|
Александр Осипов (руководитель программы и член Совета Правозащитного Центра "Мемориал", Москва) Противодействие этнической дискриминации в России: проблемы и выбор приоритетов Доклад на конференции "Проблемы национальной дискриминации, нетерпимости, ксенофобии, расизма, экстремизма в России", Москва, 29 мая 2000г. В этой области вопрос номер один, на мой взгляд, - отнюдь не о том, что такое этническая дискриминация как таковая. Едва ли вообще можно мыслить дискриминацию как таковую; то же самое можно сказать и о любом другом общественном явлении. Отношения в обществе существуют только в тех понятиях, смыслах и значениях, которые изобретают и используют участники этих отношений или наблюдатели. Соответственно, важнейшие проблемы связаны с тем, какой смысл люди вкладывают в понятия "дискриминация" и "расизм", как действуют, исходя из своих представлений, и что из этого получается. Другими словами, следует задаться вопросами о том, во-первых, каким образом проявления дискриминации и расизма связаны с представлениями людей о национальности, этничности, этнических отношениях, во-вторых, как и когда эти представления препятствуют борьбе с расизмом и дискриминацией. Трудности возникают уже при попытках проанализировать сами явления, которые можно обозначить словом "дискриминация". Расхожие научные и бытовые представления исходят из того, что в общественных отношениях участвуют группы - не важно, называются ли они народами, нациями, этносами и т.д. Каждая из этих групп представляет собой нечто цельное, вроде человека с руками и ногами, имеющего свои интересы, могущего приобретать и реализовывать права, участвовать в социальных отношениях, развиваться и т.д. Где-то это говорится об этом прямо, где-то подразумевается по тексту. При этом этническая принадлежность человека воспринимается как его/ее неотъемлемое "качество", определяющее мышление и поведение. Мы, выросшие в советской стране, хорошо знаем это на примере теорий нации и теорий этноса, которые разрабатывались КПСС и официальной наукой. Следуя этим теориям, никто, как правило, не задается вопросами, как происходит конструирование, как разными людьми в разных отношениях вырабатываются представления, что есть этническая группа, что есть членство в этой группе, что есть граница группы, что есть "интересы", что есть "права" этнической группы, что такое "противник", как формируется образ врага и т.д. К определению и объяснению дискриминации есть подходы социологические, есть подходы юридические. Это не одно и тоже, хотя, конечно, между ними имеется много общего. Разрабатывались эти подходы и соответствующие теории не у нас, а в англосаксонских странах. Принципиально важно, что одним словом "дискриминация" иногда обозначают две группы явлений совершенно разной природы. Первая группа - это так называемая прямая дискриминация, то есть то или иное деяние, носящее произвольный и необоснованный характер и влекущее за собой причинение вреда (не обязательно прямое нарушение права) вследствие проведения различий по признаку расы, происхождения, этнической принадлежности и т.д. Вторая - это вещи, которые называют в разных публикациях разными терминами – "структурное неравенство", "структурная дискриминация", "институциональная косвенная дискриминация" и т.п. Как правило, имеется в виду социальное неравенство, которое возникает в результате спонтанных объективных процессов. Оказывается, что люди разного происхождения имеют неравные социальные возможности в определенном обществе совсем не потому, что этого кто-то хочет и кто-то преднамеренно проводит политику ограничений, а потому что располагают разными объемами социального капитала. Юридические подходы, используемые международными организациями, почти исключительно основаны на концепте прямой дискриминации. Проблемы, которых касаются международные инструменты, в развитых странах в основном отошли или отходят в прошлое. Иными словами, почти невозможно встретить систематическую прямую дискриминацию, тем более такую, которая проводилась бы государством или какими-то его институтами. Остается то, что называют "изолированной индивидуальной дискриминацией" - отдельное лицо дискриминирует отдельное лицо. Такие вещи, как правило, носят латентный характер, их трудно доказать в юридическом процессе и с ними сложно бороться. Социологи, изучающие дискриминацию, в основном ориентируются на разные формы "структурного неравенства", которое нередко обозначается как "дискриминация". Национальное законодательство ряда развитых западных стран находится где-то посередине: оно запрещает и предотвращает наряду с прямой и так называемую "косвенную дискриминацию". Это понятие означает произвольные и необоснованные условия или требования, которые нейтральны в этническом отношении, но оказывают непропорциональное неблагоприятное воздействие на определенные расовые или этнические группы. Общая тенденция такова - с 60-х примерно годов внимание и социологов, и позднее законодателей постепенно переместилось от прямой дискриминации на "структурное неравенство". Это хорошо видно по тому, как эволюционировали теории дискриминации. Традиционные теории, которые возникали в 40-е, 50-е и 60-е годы, отталкивались от представлений о дискриминации как продукта