Люди, политика, экология, новейшая история, стихи и многое другое

 

 
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Структура
Персональные страницы

Новости
О Центре
Семинары
Библиотека

Хроники выборов в Восточной Европе
Украина
Северный Кавказ
Выборы в Молдове
Выпуски политического мониторинга
"Буденновск-98"
Еврейский мир

Публикации ИГПИ
Другие публикации

сайт агентства Панорама Экспертный сайт группы Панорама
сайт Института региональных социальных исследований р-ки Коми

<<< К основному разделу : Текущий раздел

I. ПРОСТРАНСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

1) Социо-экономический и этнокультурный континуум

Средняя Азия, включая территорию современного Казахстана, представляет собой в историческом, этнографическом, экономическом, социальном и политическом ракурсах единый регион, обладающий специфическими общими характеристиками.

В течение многих веков это громадное пространство от предгорий Урала до хребтов Памира, от берегов Каспия до гор Алтая под разными названиями (Туран, Мавераннахр, Дешт-и-Кипчак, Туркестан) воспринималось живущими там как единое целое. Кроме того, следует отметить, что в досоветский период в экономический и культурно-простанственный континуум Средней Азии входили не только территории .сегодняшних постсоветских республик, но также Северный Иран, Афганистан и некоторые районы Западного Китая.

Площадь региона в границах постсоветских государств составляет обширную территорию в 3994,4 тыс.кв.км., а Казахстан вообще входит в число крупнейших по территории стран мира (2756 ТЫС.КБ.КМ.), в Азии уступая первенство кроме России лишь Китаю.

Климатические условия, богатейшие природные ресурсы, хранящие в своих недрах практически всю переодическую систему элементов, обуславливают направления хозяйственной специализации региона. Среднеазиатские республики занимают ведущее место в мире по производству хлопка-сырца, добыче газа и разведанным запасам нефти.

Численность населения всего населения региона, по оценкам на 1994 год, - более 55 млн. человек, что сопоставимо с Ираном и Турцией, вдвое больше численности Афганистана, и примерно вдвое меньше Пакистана. В демографическом плане данная зона относится к числу наиболее быстрорастущих: численность коренных национальностей Туркестана в предстоящие сто лет увеличится по меньшей мере в три раза.

Этнически среднеазиатский континуум всегда представлял собой некий мост между тюркским и иранским мирами. Занимая различные экономические ниши, различные земледельческие и скотоводческие народы одновременно являлись аборигенами на одной территории. Билингвизм, а то и свободное знание трех-четырех языков считалось на протяжении многих столетий нормой не только в интеллектуальной элите, но и в народной массе. Идеология и культура общества формировались на многоязычной основе. Многие явления жизни современных наций Средней Азии будут совершенно не понятны без учета общих персидско-тюркских исторических корней, без понимания того, что сегодняшнее положение каждого отдельного народа является результатом многовекового симбиоза тюркского и индоевропейского миров.

Этому способствовало то обстоятельство, что на территории Средней Азии в течение многих веков не сложилось ни одного государственного образования, отвечающего европейскому понятию the Nation-State. Б местных государственных образованиях (эмиратах, ханствах) полностью отсутствовал принцип этничности. Государственная элита формировалась по внеэтническим критериям. Следует отметить, что и русская колониальная администрация в Туркестанском крае также полностью исключала в делах управления этническую принадлежность населения, учитывалась лишь конфессиональная принадлежность подданных России.

2) От полиэтничности - к the NATION-STATE

Большевики сломали эту многовековую традицию и форсировали образование государственно-территориальных структур по этническому принципу. В 1924 году были образованы Узбекистан, Туркменистан, чуть позже - Таджикистан, Киргизия, Казахстан. Своим рождением современные среднеазиатские республики обязаны большевикам, опасавшимся призрака панисламистской и пантюркистской консолидации в Туркестане и потому пошедшие на стимулирование процесса формирования наций посредством национально-государственного размежевания в рамках СССР.

