределение нефтезалежей можно представить следующим образом: в Ставропольском крае находится 34%, Краснодарском крае — 27%, Чечне — 18%, Ингушетии — 15%, Дагестане — 5% и Кабардино-Балкарии — 1%. При извлечении из недр этих запасов в масштабах 90-х годов Чечне их хватит на 15 лет (тогда как у всей России обеспеченность ими вдвое выше).
Природного газа в Чечне совсем мало: добыча его составляет 0,2-0,3% от российской добычи и меньше 1/4 от северокавказской добычи.
Основу индустриального комплекса республики составляет не нефтяная, а нефтеперерабатывающая промышленность. В докризисный период добывалось более 4 млн. тонн нефти ежегодно, перерабатывалось же — до 16 млн.т. Грозненский НПЗ получал из других регионов раза в три больше нефти, чем давали Чечне ее собственные скважины. Реконструированный в конце 80-х годов на основе завезенного из-за рубежа новейшего оборудования (стоимостью около 1,5 млрд.долларов), завод стал работать по двум приоритетным направлениям: производству авиационных масел МС-20 и парафинов. По своей мощности он в два раза превосходит московский НПЗ, а ближайшие к нему заводы в регионе (в Туапсе и Краснодаре) не идут с ним ни в какое сравнение.
Наличие мощного нефтеперерабатывающего комплекса превратило Чеченскую Республику в основного поставщика авиационных масел до 90% всего производства СНГ. Более 600 предприятиям СНГ, а также других государств поставлялись производимые в ЧР смазочные материалы, ацетон, фенол, синтетические дубители и спирт, полиэтилен низкого давления и катализаторы, кормовые обогатители — всего продукция более 80 наименований. Вырабатывались около полуторадесятка видов парафинов. Чечня еще в самом начале 90-х годов являлась основным поставщиком бензина, керосина, дизтоплива и мазута для всего Северного Кавказа, части Закавказья и ряда областей России и Украины.
Необходимо отметить, что крупные нефтеперерабатывающие и нефтехимические заводы Гудермеса и Грозного, изначально ориентировавшиеся на местную сырьевую базу, уже в течение последнего десятилетия требовали во все больших объемах поставок привозного углеводородного сырья. Еще в 1993 году трубопроводы из России были перекрыты. В 1994 году Россия также не поставляла нефти на НПЗ Чечни, правда, немного нефтепродуктов пришло из Дагестана и Ставрополья в виде бартера за поставку продовольствия, прежде всего зерна. Поток нефтедолларов начал иссякать еще и потому, что часть скважин осталась на территории Ингушетии, а производство дефицитных авиационных масел прекратилось по техническим причинам.
Чеченские НПЗ уже давно стоят: нет поставок, персонал большей частью эмигрировал. Уже в самом начале развертывания противоборства режима Д.Дудаева с оппозицией в Чечне над ними нависла угроза полного уничтожения. В ноябре 1994 года нефтяной резервуар емкостью две тысячи кубометров был взорван на восточной окраине Грозного. По версии правоохранительных органов Чечни, под резервуар была подложена пластиковая мина. Жертв нет. Что касается материального ущерба, то по счастливому совпадению за день до теракта практически все содержимое резервуара было выкачано. В январе 1995 г. над Грозным потянулся черный шлейф дыма пожара нефтеналивных баков.
Однако, по мнению специалистов, это далеко не самый страшный урон для предприятия. Гораздо опаснее то, что в аварийном порядке остановлено производство, которое по технологическим причинам должно быть непрерывным. Запустить нефтеперерабатывающие заводы после внеплановой остановки возможно, но это требует немало времени и значительных материальных вложений.
Пока можно считать, что нефтеперерабатывающий комплекс в Чечне еще существует, по крайней мере в остановленном виде. Он взят сегодня под охрану российскими войсками. В таком законсервированном виде даже при самых благоприятных, щадящих условиях он все равно будет постепенно разрушаться. Еще до военного разрешения чеченского кризиса, по оценкам экспертов, на восстановление комплекса требовалось около 5-ти лет (собственными силами чеченского государства — 10-15 лет). Это чревато серьезными последствиями.
Если указанный нефтеперерабатывающий комплекс окажется полностью разрушенным (нефтепереработка сегодня снизилась с 18 миллионов тонн до полутора), то это будет означать, что Чечня на историческую перспективу лишится основного источника своего современного богатства. Именно так можно трактовать слова первого вице-премьера РФ О.Сосковца, отметившего недавно, что «экономика в ЧР может быть практически уничтожена «.
Россия после всего случившегося едва ли будет в полной мере стремиться восстанавливать комплекс на прежнем месте. У самой ЧР средств не найдется. Иностранные инвесторы, несмотря на раздающиеся время от времени заверения, едва ли будут вкладывать деньги в эту конфликтогенную зону. Переструктурирование республиканского дохода, безусловно, должно будет вызвать серьезные коллизии, угрожающие прежде всего внутренней стабильности Чечни.
На ситуацию во всем северо-кавказском регионе может оказать влияние не столько падение Чечни как региональной «нефтеперерабатывающей державы», сколько судьба пролегающего через ее территорию транскавказского нефтепровода, обеспечивающего доставку нефти и газа из нефтедобывающих районов к Новороссийску и Туапсе. Его даже не очень долговременная остановка приведет острейшему экономическому катаклизму, возымев, разумеется, и политические последствия. Между поломками транструбопровода и переструктурированием региональных и геополитических связей отдельных субъектов кавказского региона можно и должно прослеживать взаимосвязь.
Следует отметить, что оно в Чечне, несмотря на все достижения других секторов экономики, занимало до сих пор доминирующее положение, производя примерно 50% ВНП (соответственно, промышленность — около 40%, строительство — 10%).
В начале 90-х годов в сельском хозяйстве республики имелось 150 развитых сельхозпредприятий. Они обеспечивали города продовольствием. Однако, и село отнюдь не голодало. Земля в частную собственность не раздавалась, хотя в республике имелось около двух тысяч фермерских хозяйств (средний размер — 16 га), они не делали погоду. Сильно было развито подворье. В личных подсобных хозяйствах производилось до 80% выращиваемого картофеля и молока, более 60% мяса, яиц, шерсти и овощей.
В течение нескольких десятилетий сохранялось сложившееся исторически разделение труда между отдельными частями республики: в плоскостных северных районах русские, казаки, отчасти чеченцы занимались земледелием и животноводством. В горной зоне чеченцы занимались преимущественно овцеводством, у многих имелось сильное подворье (пчеловодство, сады).
Государственный сельскохозяйственный сектор был достаточно мощным. Так, в Шелковском районе имелось 5 колхозов, 8 совхозов, племзавод. Район располагал 230 113 га сельхозугодий, в том числе 31 408 га составляли пашни. 42 животноводческие фермы (11 молочных, 26 овцеводческих, 5 по выращиванию свиней) на 1 января 1990 года имели 13 990 голов свиней, 27 865 овец, 4347 коров. Развитое сельское хозяйство дополнялось несколькими промышленными предприятиями, в том числе винзаводом, маслосырзаводом, кирпичным заводом, тремя строительными и двумя автотранспортными предприятиями. Этот район производил 51% всей сельскохозяйственной продукции ЧР (государственного сектора).
Разразившийся кризис аграрного сектора в Чечне углублялся целым рядом обстоятельств. Одностороннее провозглашение независимости республики привело к лавинообразному свертыванию разносторонних экономических связей района, как региональных, так и внутриреспубликанских. Произошло свертывание необходимых взаимных поставок.
Ломка прежних хозяйственных структур привела к увеличению частного поголовья скота. Ничем не сдерживаемое, оно вызвало свертывание кормовой базы государственных ферм, обернулось гибелью общественного животноводства. К примеру, в Наурском районе из 153 тыс. овец, имевшихся на госфермах в 1990 году, осталось к концу зимы 1993 года 49 тыс.; поголовье свиней сократилось в 8 раз, а крупного рогатого скота уменьшилось — в 3 раза.