предубеждений. Согласно этим представлениям, предубеждение имеет определенные социальные и культурные корни, и из него вытекает дискриминационное поведение. Потом от таких представлений перешли к пониманию дискриминации как следствию конфликта интересов, или стремления людей сохранить какие-то привилегии, привилегированные позиции своих групп в распределении ресурсов. Потом от этого стали отказываться, и уже в 70-е годы появилась теория "внутреннего колониализма", в основе которой лежит представление о том, что господствующее в данном обществе этническое и географическое "ядро" эксплуатирует "периферию" и тем живет. Эту теорию стали прикладывать к отношениям между расовыми и этническими группами; на той же почве возникла формулировки "институциональная дискриминация" и "институциональный расизм". Понятие "институциональная дискриминация" в основе своей является вполне здравым. Имеется в виду, что дискриминация как общественная проблема носит не субъективно-личностный характер, а является продуктом устойчивых и повторяющихся отношений. Беда в том, что этот термин с конца 60-х годов стал использоваться все более и более широко, постепенно охватывая множество спонтанных общественных процессов. Понятия "институциональной", "структурной" или "системной" дискриминации или "институционального расизма" теперь объединяют прямую и косвенную, преднамеренную и непреднамеренную дискриминацию, дискриминацию в узком смысле и разные практики, ведущие к социальному неравенству. Слово "институциональный (ая)" здесь означает отнюдь не организованные, но стереотипные, рутинные практики, которые ведут к тому, что какие-то группы и категории населения оказываются ограниченными в своем доступе к каким-то благам или правам. Порок этого подхода очевиден - это классовый подход в чистом виде, потому что он не применяется иначе как на основе категорий "доминирующие" и "недоминирующие" группы. Понятно, что в одну кучу сваливаются две совершенно разные вещи: виновные деяния, которые в принципе нужно пресекать и за которые можно привлекать к ответственности, и спонтанные процессы, с которыми бороться - это значит в каком-то смысле проводить объективное вменение и "назначать" какие-то группы населения "угнетателями" и "эксплуататорами". Отсюда возникают представления о том, что отношение к человеку в обществе не в последнюю очередь должно определяться его/ее происхождением. Отсюда же следуют практические рецепты в духе "позитивной дискриминации", согласно которым человек из "ущемленной" группы в силу своего происхождения должен пользоваться какими-то преимуществами, чтобы устранить последствия прошлой или имеющей место в настоящем "структурной дискриминации". А что у нас? Западные проблемы и коллизии в понимании дискриминации имеют шансы в скором времени столкнуться и смешаться с нашей домашней теоретической и понятийной неразберихой. Наше общество считает, что так называемые "этнические отношения" есть отношения между так называемыми "этносами". Что "этносы" есть некие структурные целостности, которые развиваются, имеют права и интересы, "исконную среду обитания" и нуждаются как таковые в защите. У нас, в нашей стране, это имеет глубокие корни - была сталинская теория наций и советская национальная политика, которые строились на таких представлениях. В 60-е годы возникли теории этносов. Сейчас все это перешло в прикладную науку или в прикладную политику, и все оперируют категориями "этноса", "этнического развития" и "межэтнических отношений". Если еще раз посмотреть на западные страны, то мы найдем там очень много параллелей. Это, по существу, одна традиция, которая принимает в разных странах разные формы. Зачастую в неожиданных местах приходится сталкиваться с тем, что очень многие социальные отношения и конфликты перетолковываются в этнических и культурных терминах, а "этнические" проблемы воспринимаются как отношения между монолитными и внутренне целостными группами. Проблема в головах людей: люди видят мир жестко поделенным по этническим линиям, и в этом одна из причин расизма и нетерпимости. Эта проблема представляется ключевой. Какие негативные практические последствия из всего этого вытекают? Я бы назвал здесь четыре последствия, которые в конечном результате снижают или могут снизить эффективность деятельности по предотвращению и ликвидации дискриминации, да и вообще защите чьих-либо прав. Первое последствие - это то, что формируется определенная повестка дня, в которой не остается места для проблем дискриминации и защиты прав отдельных людей. Если почитать, например, Концепцию национальной политики Российской Федерации 1996 г., то нетрудно увидеть, что она, как и все документы такого рода, целиком построена на концептах групповых прав и группового развития. Там есть, конечно, положения, где в самых общих выражениях говорится о равноправии граждан, но по сути дела документ нацелен нечто на иное, на государство и общество "населенные" "этносами", на эдакую виртуальную реальность, имеющую очень отдаленное отношение к проблемам конкретных людей. Государству это удобно, потому что переводит всю проблематику в демагогическую плоскость, и позволяет не заниматься реальными и неприятными проблемами. Наверное, если и когда российские НПО будут более