Ныне можно только в гипотетической форме рассуждать, что было бы с политической картой Средней Азии, если бы не Российская империя, а позднее большевистская революция. Безусловно, национальное начало пробило бы себе дорогу, но наверняка при существовавшей тогда системе государств этнополитическая карта Средней Азии была бы совершенно иной.

У лидеров советского государства при проведении национально-государственного размежевания не было ни ясного знания, ни какой-либо последовательной концепции национальной политики. На практике границы проводились по усмотрению властей (сопоставимо со многими африканскими границами колониальной эпохи). В результате отдельные районы с преобладанием жителей одной национальности оказались включенными в территорию республики с другой титульной нацией и неожиданно для себя превратились в "национальное меньшинство". Например, целые районы с преобладающим узбекским населением попали в Таджикистан, в то же время Самарканд, Бухара, с многочисленным таджикским населением в свою очередь попали в Узбекистан и т.п.

Однако, несмотря на все допущенные ошибки и волюнтаризм, в основном наиболее крупные этносы Средней Азии жили большими сплошными массивами, в которых только мелкими очагами вкрапливались представители других национальностей. Эти массивы и стали основой формирования национальных государств.

Проводимый большевиками процесс национально-государственного размежевания прошел относительно спокойно, не только благодаря мощному респрессивному аппарату. Во-первых, данные мероприятия совпадали в общем с направлением развития объективного процесса становления наций, который медленно шел здесь уже с конца XIX века. Во-вторых, это было размежевание в рамках одного государства, оно выглядело формальным и не ставило под вопрос свободы передвижения граждан, потоков товаров и т.д. в регионе.

Благодаря достаточно гибкой политике большевистскому режиму удавалось проводить перекройку границ отдельных республик, не встречая серьезного сопротивления со стороны населения. В результате, к примеру, отдельные районы переходила из рук в руки - от Казахстана к Узбекистану и наоборот, громадные области России оказались в 50-х годах в составе Казахстана.

Ныне в регионе со стороны официальных структур государств нет каких-либо открытых территориальных притязаний друг другу. Между тем, границы республик не совпадают с этническими границами, что в будущем может служить причиной межнациональных конфликтов:

- на юге Казахстана между казахами и узбеками;

- в Опте и Узгене между киргизами и узбеками;

- в Самарканде, Бухаре, в Худжантской области Таджикистана между узбеками и таджиками;

- в Каракалпакии между узбеками и каракалпаками;

- в оазисах Аму-Дарьи между узбеками и туркменами.

На фоне конфликтов между коренными национальностями присутствие русских не выглядит серьезным конфликтогенным фактором в регионе нигде, кроме, возможно, Северного Казахстана, но там они, необходимо отметить, являются коренными жителями.

3) Русские в Азии

Важнейшим социально-экономическим, политическим и этнокультурным фактором в Центральной Азии с конца XIX века становится присутствие здесь русских и европейцев вообще. К 1917 году в Туркестане проживало около 1,5 млн. русских.

Примерно половина из них попали туда в ходе поощряемой властями крестьянской колонизации колоссальных территорий Казахстана. Другой составляющей русской миграции было индустриальное освоение региона (строительство железных дорог и промышленности). В постреволюционный период последний процесс развивался по нарастающей.

Прошло несколько волн миграции русских в Туркестан в советское время:

1. - бегство из голодающих районов России, особенно Поволжья, и бедствий гражданской войны.

2 - бегство от социальных репрессий 1918-1939 гг.

3. - в качестве выселенных как неблагонадежных в результате "великой чистки" 1937г.

4. - во время Второй мировой войны в результате гигантской эвакуации в Среднюю Азию населения и передислокации промышленности (Только в Узбекистан было эвакуировано около 1 млн. человек.).

5. - в процессе освоения целинных земель (главным образом, в Казахстан).

6. - в процессе послевоенной индустриализации и реконструкции городов (например, восстановление Ташкента после землетрясения).

