Люди, политика, экология, новейшая история, стихи и многое другое

 

 
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Структура
Персональные страницы

Новости
О Центре
Семинары
Библиотека

Хроники выборов в Восточной Европе
Украина
Северный Кавказ
Выборы в Молдове
Выпуски политического мониторинга
"Буденновск-98"
Еврейский мир

Публикации ИГПИ
Другие публикации

сайт агентства Панорама Экспертный сайт группы Панорама
сайт Института региональных социальных исследований р-ки Коми

<<< К основному разделу : Текущий раздел

III. МЕЖДУ ЭТАКРАТИЕЙ И ЭТНОКРАТИЕЙ: ГОРОД ЕЕ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ СССР

1) Сироты рухнувшей империи

Социалистическая индустриализация в Средней Азии не смогла разрушить традиционного образа жизни местного населения, поэтому государство было вынуждено завозить на промышленные предприятия рабочих из других регионов. В годы войны регион стал центром ссылки репрессированных Сталиным народов. Большинство мигрантов были русскими, однако, прибывали и украинцы, немцы, татары, армяне, чеченцы, корейцы, представители других народов (в данной ситуации все некоренные национальные группы были русскоязычными, поскольку их единственным общим языком оказался русский).

Мигранты работали в основном в промышленности и строительстве, составляя основную часть рабочих (в особенности квалифицированных) и технических специалистов, а также в массовых интеллигентских профессиях (врачи, учителя и т.д.). Исключение составляет русское сельское население Северного Казахстана, формировавшееся в течение нескольких веков и вплоть до хрущевской кампании освоения целинных земель в 50-е годы.

В результате сложившегося разделения труда между русскими и местными среднеазиатскими этносами социо-культурной интеграции не произошло. Русские заняли определенную нишу в экономике региона, которая в принципе устраивает и местное население, и правящую элиты.

Эта ниша осталась чуждой для традиционной среднеазиатской деревни. Она прежнему относится ко всему русскому, европейскому и городскому, как к чему-то инородному, с чем ей до поры приходиться мириться. Потеря русскими статуса имперского этноса быстро превратила их в уязвимое меньшинство, лишенное перспектив социального продвижения и ущемляемое в правах.

Русские в регионе практически не имеют сегодня настоящей духовной элиты, моральных и политических лидеров. Причин у этого явления несколько, но одна из них состоит в том, что из русской молодежи в системе высшего образования в регионе готовили в основном "технарей", в результате у них здесь нет своей сильной гуманитарной интеллигенции. Нет у русских и центров культурной жизни, институтов взаимопомощи и самозащиты. Все эти функции до распада СССР выполнял центр, с его исчезновением русские оказались в глазах значительной части местного населения "меньшинством с прошлым "старшего брата" и настоящим "пятой колонны" Москвы", которое вынуждено было опять полагаться на государственную поддержку Москвы.

B этих условиях у русскоязычного населения, составляющего 4/5 занятых в промышленности, исчезают и стимулы к производительному труду, и жизненные перспективы. Какой смысл давать образование детям, тратить силы и время на собственный профессиональный рост, если "потолок" социального роста ограничен не способностями и мерой труда, а национальностью?

Отсутствие будущего порождает у тысяч людей жестокие ситуации выбора.

Менять профессию, социальный статус трудно. Решиться на переезд в  другое государство (где их никто не ждет) еще труднее, потому что эта перемена включает в себя ломку формирующегося десятилетиями образа жизни, круга общения, изменение климата и др.

Русские и русскоязычные построили или преобразили в течение последнего столетия почти все средние и крупные города региона (Алма-Ата, Ашхабад, Ташкент, Бишкек и др.), придали жизни в них какой-то особый евразийский колорит. При этом они изменились внутренне сами. Их миграция - это отнюдь не только экономическая, но и большая социокультурная проблема для остающихся.