Но это лишь одна сторона происходящего. Население, особенно та его часть, которую составляют прибывшие из горных районов республики чеченцы, жители здешних мест в первом или во втором поколении, оказалось неподготовленным к уходу за своими численно возросшими стадами. На сотнях гектаров урожаи в последние годы выращивались, но бродячий скот их практически уничтожил, вытоптав готовый к уборке рис и кукурузу. Весь вложенный людьми труд был уничтожен на корню.
С конца 1991 года шло стремительное разворовывание агротехнического парка хозяйств. В результате даже там, куда доходили поставки бензина, полевые работы не велись, поскольку техника либо разграблена, либо похитившие предлагали администрациям хозяйств ее за выкуп. По мнению отдельных экспертов, в 1992-1994 гг. Чечня не сеяла хлеба практически вообще.
Экономические трудности сопровождались и усугублялись разгулом преступности, с одной стороны, и правовым беспределом местных властей — с другой. Так, обыденным делом стала кража скота. Уход за скотом, а тем более его охрана стала трудным и опасным ремеслом. Местные органы правопорядка самоустранились и оказались недееспособными, а руководители отдельных хозяйств превратились в всесильных управителей, содержавших пастухов на нищенской заработной плате, а то и просто отказывавшихся ее выдавать вообще, заявляя, что «уже само по себе чабанское занятие должно кормить».
Казалось бы, кризис в сельском хозяйстве республики — фактор, влияющий исключительно на внутреннюю стабильность. Однако, происходящие под его воздействием процессы в северных районах Чечни потенциально способны трансформировать установки живущих здесь людей настолько, что социальные потрясения в жестких формах гражданской войны, межэтнического противоборства, выходящие далеко за рамки границ собственно Чеченской Республики.
Следует отметить, что основы для столь кризисной ситуации заложены несколько десятилетий назад. Шелковской и Наурский районы волюнтаристски были переданы в 1956 году в состав вновь создаваемой ЧИАССР. Уже само по себе это предполагало, что доля чеченского населения в этих местах будет увеличиваться (необходимо подчеркнуть, что численность чеченцев здесь в довоенный период не превышала 1-3%).
Однако к этому следует добавить еще один фактор, во многом объясняющий сущность происходящего сегодня: власти, возвращая чеченцев и ингушей в родные края, восстанавливая их государственность, приняли тогда решение не допускать тысячи людей «во избежание возможного развертывания партизанской войны» в горные районы. В результате были созданы искусственно условия для миграции массы чеченцев на север республики. Именно этим можно во многом объяснить тот факт, что чеченцы стали составлять здесь к 90-годам более половины всего населения. Этнодемографическая карта указанных районов, таким образом, претерпела глубокие изменения.
Казаки, безусловно, являются здесь коренными жителями. Именно их предки создали здесь первые поселения. Возникнув в ХVI веке на гребнях Сунженского хребта, терское казачество оставалось там до начала 80-х годов ХVII века, когда в целях безопасности оно переселилось на правый берег реки Терека у мыса, образуемого слиянием Терека с Сунжей. Однако и здесь оно оставалось недолго: по настоянию русского военного командования в 1711 году казаки переселились на левый берег Терека и поставили в линию на протяжении 80 километров пять станиц — Червленную (основана в 1567 году), Щедринскую (1569), Старогладковскую (1573), Новогладковскую и Курдюковскую, к которым позднее присоединился ряд других — Гребенская (1738), Новощедринская (1848). При строительстве станиц прибывшие казаки занимали свободные, пустопорожние земли, при этом руководствовались не только задачами обороны, но и состоянием источников существования: наличием плодородных земель, лугов, возможностью промысловой охоты и рыболовства.
Все русское, в том числе и казачье население в последние десятилетия постепенно вытеснялось из управленческой структуры северных районов. Сегодня их едва ли можно увидеть в органах управления, в торговле, в милиции, на других ключевых позициях. Всюду чеченцы. Ни о каком учете интересов половины населения района речи не идет. Не допускается русское (казачье) население и в развивающуюся сферу частного предпринимательства. Об этом свидетельствует, к примеру, список имеющихся в районе 82 кооперативов (по состоянию на 19 октября 1992 года). В нем можно найти лишь 2-3 фамилии представителей нечеченской национальности.
Но главная беда для коренного казачьего населения — в состоянии беззащитности, в каком оно оказалось в последние годы. Подвергаясь различного рода притеснениям экономического порядка, а также грабежам и другим актам насилия, казаки не пользуются никакой защитой со стороны правоохранительных органов. Имеются многочисленные факты прямого принуждения отдельных семей к выезду. Причем дома, мебель, другую личную собственность люди практически бросают сами, либо у них все отбирается силой. Многих охватило чувство пессимизма, утраты надежды на сохранение данных земель для казачества и России.
Еще несколько лет назад примерно одна треть всего населения района являлась казачьей. Сегодня в связи с массовой миграцией лишь в Шелковской еще сохраняется достаточно высокий% казаков (25%), в некоторых станицах, к примеру в Старощедринской, сталось не более 6-7 семей. В основном уезжают в соседний Ставропольский край. Идет процесс постоянного «размывания» казачьего населения.
Следует отметить, что президент Д.Дудаев и руководство Чечни в целом поначалу проводили достаточно гибкую политику в отношении казачества, понимая, что конфликт с ним может трансформироваться в столкновение, имеющее ярко выраженный межнациональный характер. Был зарегистрирован официально Грозненский отдел Терского казачьего войска, печатались газеты казаков и т.д. Но они же довели отношения между казаками и чеченцами критического порога, за которым возможно развитие ситуации, близкой к состоянию гражданской войны.
Зимой — в начале весны 1993 года в горах ЧР, прежде всего в Ножай-Юртовском районе, произошли оползни, погибли люди. Кроме мер помощи пострадавшим руководством республики стали разрабатываться планы, все более приобретающие характер крупномасштабной переселенческой программы. Было объявлено, что часть населенных пунктов — Симсир, Зандак, Ножай-Юрт, Даттах, Гиляны — будут расселены в Шелковском районе возле Бороздиновской, Каргалинской, Щедринской, Коби. Более того, в одном из выступлений по чеченскому телевидению президент Дж.Дудаев заявил, что предполагает в бурунах на границе Чечни и России разместить 15 новых сел, где будут жить жители пострадавших районов. По существу речь идет о программе окончательного состава населения северных, прежде казачьих, районов. Намечается форсированными темпами завершить процесс изменения демографической карты части северо-кавказского региона, начавшийся по воле командно-административной системы в 1957 году.
Коренному казачьему населению «переселенческая волна» угрожает и по другим причинам. Прежде всего есть опасения, что поток переселенцев окажется значительно большим, чем его планируют власти. Уже имеются тысячи заявлений переселенцев на выдачу планов в северных районах. Для них выделены участки в ст.Бороздиновской, ст.Дубовской, Каргалинской, с.Коби. Пользуясь чьим-то горем, под шумок, на приобретение планов, ссуд и других льгот кидаются люди, которым все это не положено и которые жить в районе не собираются. Пострадавшие семьи или просто переселенцы, как правило, стремятся взять планы не только на главу семьи, но и на малолетних детей. Сегодня трудно определить масштабы уже имеющейся экспансии горцев, поскольку отдельные лица произвели скупку у уезжающего населения десятков домов, которые пустуют пока, но, когда они окажутся заселенными, численность чеченцев по официально объявленному плановому переселению будет несомненно многократно перекрыта. Тогда встанет вопрос о трудоустройстве, о получении различных лимитов на строительные материалы и т.д.