Русские селились в основном в городах (95%), где вместе с иными группами некоренного населения создали специфическую европейско-азиатскую субкультуру, которая достаточно резко отличает местных среднеазиатских русских от их соплеменников в России.

Процесс миграции некоренного населения в регион нарастал до конца 50-х годов. Переписью 1959 года была зафиксирована максимальная доля некоренных народов в Средней Азии за всю ее новую историю. Тогда из общей численности населения региона почти в 23 млн. чел. на некоренное население приходилось более 10 млн. или примерно 45%.

В следующие 30 лет в результате демографической революции этно-демографический баланс резко сместился в пользу коренного населения. Его численность увеличилась в 2,7 раза, в то время как европейского - лишь на половину.

К 60-70 гг. миграционное сальдо России с Туркестаном стало отрицательным. Абсолютная численность русских ежегодно сокращалась, кроме Кыргызстана и Казахстана, где она оставалась более или менее постоянной.

По данным переписи 1979 г. численность русского населения, в Туркестане составляла 9,5 млн. человек. Однако после распада СССР отток русского и русскоязычного населения из региона резко усилился и сегодня количество выехавших оценивают примерно в 8,5 млн. чел.

4) На страже традиции: махалля как основная клетка общественного организма

Фундаментом среднеазиатского общества традиционно была община (махалля). Землепользование было парцеллярным. Сельское оседлое население обрабатывало отдельные участки земли на правах личной собственности, платя подати и находясь в полной зависимости от владельца воды. Кочевое население обладало коллективными (родовыми) стадами подчиняясь власти, контролировавшей (владевшей) данную территорию. Государство владело водой и пастбищами опосредовано через общину, как главного их хранителя и потребителя.

Община в сельской местности и в городах в течение веков регламентировала производство и распределение конечного продукта. Она же организовывала и контролировала частную жизнь людей в Средней Азии (конечно, по разному в сельской местности и в городах, в различной степени - в отдельных регионах). Она и сегодня представляет собой социальный механизм, регенирирующий и регулирующий "свой", "восточный" образ жизни. Это - основная клетка общественного организма, трансформировшаяся и приспосаблившаяся от века к постоянно меняющимся условиям.

Община в сельской местности как и в прошлые века сегодня продолжает регламентировать жизнь людей. Стоит только вглядеться в своеобразие махаллинских чайхан: здесь делается плов или готовиться шашлык отнюдь не только в коммерческих целях, а для близких друзей и соседей. Здесь формируется общественное мнение, и в неторопливой беседе все и вся подвергается оценке. Здесь советуются по самым будничным делам. Здесь сидят "неформальные лидеры" махалли. Не занимая высоких должностей в местных органах власти, они оказывают весьма существенное влияние на поведение людей, а через них - все происходящее в ауле. Комитет махалли является регулятором всей общественной и личной жизни на своей территории. Он формирует общественное мнение, следит за поведением в соответствии с шариатом, адатами и другими местными неканонизированными, но обязательными к исполнению нормами.

За любое нарушение махаллинских порядков следует неотвратимое наказание в виде общественного порицания, игнорирования дома нарушителя остальными жителями махалли вплоть до неприглашения на устраиваемые в махалле праздники (той). Даже если взбунтовавшийся житель покинет махаллю, то на новом месте "дурная слава догонит его. Даже продажа собственного дома невозможна без согласия и одобрения махалли. Если покупатель не нравится комитету (старикам), покупка не состоится. Если сделка будет заключена вопреки мнения общины, новый владелец дома окажется поставленным в такое положение, что сам переменит место жительства.