Масштаб явления будет даже глубже, чем радикальный передел собственности между различными этническими и социальными группами населения. Скорый отъезд будет сопровождаться с приходом из сельской местности новых масс представителей традиционного общества, естественно, со своими ценностными установками и понятиями об организации жизни. Социокультурная ниша русскоязычных в этом случае будет неминуемо заполнен исламским традиционализмом, что означает по сути цивилизационный сдвиг, перемены в менталитете общества, который будет пронизывать его до самого основания.

С другой стороны, собственно социально-экономические позиции русских в регионе все еще очень сильны. Их образовательный ценз, позиции в промышленности и во всем современном секторе экономики, связи с Россией и другими регионами бывшем СССР дают им существенную фору в адаптации к рыночным правилам игры. Этнический состав промышленного персонала в крупнейших странах региона таков, что при проведении открытой демократической и быстрой приватизации именно в руки русских и русскоязычных перешла бы основная часть промышленности.

В этой ситуации посткоммунистические национальные элиты по мере возможности изолируют русскоязычных от процесса приватизации. В то же время, нынешние этнократические элиты не заинтересованы в действительно масштабном вытеснении русского населения из среднеазиатских республик. Во-первых, по причине очевидного серьезного ущерба экономике этих стран в случае отъезда русских. Во-вторых, русское население воспринимается правящими режимами в значительной степени как противовес нарастающему давлению традиционалистской и исламизированной деревни на европеизированный и светский город. В какой-то степени наличие русского населения рассматривается ими как залог поддержки России в весьма вероятной критической ситуации. Правильность такого рассчета была полностью подтверждена сценарием внутренней войны в Таджикистане, где спасение местных русских было одним из основных идеологических мотивов (или пропагандистских предлогов) вмешательства российской армии.

В последнее время в Казахстане, Узбекистане и Киргызстане делаются попытки использовать также и местное немецкое и корейское население для получения помощи соответственно со стороны Германии и Южной Кореи.

Специфической проблемой русских в государствах региона является проблема двойного гражданства. Большинство среднеазиатских русских выступает за его введение, и Россия формально их поддерживает. Однако национальные правительства довольно жестко блокируют эти требования, поскольку видят в наличии у значительной граждан иностранного гражданства фактор ослабления лояльности своих некоренных граждан и инструмент российского давления, а значит - угрозу собственной независимости. Национальные правительства апелируют при этом к рекомендациям международных организаций, указывающих на опасность и нежелательность широкого применения двойного гражданства.

Причем, чем больше доля русского населения в том или ином государстве, тем жестче его позиция по проблеме двойного гражданства. И наоборот: единственный на сегодня договор о двойном гражданстве с Россией подписала Туркмения, в которой наименьшее русское население в регионе.

Надо признать, что давление России в этой проблеме носит в некоторой степени декларативно-идеологический характер, поскольку массовое введение двойного гражданства может ускорить миграцию русских в масштабах, к которым Россия совершенно не готова.

Таким образом, для местных элит задача состоит в оттеснении русских с социально политически наиболее значимых, командных позиций - при сохранении их экономических и культурных функций.

В свою очередь, и русское население (прежде всего, в центрах своего расселения, крупнейших городах региона - Ташкенте, Душанбе, Бишкеке) готово поддержать жесткий авторитаризм местных режимов, видя в нем единственную гарантию против хаоса, этнического насилия и исламской революции. Для русских здесь очевидно, что демократия неминуемо приведет к власти агрессивно враждебный им исламский традиционализм, и тогда им придется бежать.

2) Этно-приватизация

Начиная с 50-х годов во всех национальных республиках СССР начался процесс вытеснения с командных управленческих постов представителей некоренных

национальностей. К концу 80-х годов с укреплением численно возросшей национальной интеллигенции этот процесс был завершен.

Сегодня лишь в отдельных отраслях можно встретить русских на уровне замов, хотя всюду еще сохраняется достаточно многочисленный слой русской (русскоязычной) научно-технической интеллигенции. Ее, как и русскоязычные коллективы в целом, местная управленческая элита не намерена допускать к собственности в сколь-либо значимых масштабах. Опираясь на государственную власть, она гарантирует себе полный контроль над приватизируемой собственностью.