Может произойти не постепенное, а лавинообразное перемешивание людей, весьма различных не только по национальному признаку, но и по образу жизни. Горцы, которые пока садаптируются к новым условиям, вынуждены будут сталкиваться с местным укладом бытия, что породит острые противоречия (мы говорим о тысячах переселенцах, но как-то умалчиваем о том многочисленном поголовье скота, которое неизбежно прибудет вместе с новыми жителями и т.д.).
Миграционные процессы обостряют отношения между местным населением и прибывающими. Причем это касается взаимоотношений не только между русскими, казаками и чеченцами, но и между самими чеченцами. Об этом свидетельствует, в частности, постановление Совета старейшин Шелковского района. На основании того, что «земля выделяется чаще приезжим. Как правило, урожай, выращенный ими, уходит за пределы района и республики. Вместе с тем в районе много желающих работать и не могут получить землю, в селах избыток рабочих ресурсов», было решено «запретить всем категориям землепользователей в районе выделять землю людям, постоянно не проживающим на территории данного хозяйства».
Не могут не беспокоить казаков предпринимаемые властями и различного рода военные приготовления. В Чеченской Республике развернулся процесс формирования армейских бригад. В каждом районе их планировалось еще недавно сформировать по одной или две — в густонаселенных районах. Многие мероприятия имели ярко выраженный антироссийский характер. Во всех населенных пунктах северных районов, имеющих примерно 40% казачьего и русского населения, главам местных администраций было предложено проводить оборонные мероприятия в связи с появлением на границе района российских солдат. Шла запись в народное ополчение мужчин от 20 до 45 лет. Еще более болезненно казачество, русские да и другие национальные меньшинства восприняли попытки создания воинских частей по национальному и религиозному принципу.
Морально на русское и казачье население действует и то обстоятельство, что число мечетей в районе стремительно возрастает. Почти в каждой станице имеется своя мечеть, что рассматривается немусульманским населением (в значительной части своей по традиции являющимся старообрядческим и потому не нуждающимся особенно в возведении храма) как своеобразная попытка властей окончательно аннексировать казачьи земли. Разрушение и осквернение памятников на кладбищах представляется коренному населению как приглашение к миграции.
Сложившееся критическое положение не означает однозначно полную утрату казачьим (русским) населением способности к сопротивлению. Об этом свидетельствует тот факт, что в крупнейших станциях воссозданы структуры Кизлярского отдела Терского казачьего войска. Примечательно, в частности, увеличение в казачьих организационных структурах доли представителей молодого поколения. Разумеется, сил для мощного наступления у местного казачества нет. Лишенные всяких источников поддержки, казаки могут подняться лишь стихийно, в форме акта отчаяния.
Такое выступление безусловно обречено на неудачу, однако последствия для обстановки во всем северо-кавказском регионе могут быть весьма разрушительными:
— миграция русского (казачьего) населения приняла массовый характер. С 1979 по 1989г. численность русских в ЧИР уменьшилось с 336 тысяч до 293 тысяч, т.е. на 13%. Лишь в течение одного 1992 года выехало 78 тысяч (правда, здесь следует учитывать трагедию сунженского казачества, повлекшую за собой исход из родных земель не менее 33-35 тысяч человек). Сегодня к ним военное решение чеченского кризиса добавило еще несколько десятков тысяч беженцев. Мигрирующие оседают в основном в соседнем Ставропольском крае, тем самым закладывается отчуждение между органическими частями северо-кавказского региона;
— все более усложняется позиция набирающего организационную силу Терского казачьего войска. Видя судьбу казаков на Сунже, в Наурском и Шелковском районах, ТКВ жестче ставит вопрос о возвращении земель их в Ставропольский край. Не исключено, что Моздокский отдел ТКВ в Северной Осетии и Кизлярский Отдел ТКВ в Дагестане будут поднимать аналогичные вопросы. Это создает напряжение в отношениях России с Осетией, Ингушетией, Чечней и Дагестаном, причем не только политического характера. Население Ставрополя, Краснодарского края может в этих условиях серьезно блокировать всякие контакты с указанными республиками.
Следует отметить, что вовлеченными во все указанные выше процессы оказываются и другие коренные этнические группы, проживающие на территории Шелковского района.
Ногайцы, а их сегодня насчитывается около 7 тысяч человек (по последней переписи — 6884), в течение столетий занимаются здесь отгонным животноводством, чувствуя себя неотъемлемой частью Караногая. Их предкам приходилось даже с оружием в руках порой отстаивать свое жизненное пространство. Теперь данная этническая группа подвергается мощному прессингу как со стороны преступных элементов, так и со стороны властей.
Внешне все выглядит достаточно благовидным: создан культурный центр «Эдиге», устраиваются праздничные мероприятия (схватки юных борцов, скачки, дегустация национальной кухни и т.д.), причем, следует отметить, инициативу в организации берут на себя отдельные тукумы. Однако в каждодневной практике идет притеснение коренных жителей: ногайцы-традиционные скотоводы. Скот их отобранили, просто говоря, сворован. В Нефетекумском районе Ставропольского края в конце 1992 года появилось около 20 семей беженцев, сегодня речь идет уже по меньшей мере о 150 семьях. Имеются несколько десятков семей, которые получили земли для создания собственных подворий близ Терекли-Мектеба в Дагестане. Эти люди, лишившись скота, не имеют средств на приобретение стройматериалов. Чтобы не бросить за бесценок свои жилища в Шелковском районе, они разбирают добротные кирпичные дома на старом месте и стремятся перевести их к новому жительству, теряя много при транспортировке. Словом, идет обнищание людей и территории.
С гребенскими татарами происходит аналогичный процесс. Всего, по переписи 1989 года в ЧИР проживало 5100 татар, примерно 2-2,5 тысячи в Шелковском районе, составляя особую этническую группу. Гребенские татары (казанцы или казанлы) в станице Гребенской Шелковского района — группа татарского народа, волею судеб оказавшаяся на берегах Терека (появление их на Северном Кавказе относится к началу ХVIII века). Как и у всех народов Кавказа, у казанцев развиты обычай куначества, уважительное отношение к старшим, особенно к женщине — матери, верность слову, трудолюбие. Казанские татары легко входили в социально-экономические, культурные контакты, брачные отношения с кумыками, реже с ногайцами. Длительное пребывание на Кавказе наложило отпечаток на быт, материальную и духовную культуру казанских татар. В паспортах отдельных татар можно встретить запись «казанский татарин», хотя свой родной татарский язык они забыли давно и переняли более понятный и близкий кумыкский. Потерян язык, но само название и самосознание сохранилось.
Миграция гребенских татар по существу означает наряду с исходом ногайцев и казаков насильственную ликвидацию полиэтнического многоцветия данного региона, складывающегося в течение многих веков. Сегодня чеченские власти прямо или косвенно способствуют тому курсу этноцида, который существовал около семидесяти лет и от которого жестоко пострадал сам чеченский народ в 1944-1957гг.
Кумыки — единственное национальное меньшинство, которое в количественном отношении еще сохраняется почти полностью (по последней переписи, их насчитывалось в ЧИР 12,5 тысяч человек). Значительная часть их живет в Шелковском районе компактно в селах, находящихся в непосредственной близости от Дагестана. Вероятно, последнее обстоятельство является сегодня решающим: их чеченские власти не трогают, поскольку какая-либо дискриминация по отношению к кумыкскому населению в Чечне незамедлительно вызвала бы ответную реакцию по отношению к чеченско-аккинскому населению в зоне Хасавюрта.
Таким образом, кризис аграрного сектора Чечни может при определенных обстоятельствах вызвать дестабилизацию обстановки во всем северо-кавказском регионе. Оказывая сегодня помощь Чечне в восстановлении экономической инфраструктуры, необходимо учитывать внутриреспубликанские миграционные процессы, взаимодействие различных этнических групп северных районов (нуждающееся в правовом регулировании). Если российское и новое чеченское руководство «упустят» из вида интересы казаков, ногайцев, кумыков, татар, допустят дальнейшее развертывание миграции чеченского горского населения на север республики, то это будет означать накапливание в пограничных с Чечней зонах мощного взрывного потенциала, способного в случае катаклизма вовлечь в конфликтогенную зону громадную территорию (Северную Осетию, Ингушетию, Ставропольский край, Дагестан).