Захватив Среднюю Азию, Россия взяла на себя заботу об ирригации и регулировке эксплуатации пастбищ. Существо общины колониальная администрация не затронула, а лишь ограничила ее права в пользовании природными ресурсами. В советское время на уровне кишлака (селения) махалли со всеми их традиционными структурами сохранились практически нетронутым. Как ни странно может показаться, после всех большевистских преобразований многое конструктивно осталось привычным для мусульманина. На место ханской власти пришла советская, в ведение которой перешли крупные ирригационные системы. Государство строило новые и ремонтировано старые каналы и заборные сооружения, мосты. Мелкие оросительные системы остались на попечении кишлаков и общин. Обобществленная в колхозах земля рассматривалась азиатским крестьянином как "государственная" (т.е., в прошлом - ханская), а личный участок колхозника (приусадебный) расценивался как мюльк - т.е. как личная собственность.

На уровне кишлака сохранились практически прежние формы собственности с той лишь разницей, что теперь эта собственность была гарантирована государством. Даже объединение декхан в бригады и звенья колхозов не нарушило старых форм, поскольку производственные подразделения формировались по родственно-соседскому (махаллинскому) или племенному принципам.

Таким образом, как часто бывало в истории, колониальная власть в известной степени законсервировала те институты колонизованного общества, которые она смогла использовать для решения своих задач. Неудивительно поэтому, что ни официальная идеология, ни социальные репрессии 1930-х годов, ни урбанизация, ни всеобщее (хотя бы формально) среднее образование, ни даже индустриализация не подорвали традиционалистской, общинной основы организации среднеазиатских обществ.

5) Среднеазиатский ислам: от религиозной доктрины к политической идеологии

Ислам как социокультурный фактор, в течение многих веков играл важную роль в жизни народов Средней Азии. Конфессиональная принадлежность в условиях полиэтничного пространства была важнейшей основой идентичности в местных обществах, по ней отличали "своих" (мусульман) и "неверных". Этот инструмент идентификации работал исключительно эффективно, вне зависимости от формального атеизма местного советского истеблишмента. Здесь всегда относились терпимо к иноверцам и лицам, не принадлежавшим местным общинам, но отнюдь не допускали, не интегрировали их в "общество".

Как ни пыталась Москва внедрить в среднеазиатский истеблишмент представителей различных национальностей, так сказать, "размешать" его, при первой же возможности местные кадры стремились избавиться от европейцев, иноверцев, независимо от того, рождены они здесь или прибыли из других районов России, знают они местные языки или нет. За 70 лет существования советской власти мы едва ли найдем хотя бы одного "немусульманина", сделавшего в регионе карьеру, и заслужившего безусловный авторитет в широких кругах среднеазиатского общества.

Степень приверженности исламу у народов региона далеко не одинакова. Наиболее сильно исламское учение проникло в сознание таджиков и узбеков, этносов, рано перешедших к оседлому интенсивному земледелию, поднявших в оазисах города - Бухару, Хиву, Самарканд, Коканд, которые стали крупнейшими центрами торговли, ремесел, культуры, религии. Значительно менее подвержены исламу туркмены, казахи, киргызы, народы-кочевники, исламизация которых проходила медленно, вплоть до конца XIX века.

За несколько десятилетий коммунистичекого режима в Средней Азии произошла настоящая варваризация ислама. Проведенная большевиками реформа письменности (перевод с арабского алфавита на латинский, а затем на кириллицу) прервала культурную преемственность, и фактически аннулировала накопленные традиционной интеллектуальной элитой (преимущественно, духовенством) знания. Б результате более чем полувековой изоляции Средней Азии от основных центров и культурного процесса мусульманского мира, острого дефицита религиозной литературы и очень ограниченного объема канонической практики уровень религиозной образованности населения исключительно низок. Ислам сегодняшних масс среднеазиатского населения это в значительной степени самодеятельный, нецивилизованный, варварский ислам.

После распада СССР национальные режимы пытаются максимально приручить и официализироватъ ислам. В Узбекистане действует уже более 1000 .мечетей, Туркменистане - свыше 150, Казахстане - более 200 (1993г.). Стали открываться начальные школы, в которых дети обучаются арабской графике, заучиванию Корана и обрядов. В основном такие школы создаются в сельской местности и все дети имеют право после занятий посещать и их. В некоторых республиках телевидение отводит специальное эфирное время для проповедей исламского духовенства.