активно, чем сейчас заниматься проблемами дискриминации и станут импортировать западный (прежде всего американский) опыт, появится соблазн применять западный "классовый" подход - говорить об "институциональном расизме", но говорить в категориях "этноса" и "межэтнических отношений". Вероятно, это будет так, как сейчас говорят, например, о проблемах русских за пределами России или в республиках в составе РФ. Все валится в одну кучу и непонятно, почему, собственно, русским плохо, кто в этом виноват и что надо делать. Второе последствие, которое мне кажется очень важным - это то, что многие отношения и проблемы переосмысливаются в этнических категориях, как отношения, имеющие "этнический" смысл. Человек в результате начинает рассматриваться, если изъясняться на российском этнографическом жаргоне, как "этнофор" - носитель этничности, мельчайшая единица "этноса". Человек исчезает, появляется этнофор. Этничность выступает как некая субстанция, объективное качество человека, и место человека в обществе начинает закономерно восприниматься как производная от этничности. Разговоры про этническую преступность, про этнический фактор в преступности дают много хороших иллюстраций. То же самое - разговоры про миграцию и про то, как миграция нарушает "этнодемографический баланс", хотя к отдельно взятым мигрантам претензий может и не быть. Мы справедливо считаем, что дискриминация в России - это прежде всего производная от чрезмерной национальной озабоченности нашего общества. Представим себе, что противодействие дискриминации ведется, исходя из представлений о том, что общественные отношения имеют этнический смысл. Возникнет замкнутый круг - такая борьба будет делать общество еще более национально озабоченным. Последствие третье, более приближенное к практике, - стремление описывать многие отношения в терминах конфликта. Подразумевается, что общество не только состоит из этнических групп, но что эти группы потенциально находятся в состоянии конфликта, который надо предотвращать заранее. Как это воспринимается практикующими политиками или просто людьми? Как то, что этнические меньшинства есть источник проблем, и чем меньше этнических меньшинств, тем меньше неприятностей. Как то, что меньшинства склонны к неадекватному поведению - то ли они нападают, то ли провоцируют нападение - поэтому их надо постоянно контролировать и регулировать. Это первое. И второе – то, что любые проявления ксенофобии и экстремизма воспринимаются и описываются и в прессе, и официальными лицами как проявления совершенно объективных и неизбежных спонтанных процессов. Это, говорят, этнический конфликт, он возникает от совершенно естественных причин, например, потому что понаехали мигранты. Народ недоволен, мы ничего не можем с ним поделать, мы вынуждены идти за народом, потому что народ так голосует, и гнать мигрантов, чтобы избежать беспорядков. Появились скинхеды, или лихие люди нарядились в казачью форму - это, говорят, реакция русского этноса на свой приниженный статус, на то, что "кавказцы" создают свои корпоративные структуры; что мы можем поделать - надо быть солидарными с народом. Выстраивается примерно такая логическая цепочка: в принципе мы все против дискриминации и расизма; дискриминация и ксенофобия возникают как продукт "напряженных межэтнических отношений" и "конфликта"; "напряженность" и "конфликт" - это следствие чрезмерного количества меньшинств и их повышенной активности (имеют наглость селиться в крупных городах, а не где укажут, заниматься бизнесом, строить дома, покупать машины и пр.); чтобы предотвратить "напряженность" и "конфликт", надо ограничить активность "мигрантов" и "меньшинств", то есть их дискриминировать. Короче, чтобы предотвратить дискриминацию, нужна дискриминация. Тут оказываются востребованными слова "экстремизм" и "толерантность". Неприемлемое для государство клеймится как "экстремизм" или, в лучшем случае, как "разжигание розни", а противопоставляется этому так называемое "цивилизованное решение" или "регулирование". Понятие же "толерантности" (в котором в принципе нет ничего плохого) уводит разговор в плоскость индивидуального поведения, межличностных отношений и моральных оценок. "Толерантность" вполне может нести такую смысловую нагрузку: "мы" констатируем культурную границу между "нами" и "ими", но согласны терпеть "их" присутствие даже в ущерб себе. Вопрос о равенстве прав и о его защите при этом обходится молчанием и подменяется вопросом о том, как избежать открытого выражения враждебности. Короче, "цивилизованное решение" вполне можно совместить с "терпимым отношением" к "другим", грубо говоря, сделать так, что все будет шито-крыто. По сути, властям выписывается индульгенция - можно не заниматься предотвращением дискриминации, списывать все на конфликт, говорить правильные слова о толерантности, а если очень хочется, то и дискриминировать кого-нибудь. Власти как бы стоят над обществом и по своему разумению "регулируют" "межнациональные отношения". Переходим к четвертому следствию - концепции "регулирования межнациональных отношений". Утверждается, что есть "национальные общины", над ними стоит совершенно нейтральное государство и следит за тем, чтобы они не передрались. Во что это выливается? Уже появляются