Транспортная система уже является сегодня камнем преткновения, источником многих экономических и политических региональных напряжений. По территории Чеченской Республики проходят важные железнодорожные и автомобильные магистрали, связывающие районы Северного Кавказа с Закавказьем и Восточной Европой. От них во многом зависят экономические структуры Дагестана, Азербайджана, Ирана (по некоторым данным до 90% всех перевозок осуществляются посредством авто— и железнодорожным транспортом, и у последнего в Европу других путей, кроме как через Дербент, Махачкалу, Грозный нет).
Транспортная инфраструктура — одна из важнейших стратегических компонентов хозяйственного комплекса любого крупного региона. Транзитная роль магистрали резко падает, если она блокирована хотя бы в одном месте. Через Чечню следует мощный коридор сухопутных коммуникаций, придающих целостность всей транспортной системе Кавказа — кольцу полимагистралей, опоясывающих главный хребет. И вот жизненно важная артерия оказалась именно здесь деформированной.
В республики транспортная система разделяется на два рукава:
— северный включает в себя электрифицированную железнодорожную магистраль Ростов-Баку, идущую через Моздок к Гудермесу по левому берегу Терека, автостраду второго порядка и транзитную линию электропередач (всего 125 км.);
— южный представлен основной автомобильной трассой Ростов-Баку, проходящей от Назрани к Гудермесу в 12 км. южнее Грозного, и железной дорогой, соединяющей те же пункты через чеченскую столицу.
Все основные линии сходятся в Гудермесе, которому принадлежит ключевая роль. Здесь как раз образуется то, что именуют «чеченской петлей». И именно близ гудермесского стратегического узла, на территории Шелковского района поезда с грузами с первых же километров подвергаются нападению грабителей. Особенно часто это происходит начиная от станции Каргалинской и продолжается вплоть до Червленной-Узловой.
Методы грабежа разные: некоторые проникают в состав на одной из железнодорожных станций (таких станций и полустанков всего на территории района 7). Затем, когда поезд выезжает за пределы населенного пункта, грабители начинают орудовать топорами и кирками, вскрывать контейнеры и выбрасывать на ходу предметы, чтобы потом подобрать их и увезти на машинах. Такой метод не всегда хорош, потому что не всякое сбросишь: может разбиться. К тому же потом не все сброшенное найдешь (дело в том, что появилась и другая специализация в разбойном промысле — эти предпочитают не рисковать и промышляют тем, что просто подбирают кем-то сброшенное).
Существует и более открытый способ ограбления. Выжидают момент, когда поезд остановился сам, чтобы пропустить встречный, или его останавливают стоп-краном, пригрозив машинисту автоматом. Тогда просто подгоняются «КАМАЗы» и прямо с вагонов грузятся товары. Если нет машин наготове, то телевизоры, мебель, ковры и другие вещи аккуратно складывают под кусты, одни остаются сторожить, другие идут за транспортом.
Постепенно сформировались группы грабителей, в которых каждый знает свое место и то, что он должен делать. Наиболее известные из числа местных группировок — это старощедринская и старогладковская. Причем в одной станице может быть и сразу несколько группировок, куда входят и воры из других населенных пунктов.
Разворованные в пути вагоны окончательно опустошаются на станциях в Гудермесе железнодорожниками, путейцами, охранниками. Редко какой вагон остается целым при выезде железнодорожного состава за пределы республики. Чаще нетронутыми остаются лишь вагоны с лесом, грузом, требующим автокранов и другой специальной техники для их разгрузки.
Судьба краденого проста. Товар сразу вывозится на толкучки и продается профессиональными торговцами за полцены. Покупают по дешевке товар и рядом живущие. Мелочь (шампуни, одежда) подчас попадает на прилавки магазинов, на местные базары. В каждом селе наизусть любой знает, кто, сколько и чего украл с поезда. Вполне открыто обсуждаются совершенные налеты, подсчитывают прибыль. Идет процесс нравственного падения значительной части населения.
Где же милиция (полиция), гвардия, армия, служба национальной безопасности? Они делают вид, что заняты охраной поездов, между тем как иные из них совершают набеги на составы вместе с грабителями. Раньше других заразились болезнью грабительства некоторые сотрудники линейной милиции, призванные как раз в первую очередь охранять поезда и расследовать каждый случай грабежа. Сотрудники правоохранительных органов, вставшие на преступный путь, изыскивают иные методы обогащения: можно и не лазить по поездам. Достаточно поймать одного-двух грабителей, желательно новичка, чтобы взять у них.
Однако нельзя утверждать, что власти полностью бездействовали. Так, в районе появлялись «президентские береты» из Гудермеса. Были перестрелки с грабителями. В Курдюковской, к примеру, однажды была захвачена большая партия выгруженного товара. Часть из него, включая более 100 кондиционеров импортного производства, была подожжена грабителями со словами:»Если не нам, то и не вам». Все эти схватки скорее напоминают борьбу за передел краденного, чем действительное наведение органами дудаевской милиции порядка в данной зоне.
Надо отметить, что количество грабежей на железной дороге в последнее время сократилось примерно на треть. Речь идет, однако, лишь о переходе данного преступного промысла в новое качество: сегодня нападению подвергаются не всякие грузы, а особо ценные. Крупные грабежи на железной дороге — дело рук хорошо организованной мафии, в которую наряду с уголовными элементами втянуты и высокие чины из полиции и руководства железной дороги. Тот, кто№рабит, заранее уведомлен о том, какой состав, когда и с каким№рузом должен проходить по дороге.
Аналогичные процессы развиваются и на всем протяжении автомобильной трассы Ростов-Баку на территории Чечни. Это не только приносит колоссальные экономические убытки, но и, главное, угрожает экономической стабильности всей восточной части кавказского региона.
Существует мнение, что Россия чуть ли не потворствует грабежам на дорогах ЧР, чтобы «прижать» Азербайджан. Мы считаем данное утверждение лишенным серьезных оснований, поскольку эти разбойничьи акции наносили и продолжают наносить урон и Дагестану, субъекту РФ. То же самое можно сказать о мотивах прекращения железнодорожного движения в Грузию. К осени 1994 года ситуация, сложившаяся в Чечне, сделала невозможным дальнейший пропуск поездов через ее территорию из-за организованного грабежа грузов, повреждения железнодорожных путей, контактных сетей и участившихся в последнее время вооруженных нападений на поезда с массовым участием населения.
Другой формой удара по региональной стабильности явилось создание «независимой» Чечней собственной системы воздушных авиалиний. Придя к власти, генерал Дж.Дудаев не только национализировал стоявшую в грозненском аэропорту военную и гражданскую авиатехнику, но и приобрел еще несколько транспортно-грузовых самолетов. Эта «суверенная» чеченская авиакомпания стала совершать регулярные рейсы в Трапезунд, Объединенные Эмираты, Карачи.
В то время как в России таможенные пошлины на ввозимые в страну товары были существенно подняты, в Чечне не было введено вообще никакого налогообложения. В результате цены на импортные товары на грозненском рынке оказались примерно на 50% ниже, чем в других частях России. Все это привело к деформированию торгово-экономической системы северо-кавказского региона.