Однако, влияние ислама нельзя измерить какими-то количественными показателями. Все дело в том, что он имел и сохранил здесь глубокие социальные корни.

Со дня рождения и до самой смерти (и даже после нее) таджика, узбека, туркмена, казаха, киргиза и каракалпака как и многих других среднеазиатских людей сопровождает система исторически сложившихся традиций и обычаев. Семья, живущая в махалле, должна ежегодно выполнять от 14 до 23 этноконфессиональных обрядов и ритуалов. Как отдельный индивидуум, так и его окружение оказываются погруженными" в сеть регуляционных и управленческих нормативов, которая до мельчайших деталей охватывает все социальные связи и отношения, вплоть до семейных, интимных сфер бытия. Она формирует образ жизни, определяет психологию и привычки людей. Даже при многократных попытках властей внедрить новые обряды и ритуалы, они лишь соседствуют или совмещаются с традиционно сложившимися, но отнюдь не устраняют последние.

Почему, собственно, исламу на Среднем Востоке удалось укрепиться, вытеснить прежние верования людей, а не буддизму, зороастризму и христианству, обладавшим уже к моменту появления в регионе арабов со своей верой многовековой историей функционирования здесь, развитым богословием, подготовленными кадрами духовенства? Ислам победил благодаря тому, что он наиболее адекватным образом соответствовал сложившемуся социальному порядку восточного общества, имевшему ярко выраженный общинный характер. Он силен не обрядностью, в отличие от христианства, не глубиной внутреннего самопогружения и самосозерцания, характерного для буддизма, не мощью поклонения внешнему символу - огню, присущего зороастризму, а своей способностью сиюминутно регламентировать все стороны жизни индивидуума и его окружения.

Среда не дает готовые, развернутые формулировки норм, которых следует придерживаться, но воспитывает отношение к ним как к нравственным, заслуживающим уважение, одобряемым. Нормы ислама, которые тесно вплетены в жизненные представления человека, привлекают его прежде всего тем, что выступают в значении ценностных символов. Застывая в привычных стереотипах поведения, они выступают как моральные ориентиры для нравственного сознания и занимают прочное место в мышлении, и особенно в эмоциональной жизни личности, с трудом поддаваясь позднее изменениям. Кроме того, человек зачастую показывает себя приверженцем религии не потому, что является таковым, а потому, что вынужден считаться с мнением окружающих, не желает противопоставлять себя окружающей среде.

С конца 80-х годов в каждой махалле стала открываться своя собственная мечеть. Здесь не было никакого "всплеска» или "ренессанса" религиозного сознания. Просто духовенство благодаря либерализации общественной жизни легализовала свой статус. В это же время быстро возрастает роль традиционных институтов местного самоуправления - махаллинских комитетов. Начался процесс интенсивного взаимодействия между махаллей и мечетью, которые решали практически все вопросы. В результате этого местные советские органы власти "повисли в воздухе", утратили рычаги воздействия на общество. Тогда же примерно духовенство стало выдвигать своих представителей в качестве кандидатов на выборах в различных уровнях и побеждать. Наметился конфликт между политической исполнительной властью - и властью традиционных институтов.

Мечеть успешно пережила советский период, и сегодня именно она вместе с общиной формируют социальный механизм, регулирующий и регенерирующий традиционный образ жизни в аграрном секторе. Эти институты контролируют и определяют повседневную жизнь человека гораздо больше, чем смена политических режимов в столицах.

Сегодня необходимо различать ислам, как религию, глубоко пронизывающую среднеазиатский социум, и ислам, как форму политической идеологии, которую пытаются использовать совершенно определенные группы и слои общества, -называемую фундаментализмом или ваххабизмом. Социальный смысл процесса "исламизации общественного сознания и политической жизни в Таджикистане, в Ферганской долине и части Киргизии очевиден: задыхающаяся в условиях демографического взрыва и минифундизма деревня для формулирования своих нужд ищет в исламской традиции адекватного выражения своих требований. «Традиционная» деревня, вооружившись исламом как политической идеологией, не видя для себя другого выхода, интуитивно или сознательно вступила в борьбу за политическую власть.