черты оседлости в стране, официальные лица открыто говорят, что таких-то мигрантов не надо пускать туда-то и туда-то. Больше поводов говорить о "межнациональных отношениях" почему-то возникает на юге: в Краснодаре, Ставрополе и других местах. Я думаю, что эти южные края не более ксенофобские, чем другие, просто местное начальство находит больше поводов говорить о "национальных проблемах". Там все говорится и делается более открыто, чем в остальной России. Я имею в виду прежде всего все эти разговоры про этнические общины, которые якобы являются питомником для этнических криминальных групп. К сожалению, очень многие люди, которые могли бы выступить против расистских заявлений, мыслят в тех же категориях. Часто, наверно, есть риск, что те же НПО, которые заявят о себе как антирасистские, будут во многом подыгрывать расистским идеям и представлениям. Особый, но очень показательный случай - месхетинские турки в Краснодарском крае. Целая группа населения была выделена по этническому признаку, поражена в правах, и ее всячески целенаправленно вытесняют из региона, нарушая все, какие можно, права. В отличие от других похожих случаев это делается совершенно открыто, не только не скрывается, но всячески выпячивается. Можно говорить про местную "мягкую" этническую чистку. Под эту чистку подводится определенная идеологическая база и целый ряд аргументов. Самое интересное то, что разные люди, причастные к этому в разных ведомствах и министерствах, разные журналисты, НПО в той или иной степени в общем сочувственно внимают этим аргументам и говорят примерно следующее: да, действительно, то, что происходит - весьма печально, но ведь краснодарские власти по сути правы - если население действительно конфликтует с месхетинцами, то никак нельзя обойтись без ограничений. Резюме: задача правозащитников состоит в том, чтобы, во-первых, не попадать в расставленные языковые и смысловые капканы, а, во-вторых, сломать тот язык, посредством которого описываются и формулируются так называемые этнические проблемы. Задача весьма и весьма непростая. Мыслить в других категориях – это означает нарываться на конфликт в конечном счете и с официальной властью, и со значительной частью академической науки, и, самое грустное, с теми общественными ассоциациями, которые пытаются говорить от имени национальных меньшинств. Нужно постепенно очищать свой язык от тех языковых конструкций и штампов, которые означают приписывание явлениям и отношениям этнических смыслов и в конечном счете провоцируют репрессивные практики. Важно избегать в любых выступлениях и публикациях знаковых понятий, уже вошедших в местный расистский лексикон. Например, не употреблять слова "этнос", "межэтнические отношения", "этническая миграция", "наплыв мигрантов" - это не просто нейтральные термины, а жесткие идеологемы. Достаточно очевидно, что необходимо отстаивать индивидуальные права, категорически и жестко оппонировать любым идеям групповых прав, описывать дискриминацию только как вред, причиняемый конкретными деяниями конкретным людям. Важно не поддаваться некоторым соблазнам упрощения. Например, есть такой соблазн - любое нарушение прав лица, которое относится к национальному меньшинству, описывать как дискриминацию. Найти нарушение несложно, а доказать факт дискриминации непросто. Есть соблазн, когда нет конкретного достоверного материала, говорить о символике. К примеру, какую-то республику назвали национальным государством, давайте этот факт занесем в графу "дискриминация", поскольку так называемое "нетитульное население" как бы дискриминировано. Однако, еще надо доказать, что все другие кроме "титульной" группы подвергаются дискриминации. Рассуждая абстрактно, можно предложить некоторые ходы и действия, которые государство могло бы в реальных условиях предпринять. Например, достаточно очевидно, что сама по себе паспортная система, в частности институт регистрации по месту пребывания - это вещи, которые провоцируют дискриминационное поведение сотрудников правоохранительных органов и многих других лиц. Теоретически можно изменить закон о праве граждан на свободу передвижения или хотя бы сделать так, чтобы МВД отменило приказы, которые обязывают сотрудников милиции везде и всегда проверять так называемый паспортный режим. Можно бороться за поправки к ряду законов и добиваться того, чтобы дискриминация была запрещена там, где она еще не запрещена, чтобы можно было обжаловать в суде дискриминационное обращение как таковое, а не только нарушение конкретного права, чтобы законодательство обязывало бы разные государственные инспекции отслеживать дискриминацию и противодействовать ей, чтобы была введена дисциплинарная ответственность за дискриминационное поведение, чтобы не допускалась легализация военизированных формирований и т.д. Надо, однако, учитывать, что многие даже на первый взгляд реальные вещи вряд ли осуществимы. Потому что забросить в официальные структуры можно любую инициативу, а что выйдет - неизвестно, потому что государство мыслит в категориях "групповых прав", "этнического развития", "межэтнических отношений", "угрозы" миграции и пр. Без прививания людям другого взгляда на проблемы и другого языка для их описания едва ли возможно добиться чего-то существенного.
|