Дагестанскому, к примеру, «челноку» стало не резон ездить «за бугор», поскольку в махачкалинском аэропорту местная таможня всегда готова содрать пошлину; ехать же другим транспортом накладно и к тому же далеко небезопасно. Проще стало отправится в Грозный и там купить все необходимое для перепродажи. Сотни автобусов из Майкопа, Ставрополя, Владикавказа, других городов Северного Кавказа регулярно стали отправляться в Чечню за импортом (нужно отдать должное как чеченским властям, так и их мафиозным структурам: данный транспорт никаким нападениям и даже притеснениям не подвергался, клиентуру никто не хотел отпугивать). В результате по подсчетам местных экспертов, только Кабардино-Балкария ежемесячно «оставляла» в Грозном до 4 млрд. рублей. Ничего не производя, Чечня быстро стала центром аккумуляции значительной массы денежных знаков, как рублей, так и долларов.
Здесь необходимо отметить одно обстоятельство, которое поднимает все сказанное на качественно иной уровень, придавая картине совсем уже криминально-драматический характер. По собранной из различных источников информации в 1992-1993 г.г. через Грозный шел интенсивный вывоз контрабандных партий вооружений из России, а, возможно, и из стран Восточной Европы на Ближний Восток. По трассе Ростов-Баку в самый разгар осетино-ингушского конфликта, момент введения всех строгостей режима «ЧП», в Грозный из России шли груженные рефрижераторы, которые запрещалось останавливать и досматривать каким-либо местным правоохранительным и даже военным структурам. Позднее в Грозненский аэропорт стали прибывать транспортные самолеты с украинскими опознавательными знаками. Не разгружаясь, после короткой остановки они отправлялись на Ближний Восток. На обратном пути они уже разгружались, будучи заполненными товарами ширпотреба. У сведущих экспертов нет сомнения в том, что это было оружие, деньги от продажи которого в значительной степени оседали в карманах чеченской правящей элиты, развращали дудаевский режим; сегодня же часть этого оружия стреляет по российским войскам в Чечне.
Таким образом, транспортная проблема Чечни происходит отнюдь не только вследствие ее геополитического положения, как это сегодня многие пытаются представить. На худой конец, если бы это было так, строительство объездных путей стало бы целесообразной, дорогостоящей, но в целом посильной задачей. Однако, как мы видим, необходимо не только восстановить порядок на дорогах в Чечне, но и реформировать транспортную коммуникативную систему республики так, чтобы Чечня перестала быть неким «криминально-контрабандным анклавом», деструктивно влияющим на экономическую и, если угодно, социально-психологическую стабильность северо-кавказского региона.
Однако, при всей значимости выше изложенных экономических факторов, дестабилизирующих обстановку в северо-кавказском регионе, не они являются определяющими, реально превращающими Чечню в некий пульсар региональной напряженности, особенно если рассматривать происходящие под углом зрения российских интересов. Чечня «излучает» на весь северо-кавказский регион «волны» некой политической энергии, которую всегда необходимо учитывать при анализе происходящего и тем более при прогнозировании будущего.
Чечня в XIX веке являлась основным местом развития шамилевского движения и, соответственно, театра действий Кавказкой войны. Сегодня этому посвящаются сотни статей и книг. Давние события стремительно обрастают мифологией (в этом ничего плохого нет, и мы полагаем, что каждый народ имеет право на собственные мифы, позволяющие формировать и укреплять национальное самосознание. Именно поэтому и необходимо спокойно относиться, скажем, к появившимся в Чечне публикациям, всерьез пытающимся показать «этрусские корни чеченцев», доказать чечено-римское этногенетическое родство).
Однако, эта мифология усилиями средств массовой информации поднимает Кавказскую войну до уровня полномасштабной национально-освободительной борьбы, а личность самого имама Шамиля — до образа вождя-освободителя. В результате возникает идеологема регионального масштаба, имеющая ярко выраженную антироссийскую направленность, идеологема, против которой ничего не предпринимается, хотя она все очевиднее представляет опасность собственно российскому государству. С крушением Союза и коммунистического тоталитарного режима была уничтожена также система пропаганды, и сегодня мы почти безучастно наблюдаем как указанный миф (а также ряд других) «пожирает» сознание народов Северного Кавказа. Российские структуры лишь созерцают, как идея овладевает массами, даже не отдавая себе отчет в возможных последствиях этого процесса.
Необходимо сегодня обратить внимание на специфическую, исторически сложившуюся политическую культуру чеченцев. В настоящее время нет сомнения в том, что чеченцы переживают один из тяжелейших и вместе с тем судьбоносных моментов в своей национальной истории. Очень важно в этой связи уяснить, из каких факторов складывалась политическая культура этого народа, на что может пойти, а что для него является совершенно неприемлемым. От этого может зависеть многое — и определение стратегических и тактических задач внутреннего политического развития, и формирование отношений нации с соседями, прежде всего с Россией.
Судьба распорядилась таким образом, что в течение последних трех столетий чеченцам приходится интенсивно взаимодействовать с русскими. Первые контакты с ними были естественными и гармоничными, основанными в первую очередь на взаимовыгодном товарообмене,знакомстве с культурными ценностями друг друга.
Однако, этот процесс был прерван. Российская империя не могла смириться с тем, что у чеченцев произошла консолидация родоплеменных образований, стали возникать предпосылки к зарождению собственной государственности. Начавшаяся Кавказская война велась русскими регулярными формированиями с жестокостью, позволяющей определить происходящее как геноцид против чеченского народа. Последствия этой трагедии многоплановы, но здесь мы должны выделить лишь одно чрезвычайно важное обстоятельство для понимания современной политической культуры чеченцев: именно тогда произошел сдвиг в национальном сознании народа. Он никогда более не относился к российскому государству с доверием, а рассматривал его неизменно как нечто враждебное и коварное.
Это подтверждает и история становления советской власти на Кавказе. Чеченцы поддержали большевиков, отнюдь не разделяя их теоретические воззрения. Они выступили на стороне красных, стремясь сокрушить то государство, которое менее пятидесяти лет перед этим жестоко подавило движение имама Шамиля. Формально подчинившись деникинскому командованию весной 1919, Чечня фактически жила своей жизнью. Власть белых простиралась только на узкую полосу территории по чеченским аулам, расположенным вдоль железной дороги. О сопротивлении чеченцев говорит и сам генерал Деникин в своей книге «Очерки русской смуты»: «16-23 марта сильный отряд, состоявший из кубанских и терских казаков, под начальством генерала Драценко, нанес поражение чеченцам, особенно тяжкое у аула Алхан-Юрт, где они потеряли до 1000 человек. Бои сопровождались жестокостями с обеих сторон и разрушением нескольких аулов». Это было в превращенной форме всплеском национально-освободительной войны, которую вело предшествующее поколение. Именно поэтому имели место проявления стойкости и героизма тысяч чеченцев, которые внесли свой весомый вклад в поражение армии Деникина, в глазах местного населения прежде всего ненавистной старой государственности.
Большевистское государство очень скоро проявило свою подлинную сущность. Одним из аргументов при насильственной депортации чеченского народа в 1943 году, выдвинутых сталинской пропагандой и до сих пор перекочевывающих из одной публикации в другую, было обвинение в сопротивлении советской власти и в поддержке немецко-фашистских войск. Однако, все было гораздо сложнее: тысячи чеченцев сражались на фронтах войны против немцев, как и миллионы других советских людей. Вместе с тем, это отнюдь не означало, что в самой Чечне население полностью разделяло те реформы, которые осуществляли власти, и так было не только здесь, но по всему СССР. Сотни тысяч пленных в первые месяцы войны — это не только свидетельство успехов германского вермахта, но и реакция части населения на неприятие советского строя. В Чечне было такое же брожение умов, как и в России, Украине, Прибалтике. Режим Сталина этого не простил ни одному народу, но для нанесения показательного устрашающего удара выбрал наиболее слабые, малочисленные этносы. Он не стал разбираться, кто из граждан — чеченцев, балкарцев, калмыков и т.д.— сохранял лояльность, а кто выступал против, а решил покарать поголовно всех, целые народы. Был повторен геноцид, но теперь он принял тотальный характер, ибо народ лишился исконной территории проживания, обрекался на гибель в более или менее отдаленной перспективе.