Подобные движения типичны для обществ, находящихся в глубоком кризисе. Люди не видят для себя никаких реальных перспектив в этой жизни, они страшатся настоящего и ненавидят будущее. Единственный выход в такой ситуации -идеализация прошлого. Этот стихийный поворот к прошлому вызван отчаянием.

Со второй половины 80-х годов в Таджикистане, а также в ряде населенных пунктах Ферганской долины появились люди в возрасте 30-45 лет, в основном происходящие из семей священнослужителей, не попавшие в медресе и не сделавшие религиозной карьеры, но получившие достаточное образование (как в учебных заведениях, так и посредством занятий дома), знающие законодательство, следящие за прессой; обладающие достаточным кругозором и знаниями национальных обычаев и традиций, постоянно общающимися с верующими, каждодневно оттачивая ораторское искусство.

Эти низовые исламские активисты часто называют себя ваххабитами, хотя, конечно, в подавляющей массе они не способны сказать что-то связное о своей исторической преемственности Мухаммаду ибн Абд- аль-Ваххабу (проповедовавшему в XYHI веке в Аравии и давшему начало религиозно-политическому течению в исламе (в суннизме) за "возврещение к первоначальному исламу": необходимо следовать только Корану, признавал лишь те хадисы Сунны, которые сложились в течение первых четырех халифов; все, что накопилось в исламе позже, носит поверхностный характер и потому является не обязательным для мусульманина, а во многом даже вредным и запретным. Во имя чистоты веры следует молиться лишь Аллаху, но никак ни пророку Мухаммеду, ни тем более другим святым с их гробницами, памятниками, реликвиями. Между Богом и людьми не может быть посредников, и потому нет надобности и в профессиональном духовенстве. Пережив бурную историю, ваххабизм со временем существенно трансформировался и представляет собой ныне официальную идеологию Саудовской Аравии). Но интуитивно они схватывают мотивы учения, формулируя собственные требования в русле мусульманской традиции.

Центральная идея фундаментализма - возврат общества к его естественным "цивилизационным истокам", зиждущимся на религии. В соответствии с этим, по мнению его современных приверженцев, нужно реконструировать и государство, которое также должно строиться и функционировать на основе принятых в данной цивилизации морально-этических норм.

Начав с требования "дешевых обрядов" и знания каждой суры Корана, они превратили свое движение в своеобразную реформацию среднеазиатского ислама, постепенно обрастая отрядами приверженцев. Будучи не признанными официальным духовенством и властями, эта группа вступила с ними в конфронтацию, утверждая, что служители культа не должны жить на пожертвования молящихся и тем более обогащаться за счет оплаты религиозных обрядов; служители культа обязаны безупречно знать Коран, быть компетентными в делах веры, наконец, вести нравственный образ жизни. Все это, по мнению ваххабитов, забыто официальным духовенством, которое стало частью истеблишмента.

Подобные требования падали на благодатную почву. Традиционной среднеазиатской деревне все труднее становилось нести бремя платной культовой обрядности (к ним добавлялись часто и ритуальные поборы коррумпированных властей, например, за разрешение на погребение). В таких условиях новые "неформальные" муллы, которые призывали граждан "не платить" и демонстрировали аскетизм и праведность, стали естественными лидерами для масс темной, страшно бедной крестьянской молодежи (б).

Это стало по существу началом политической и идеологической мобилизации "традиционалистской" среднеазиатской деревни в густонаселенных районах, находящихся в условиях стремительного роста рождаемости и все более обостряющегося земельного голода.

:: Высказаться ::

 

 

Все права принадлежат Международному институту гуманитарно-политических исследований, если не указан другой правообладаетель