Подобная политика - вполне в логике национального самоутверждения посткоммунистических элит. Становление рыночных отношений вызывает стремление каждого этноса сформировать свой собственный имущий слой, свою национальную буржуазию.

Именно поэтому работающие в национальных интересах правительства действуют "медленно и используют "некапиталистические" рычаги. Любой другой вариант означал бы в конечном итоге зарождение инонациональной (конкретно, русской) буржуазии в регионе. Однако "национальные приоритеты" в приватизации не только заставляют замедлять этот процесс, но во многих случаях и укреплять госконтроль над экономикой.

В любом случае, доминирующий тип приватизации в регионе - номенклатурный. Прежняя партийно-хозяйственная элита (в подавляющем большинстве - титульной национальности) становится и основным субъектом предпринимательской деятельности, сохраняя за собой командные высоты в экономике.

Примером того, как этно-приватизация ведет к росту этатизма может служить ситуация в Казахстане. Здесь подавлющее большинство промышленных рабочих неказахи, поэтому из законодательных актов логично было изъято понятие коллективной собственности, отменено право трудового коллектива в решении вопросов выкупа имущества госпредприятия, а также аренда им предприятия. Под жесткий контроль взята также и собственность областей (поскольку в части из них большинство населения и соответственно администрации - русские). По этой же причине из законодательства исключено понятие "коммунальная" собственность.

Механика казахской приватизации подразумевает возможности правительства перераспределить собственность не только между физическими лицами, но и между территориальными группировками (кланами) элиты. Инвестиционные фонды, через которые происходит аккумуляция приватизационных чеков, ограничены в свободе действий. Уже на старте правительство все более очевидно оказывает поддержку отдельным фондам, базирующимся на юге республики.

Им дается время на радио и на телевидении, предоставляются хорошие помещения в центре городов. Нет сомнения в том, что именно в руках данных фондов окажется наибольшее число акций. Когда на аукцион будут выставлены крупные промышленные объекты, значительная часть собственности "законно" перейдет под контроль именно нескольких южных казахских групп (кланов) (по мнению экспертов, целый ряд крупных оборонных предприятий северных (русскоязычных) районов Казахстана влачат жалкое существование не только в силу объективных причин, но и потому, что потенциальным приватизаторам выгодно довести данные объекты до банкротства, а затем приобрести официально с аукциона за бесценок).

Государство сохраняет за собой право приобретения "золотой акции" любого промышленного объекта (т.е. сохраняет решающий голос при определении экономической политики предприятия).

Вопреки всем декларациям о движении республики к рыночной экономике, контроль новой этнократии над экономикой становится даже более полным, чем в последние годы коммунизма. Введено положение о неделимости государственной собственности. Статус директорского корпуса предприятий любого вида собственности существенно снижен.

Экономика получает теперь национально оформленную жесткую централизованную государственную систему управления экономическими процессами. Национальная авторитарно-бюрократическая система едва допускает частные инициативы - и как правило не в производстве, а в торговле.

В результате, после крушения коммунистического режима изменился не состав властной элиты, а лишь способ ее идеологического оформления. Место всемирно-

коммунистической идеи заняла идея   суверенного   номенклатурно-национального капитализма.

3) Иностранный капитал: инструмент модернизации - или консервации?

Любые варианты преодоления кризиса и любые проекты модернизации центральноазиатских республик так или иначе связаны с перспективой привлечения иностранного капитала, иностранной финансовой и технической помощи. Нем меньше экономические возможности России в этом регионе - тем больше объективная нужда (и возможность) в привлечении Запада к активности в регионе.

Развитые страны мира практически все включились в финансирование в той или иной форме экономики отдельных суверенных государств региона.