Мы не будем здесь подробно останавливаться на этой величайшей трагедии чеченского народа. Выделим лишь то, что оказало существенное влияние на формирование политической культуры нации: она, с давних пор относящаяся с недоверием к российскому государству, тогда пришла к глубочайшему убеждению о невозможности дальнейшего проживания внутри него. Чтобы Россия сегодня не предпринимала позитивного по отношению к народу Чечни, в сознании каждого чеченца подспудно сразу возникает вопрос: а каковы правовые гарантии того, что акт геноцида не будет повторен с ныне живущем или будущим поколением нации? Данное государство подсознательно, если угодно №нстиктивно, воспринимается как чуждое, способное в любой момент нанести скрытый, а может быть и смертельный удар, и потому при любых раскладах лучше будет жить вне его.
Безусловно, наличие такой политической культуры у чеченцев является большой бедой для российского государства. Нужно не одно десятилетие интенсивной идеологической работы, чтобы преодолеть «антироссийский синдром» в сознании чеченской нации. Однако, в современных условиях наши собственные средства массовой информации не только не способствуют хотя бы некоторому смягчению данного обстоятельства, но, наоборот, своими действиями они поднимают эти установки до уровня неотъемлемой черты всякого человека, живущего на Кавказе, до регионального имиджа кавказца.
Во многих странах существует отдельные этнические группы, в сознании которых исторически заложен антиэтатизм, неприятие данного государства per se. К примеру, баски в Испании, корсиканцы во Франции, негры, пуэрториканцы в США и т.д. В этих странах, исходя из понимания всей опасности развития данных установок для стабильности общества, на их пропаганду накладывается табу, и никто — ни демократы, ни консерваторы, ни коммунисты, ни анархисты и т.п. — при этом не жалуется на ущемление свободы печати, демократии. Сегодня у нас на рынке можно купить сотни американских видеофильмов, но не найдется ни одного, где бы пропагандировалось неприятие неграми собственно американского государства? Все в Европе знают твердость и упрямство басков, но существует ли на государственном уровне в Испании разрешение на будирование басковского сепаратизма?
Пропаганда чеченского антиэтатизма в средствах массовой информации означает формирование обобщенного образа кавказца, генетически отвергающего Россию как нечто чуждое, готового с оружием в руках отстаивать свою свободу. Мы сами закладываем в общественное сознание Кавказа антироссийскую направленность как чуть ли не национальную черту характера и тем самым помогаем антироссийским силам добиться того, чего не смог добиться имам Шамиль с его фанатичными мюридами — гомогенизации сознания всех кавказцев на антироссийской платформе.
Во многом регионализации образа кавказца-антироссиянина способствовала грузино-абхазкая война. Нужно отдать должное мужеству и стойкости чеченских боевиков, в трудную минуту оказавших помощь абхазцам по защите их государственности. Однако, СМИ, возвеличив их значимость, создали имидж кавказца — боевика, борца за свободу от России. Сегодня сотни чеченцев стреляют в российских солдат в Чечне, питаясь именно этой национально-освободительной установкой, не видя разницы между грузинами, пришедшими уничтожать государственность другого народа и россиянами, воюющими сегодня собственно только против дудаевского режима. Формирование подобных идеологем в дальнейшем может привести к полной дестабилизации северо-кавказского региона в значительно большей степени, чем мы можем представить сегодня.
Мы вовсе не ратуем за усечение свободы печати. Мы лишь указывает на опыт других демократических государств, накладывающий табу на тематику, угрожающую их внутренней стабильности. Можно быть «правым» и «левым», «демократом» или «консерватором», но нельзя при этом открыто внедрять в сознание граждан идею антиэтатизма в отношении собственной страны. Человек, профессионально занимающийся пропагандой, должен понимать иммунную систему государства, в противном случае он просто профессионально не пригоден.
Именно чеченские представители привнесли в начале 90-х годов в процесс по налаживанию кавказской солидарности дух самостоятельности и демократизма, реагируя на идущий «снизу», из недр формирующегося гражданского общества порыв. Если российские государственные структуры пытались делать упор в налаживании северокавказского диалога исключительно на представителей власти в отдельных республиках и краях, то чеченские деятели, такие как Ю.Сосламбеков, придя к власти в Чечне, установили прямые контакты со всеми субъектами нарождающейся политической системы региона, с набирающими силу национальными движениями. Именно это позволило возникшей Конфедерации Народов Кавказа приобрести авторитет, укрепившейся еще больше солидарностью с Абхазией в период грузино-абхазской войны.
Сегодня вновь в связи с обострением ситуации в Чечне встал вопрос о реконструктурировании КНК. Примерно год назад в организации произошел внутренний переворот. Очередной съезд проводился в Грозном. Дж.Дудаев захотел усилить свое влияние на Конфедерацию. Было решено, опираясь на нескольких дагестанских членов Конфедерации и обещая им руководящие должности в обновленном правлении, устранить ставшего в оппозицию к чеченскому режиму Ю.Сосламбекова. Другие деятели КНК были неподготовленными к такому ходу событий. На съезде не было кворума, присутствовало лишь 4-5 делегаций. Пустующие места в зале заседаний заняли люди сторонние, отчасти делегаты проходившего тогда совещания мусульман, а также много просто подставных лиц. Судьба старого руководства была решена: вместе с Ю.Сосламбековым приостановили свою деятельность отдельные деятели КНК из Осетии, Кабардино-Балкарии и др.
Вместе со сменой руководства сама организация вступила в полосу глубочайшего кризиса. «Калибр» новых лидеров оказался далеко неравнозначным предшествующему. Если за Ю.Сосламбековым был парламент Чечни, все чеченское государство, если прежде национальные движения были на подъеме, и вообще была иная эпоха — «период национального романтизма», давшая громадный эмоциональный порыв в войне в Абхазии, то теперь все стало иначе. КНК возглавили люди, за которыми практически никто не стоит: если бы организацию возглавил лакец М.Хачилаев, то было бы ясно, что за ним идет лакское национальное движение; за А.Алиевым нет никого, в КНК он представляет самого себя. То же может сказать об аварце Д.Халидове, никогда практически не входившего в аварское национальное движение и не пользовавшегося его поддержкой. У Дж.Дудаева, стоявшего, так сказать, «за кадром», уже не было тех возможностей, да и повода, поскольку абхазская война была завершена. Президент КНК Ю.Шанибов оказался не в состоянии ни спасти прежнее руководство, уступив совершенно неприкрытому давлению, ни организовать работу в новом составе. Проходившее очередные совещания КНК все очевиднее носили исключительно продудаевский характер, все принимаемые решения оставались на бумаге. Деятельность КНК низвелась до уровня мелких склок в Сухуми по разделу имущества, переданного абхазским правительством его лидерам (во временное пользование).
Сегодня это руководство КНК пытается на волне чеченского кризиса вновь поднять свой политический рейтинг. В Махачкале на начало января 1995 года был запланирован очередной съезд Конфедерации. Его проведение устроителям пришлось отложить, но подготовляемые документы не оставляют сомнений в содержании платформы КНК: наряду с призывом «прекратить кровопролитие» и «сесть за стол переговоров» имеются резолюции, носящие открыто конфронтационный по отношению к Москве характер: «Россия не является федеративным государством, а республики Северного Кавказа не являются субъектами Федерации, так как они в свое время были оккупированы российскими войсками»; «поскольку Дагестан в свете происходящих событий приобретает важное геополитическое значение», предлагается перенести штаб-квартиру КНК из Сухума в Махачкалу; намечается пикетирование аэропорта Махачкалы с целью недопущения его использования в военных целях, что реально будет способствовать разжиганию неприязненных чувств к военным со стороны дагестанского населения.
Необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что в самом Дагестане лишь национальное движение чеченцев-аккинцев и отчасти кумыкский «Тенглик» (во многом по указанным выше причинам) поддерживают позицию КНК, что вызывает раздражение активистов последнего. Ими вынашиваются планы здесь «создать новые национальные движения».
В данный момент российское руководство должно просмотреть возможные сценарии дальнейших контактов с КНК. На наш взгляд, необходимо учесть следующие моменты:
— КНК, в каком бы критическом положении не находилась сегодня, обречена на будущее как первая северо-кавказская идущая «снизу» попытка региональной политической интеграции. Сегодня у ее современных лидеров нет авторитета, но в общественном сознании прочно сохраняется миф о возможностях КНК, подпитываемый воспоминаниями о существовании Горской Республики и т.д.;
— все попытки «сверху» подтолкнуть Северный Кавказ к интеграции, надо со всей ответственностью констатировать, кончились неудачей. Это относится и к Сенежскому форуму, вылившемуся в пустопорожние тусовки ученых и др.; и к Ассоциации народов Кавказа, руководители которой сидят в Москве и не пользуются никаким реальным влиянием в регионе. Северо-кавказский Демократический Конгресс уже в момент своего рождения большинством участников учредительного съезда в Нальчике рассматривался как «инициатива Госкомитета по делам национальностей». Ничего лесного нельзя сказать и об Ассамблее северокавказских республик, недавно созданном совещательном региональном органе на уровне премьеров, периодически проводящем свои заседания. Экономика всех субъектов РФ переживает трудные времена, в том числе и на Северном Кавказе. Встречи руководителей в различных городах не приносят всему населению очевидных результатов, они никоим образом не влияют на№благосотояние граждан, в глазах последних они — просто «посиделки бывшей партноменклатуры»;
— всякая новая появляющаяся структура автоматически представляется населению как попытка создать «альтернативу КНК», и потому отвергается общественным сознанием. Мы не исключаем возможности образования нового регионального института. Однако, это потребует сегодня финансовых, организационных, пропагандистских усилий и даст эффект не раньше, чем через несколько лет.
Исходя из сказанного, мы пришли к заключению: необходимо воспользоваться моментом ослабления КНК, повлиять на неизбежный уже процесс смены лидеров организации. России нужен такой региональный политический (а позднее и экономический) орган на Кавказе, который бы смог взять значительную часть ответственности в процессе принятия решений. Политика на Кавказе, все сферы жизни должны регулироваться самими кавказцами, а российское государство должно лишь через кавказские региональные структуры влиять на происходящее, учитывая и свой собственный интерес.
Нет сомнения в том, что именно Чечня была в последние годы генератором многих регионально-интеграционных проектов — Кавказский Дом, Конфедерация Народов Кавказа и т.д. Причем они, нужно признать, были более привлекательными в глазах кавказцев, поскольку представлялись как инициативы, идущие «снизу», учитывающие национальные интересы каждого народа.
Позднее идея Кавказского Дома была дискредитирована попытками Дж.Дудаева стать общекавказским лидером. КНК также вошла в полосу тяжелейшего кризиса вследствие произошедшего внутреннего переворота и прихода продудаевских мелких политических деятелей, за которыми нет сил и авторитета каких-либо национальных движений.
Однако, при всей их слабости указанные организации были более значимыми и влияющими на общественно-политическую жизнь Северного Кавказа, чем исходящие «сверху» попытки создания форм экономической и политической интеграции с подключением Российской Академии Наук, Миннаца РФ, «Сенежского форума» и др. Эти начинания воспринимались кавказцами исключительно как «происки Москвы».
Сегодня мы имеем уникальную возможность после падения дудаевского режима в Чечне перехватить инициативу. Безусловно, она должна исходить только из самого Кавказа, а еще точнее, — из Чечни. Опираясь на отдельных, реально мыслящих чеченских деятелей, оказав им исключительно косвенным образом материальную и техническую помощь, можно осуществить полную замену руководства Конфедерации Народов Кавказа. От этой организации сегодня осталось лишь одно название, но использовав ее символ, Россия может и должна приступить к формированию своей новой региональной политики на Кавказе.
Стабильность на Северном Кавказе сегодня в значительной степени зависит от того, какие силы возглавят набирающий силу интеграционный процесс. Если Россия будет в этом вопросе проявлять пассивность, продолжая лишь пытаться создавать «сверху» какие-то искусственные конструкции, а не вовлекать в общее действие все субъекты нарождающейся региональной политической системы, стабильность едва ли будет достижима. Нужно отдавать себе отчет в том, что Россия вошла на Кавказе в совершенно новый этап, где только гибкий политический курс способен изменить положение. Пока же всеми своими действиями Россия идет вперед к глубочайшему региональному кризису, а не из него.
При рассмотрении проблемы северо-кавказского интегрализма и роли Чечни в его развитии мы должны отметить еще одно обстоятельство. Сегодня в СМИ россиян часто пугают угрозой «Второй Кавказской войны». Это — не более чем миф. Да, интеграционные процессы постепенно развиваются на Северном Кавказе. Бесспорно, проявление солидарности кавказцев по отношению друг к другу имеет место и играет существенную роль в определении политической и духовной атмосферы в регионе. Однако, вместе с тем необходимо признать, что все субъекты региональной политической системы настолько различны, имеют ярко выраженные собственные интересы, связаны каждый по своему тысячами нитей с Россией, что было бы утопично ожидать возникновения какого-либо «всекавказского восстания», даже если бы воскрес для его руководства сам имам Шамиль. Еще более иллюзорны сегодня мечты о единой Горской Республики. Разговоры же о новой Кавказской войне — вредный антироссийский идеологический миф.
В то же время мы должны констатировать, что российское руководство, даже взяв курс на силовое разрешение чеченского кризиса, допустило целый ряд грубых политических ошибок, провоцируя собственно общекавказское сознание. Сразу отметим, что само по себе применение военной силы на Кавказе не могло не вызвать негативной реакции: здесь нельзя чего-то добиться чисто физическим воздействием, на всякую силу в истории находилась другая, и тогда победы не было, оказывалось лишь одно бесконечное то разгорающееся, то затухающее сражение. Любое военное разрешение конфликта, уничтожение одной из конфликтующих сторон для другой не означает На Кавказе победы. «Победитель» оказывается лишь в новых, еще более сложных условиях разрастающегося конфликта.
Не были сделаны практически со стороны российского руководства шаги, которые бы как-то перенесли хотя бы частично груз ответственности на сам Кавказ. Необходимо было до введение войск официально обратиться к лидерам северокавказских республик, к всему кавказскому сообществу с заявлением из двух пунктов:
— с разъяснением, что дудаевский режим ни при каких обстоятельствах не может сойти с антироссийской платформы, признать себя состоящим в каких-либо договорных отношениях с Российской Федерацией, поскольку это означало бы почти мгновенную утрату им своей социальной базы, и что России надо будет применить силу как единственно возможное средство сохранения целостности государства;
— с просьбой взять на себя миссию по переговорам с чеченскими противоборствующими сторонами, поскольку там развивается еще и внутренний конфликт, для проведения демократических выборов и установления правления, обеспечивающего самоопределение чеченского народа в рамках РФ.
Не отреагировав на обращение некоторых кавказских руководителей, не попросив их использовать собственный шанс достичь стабилизации обстановки в Чечне, российское руководство тем самым взяло на себя всю тяжесть происходящего.
Чеченские границы как фактор возможной региональной дестабилизации. Данная проблема очень серьезна, поскольку даже при самом благоприятном исходе современного чеченского кризиса республика вследствие нерешенности «пограничных споров» будет оставаться скрытым очагом напряженности.
Здесь мы в самых общих чертах указываем на три зоны возможного регионального напряжения:
— в июле 1992 года была образована Ингушская Республика. ВС России увлекся декларациями, но вопрос о создании нового государственного устройства на территории Северного Кавказа был им совершенно очевидно не проработан. Здесь мы сознательно уходим от анализа территориальных споров Осетии и Ингушетии. Обращаем внимание лишь на то, что и чечено-ингушские границы не были официально закреплены.