Особенно большие вложения делаются в Казахстан, поскольку, согласно заявлению Международного Валютного Фонда, он "достиг впечатляющих успехов в проведении реформы в 1992-м и в начале 1993 года, благодаря уменьшению финансового дефицита, улучшению системы сбора налогов, сокращению государственных расходов или даже ликвидации субсидий, выделявшихся прежде нерентабельным предприятиям"/

МВФ в январе 1994 года предоставил Казахстану финансовую помощь на сумму 1,3 млрд.долларов (в три раза больше, чем ожидали получить сами казахи) на весьма льготных условиях (около 5% годовых, срок погашения 17 лет, первые пять страна вообще освобождена от всяких платежей).

Мощные природные ресурсы и дешевая квалифицированная рабочая сила привлекают в регион (прежде всего в Казахстан) крупнейшие американские компании. Так, "Шеврон и "Мобил Ойл" приступили к разработке нефтяных месторождений в Тенгизе (казахский берег Каспия), по оценкам экспертов не уступающих аляскинским. Соглашение предусматривает отчисление 80% прибыли казахам, 20% - американцам. В международном консорциуме по освоению казахстанского шельфа Каспийского моря действуют также британские "Бритиш Петролиум" и "Шелл". Ими как и другими британскими фирмами прорабатываются планы реконструкции нефтеперерабатывающих заводов в Актау, Атыраау, Кзыл-Орде. "Бритиш газ" занята в разработке. Карачаганакского месторождения. "Лонро" стала инициатором создания совместного предприятия по производству современного горно-шахтного оборудования.

Работают также 12 совместных британско-казахстанских предприятий. В 1993 году Великобритания занимала 3-е место среди европейских партнеров Казахстана. Объем оборота двух стран составил более 100 миллионов долларов.)

Однако смогут ли иностранные инвестиции оказать реальную помощь в модернизации экономик среднеазиатских республик при все более жестком контроле бюрократии над экономической активностью?

В условиях отсутствия оппозиции, свободной прессы и общественного контроля коррупция достигает тотальных масштабов и фактически легализуется. Правящая элита сегодня использует деньги в первую очередь на укрепление собственной экономической базы. Именно это объясняет оседание 95% всех иностранных инвестиций в государственных предприятиях и фирмах. Именно поэтому наибольшего успеха (например, в Казахстане) добились иностранные инвесторы, которые пошли сразу на прямой контакт с правящими кругами - Шеврон, "Самсунг".

Дело не только в стремлении казахской элиты максимально нажиться на притоке иностранного капитала, но и воспрепятствовать контактам инвесторов с неказахскими агентами рынка, что могло бы стимулировать развитие русскоязычной буржуазии. Большинство ограничений деловой активности , в том числе в отношении поступлений финансов из-за рубежа и их вывоза, сводятся именно к защите интересов этнократического государства, нарождающейся новой национальной казахской элиты.

Правда, централизованный контроль над иностранными инвестициями играет и другую роль - обуздание финансовой анархии со стороны провинциальных и ведомственных бюрократий. Невозможно, например, сейчас регулировать внешний долг Казахстана, поскольку долги делаются на трех разных уровнях: республики, областей и отдельных министерств. Полная информация нигде не аккумулируется, центральное правительство ставят перед фактом лишь когда приходит время платить по счетам (например, в 1994 г. главы областных администраций обратились в Кабинет Министров с просьбой, чтобы правительство компенсировало расходы по их обязательствам в сумме более 500 млн. долл. США за счет республиканского валютного фонда).

Другой, почти полностью неизвестной, стороной активности иностранных инвесторов в экономических процессах в регионе является их скрытое (часто косвенное, через посредников и подставных лиц) участие в приватизации. Известна, например, роль в приватизации промышленности Киргизии китайских денег, которыми оперировали представители некоторых национальных общин (в частности, дунгане).

Однако в целом этнократические элиты жестко держат контроль над бывшей госсобственностью и вряд ли допустят к контролю над ней кого-либо "со стороны".

:: Высказаться ::

 

 

Все права принадлежат Международному институту гуманитарно-политических исследований, если не указан другой правообладаетель