Чечня сегодня не признает юрисдикции Ингушетии над всем Сунженским и частью Малгобекского района. Это привело к тому, что в некоторых станицах районов существовали до недавнего времени параллельно две властные структуры — чеченская и ингушская, а ст.Ассиновской чеченцы силой вообще установили свой контроль.
Власти Ингушетии, понимая всю серьезность положения, учитывая невозможность дать отпор, сделали вид, что проблема для «братских вайнахских народов» является «второстепенной», и стали закрывать глаза на происходящее в районе, хотя и в Москву, и в Назрань шли обращения ингушей и казаков с жалобами на произвол чеченских районных властей.
Нужно отдавать себе отчет в том, что Ингушетия при всем показном безразличии к «пограничному спору» не может отказаться от Сунженского района, ибо самодостаточность хозяйственно-экономической инфраструктуры республики и без того весьма сомнительна.
Дудаевский режим в Чечне также относился к данной проблеме внешне спокойно. Однако, как нам представляется, режим лишь держал данный вопрос в своем политическом запаснике, о чем свидетельствуют, к примеру, появлявшиеся время от времени в официальной чеченской печати статьи с планами «забрать у ингушей Сунжу».
Политизации обстановки на ингушско-чеченской границе способствует также возникшая проблема возрождения карабулакцев (орстхойевцев). Последние являются ветвью вайнахского этноса, которую постигла трагическая судьба. В 60-х годах прошлого века 50-60 тыс. человек были депортированы российской администрацией в Турцию. Сегодня несколько тысяч человек, считающие себя их потомками, требуют восстановления своих этнических прав. Часть их пишутся в паспортах ингушами, другая — чеченцами. Радикализация установок карабулаков также может нести напряженность в обстановку в пограничной зоне.
Сегодня, чтобы заложить основу стабильности в данной точке региона с учетом долговременной перспективы, необходимо заключение договора между Ингушетией и постдудаевской Чечней в кратчайшие сроки, а, может быть, и подкрепить ее какой-то общекавказской хартией. В договоре также должны быть оговорены меры по возрождению карабулаков;
— проблема Наурского и Шелковского районов еще более сложна. Вернуть их Ставрополью можно, но только в случае осуществления, так сказать, более масштабной программы — ликвидации практически всех национально-территориальных образований в России. Поскольку данный вариант в современных условиях утопичен, так как полностью дестабилизировал бы обстановку в стране, необходима специальная программа для Наурского и Шелковского района в рамках Чеченской республики с учетом интересов казачества, ногайцев, кумыков, других этнических групп. Они должны быть в политико-правовом плане защищены от возможной лавинообразной миграции сюда горского населения, полностью меняющей этнодемографическую карту указанных районов.
Если этого не предпринять, то в самом недалеком будущем, даже в случае полного умиротворения Чечни политизирующееся население южных районов Ставропольского края, в значительной степени пополнившееся за счет беженцев из Чечни (только за 1994 год еще до начала военных действий в ЧР — в три раза), будет вытеснять чеченцев, живущих в Ставрополье, на Кубани, жестко блокировать ЧР всеми имеющимися силами.
Симптомы тому уже№меются. В октябре 1994 года казаки по решению состоявшегося в крае Большого чрезвычайного круга направили Дж.Дудаеву решительное требование «прекратить творящийся в Чечне беспредел в отношении казачества и русскоязычного населения, возместить нанесенный Ставрополью регулярно проникающими на его территорию чеченскими террористическими и бандитскими группировками, контрабандным вывозом в Чечню дорогостоящей сельскохозяйственной и промышленной продукции, банковскими аферами с фальшивыми авизо, другими уголовными и экономическими преступлениями материальный ущерб, превышающий уже 43 млрд. рублей».
Вместе с тем Большой чрезвычайный круг потребовал от президента и правительства РФ ввести на соседствующем с Чечней Ставрополье чрезвычайное положение. Оно, по мнению казаков, должно выражаться в надлежащей охране границы, введении визового режима въезда в города и районы края, немедленном признании де-юре принятых краевой Думой, но блокированных на федеральном уровне как не соответствующих российской Конституции законов «О миграции в Ставропольский край» и «О статусе жителя Ставропольского края».
Как заявили атаманы восьми отделов крупнейшего в Терском казачьем войске Пятигорского округа. В течение считанных часов терские казаки готовы поставить в строй до 60 тысяч человек, но самостоятельно ни на какое вооруженное участие в разрешении чеченской проблемы не пойдут. Вообще, как считает атаманское правление края, появление на границе между Чечней и Ставропольем казачьих формирований возможно, но лишь в составе правоохранительных органов, с целью помочь в организации заслона проникновению преступных банд, контрабандному провозу оружия. Однако, для участия казаков в такой охране требуется разработка законодательного положения о механизме деятельности совместных казачье-милицейских подразделений.
Самый протяженный участок границы Ставрополья с Чечней имеет Курский район степного Ставрополья. Обстановка в нем тревожная. Органами милиции на границе с Чечней для предотвращения контрабандного провоза оружия, пресечения проникновения вооруженных чеченских формирований созданы постоянно действующие посты. На Ставрополье передислоцированы дополнительно два полка российских внутренних войск, в регионе Кавказских Минеральных Вод сформированы три мобильных милицейских батальона. В восточных районах края создано 7 поселковых отделений милиции, играющих роль своеобразных пограничных застав. Это едва ли приведет к открытому столкновению. Но «опасной зоной» данная часть региона останется на многие десятилетия;
— третьей « горячей» точкой на чеченской границе является зона проживания чеченцев-аккинцев в Дагестане в непосредственной близости от Чечни.
Депортированные в 1944 году из Ауховского района, чеченцы-аккинцы вернулись в 1957 году, но не на прежнее место жительства, заселенное лакцами и аварцами. Они стали селиться вокруг Хасавьюрта на плодородных землях, а также в самом этом городе. Занимаясь от части овцеводством и другими видами сельского хозяйства, отчасти извозом, торговлей, эта группа, насчитывающая сегодня около 60 тыс. человек, чрезвычайно мобильна и политически организована.
В 1992 году в развитие указа президента России «О реабилитации репрессированных народов» дагестанское руководство приняло программу возвращения аккинцев в родные места и восстановления Ауховского района. Мы здесь не будем касаться всех аспектов ее реализации. Здесь нужно особенно выделить только одно обстоятельство: по максимальным оценкам в район въедут не более 15 тыс. человек. Они попытаются быстро вытеснить оттуда лакцев и аварцев, тем более, что на это им уже дан картбланш самим решением государства выселить лакцев и построить им новые поселки. Возникнет де-факто моноэтнический район, а рядом зона компактно проживающих чеченцев-аккинцев близ Хасавьюрта и в нем самом.
Если сегодня не заключить с национальным движением чеченцев Ауха официального соглашения, что после восстановления Ауховского района «аккинская проблема» полностью исчерпывается, то уже в самой ближайшей перспективе — через 10-15 лет — чеченцами будет поднят вопрос о создании Ауховского автономного округа, включающего в себя пространство до острова Чечень включительно, а далее, возможно, создания Большой Чечни «от гор до моря». Данная перспектива — не досужая выдумка, а устойчивая идеологема в сознании значительной части современного чеченского населения Дагестана.
Мы рассмотрели Чечню как фактор региональной дестабилизации на Кавказе. При всей остроте и сложности изложенного мы должны констатировать, что разрешение чеченского кризиса избранным силовым способом не может быть оправдано и мотивировано целью обеспечения политической стабильности на Северном Кавказе. Региональная стабильность могла быть достигнута и только политическими средствами.
© Международный институт гуманитарно-политических исследований
|
|