Малахов В. С. Pro et Contra. М., 1999, Том.4, № 1, С.129-132. В сборнике «Скромное обаяние расизма».

Еще раз о националистическом дискурсе

К написанию этих строк меня дискуссия между Павлом Канделем и Алексеем Миллером, развернувшаяся по поводу статьи последнего о дискурсивной природе национализмов^*. Эта полемика явно выходит за рамки частного спора двух ученых, отражая размежевание, разделяющее на два лагеря и нашу исследовательскую литературу, и общественно-политическую публицистику. Речь идет об интерпретации понятия “национализм”. А.Миллер предлагает освободить это понятие от негативных коннотаций и начать употреблять его в нормативно нейтральном плане. П.Кандель находит это предложение лишенным смысла. В своем ответе на критику - выполненном, надо сказать, с большим риторическим блеском - А.Миллер указывает на ряд недоразумений, которые он склонен приписать непродуманности позиции оппонента. Однако на деле речь идет, как мне представляется, не о чьих-то субъективных неточностях, а об объективных недо-разуме ниях, накопившихся в отечественной литературе о национализме.

Первое из таких недоразумений связано с неявным смешением политического (государственного) и этнического национализма. Это смешение в высшей степени характерно не только для языка российской журналистики, но и для языка политических деклараций и доктринальных документов. Это обстоятельство позволяет А.Миллеру уйти от критики, намекнув П.Канделю, что тот обращается не по адресу: его критика направлена, по сути, на одну из разновидностей национализма - этнонационализм; а коль скоро А.Миллер - противник такого сведения, то к нему аргументы П.Канделя не относятся. Помня о том, что лучшая защита - это нападение, А.Миллер идет дальше, инкриминируя своему оппоненту идеологичность: тот, де, разделяет представление о национализме, характерное для советской, насквозь идеологичной, а значит - ненаучной традиции, где национализм (с непременным предикатом “буржуазный”) служил жупелом, категориальным контрагентом которого выступали (советск ий) патриотизм и (пролетарский) интернационализм. Между тем П.Канделю, несомненно, хорошо известно различие двух основных интерпретаций понятия национализм. Его сомнения в правомерности аксиологически нейтрального употребления этого понятия вызваны не эмоциональными причинами и не инерцией “советского” мышления. Они продиктованы прежде всего соображениями социально-практического свойства: сколь бы умеренными и либеральными ни были адепты национализма на уровне теории, на уровне конкретных социальных практик национализм означает не что иное как стремление к культурной и, по возможности, этнической гомогенизации общества. А поскольку последнее практически всегда является гетерогенным, его гомогенизация влечет за собой насилие. Причем насилие тотальное, методичное и довольно часто неоправданное рационально, приносящее экономические и политические интересы конкретного общества в жертву абстрактной идее нации.

Второе недоразумение, которым весьма искусно пользуется в своем ответном слове А.Миллер, провоцируется полисемантичностью терминов “нация” и “этническая группа” (“этнос”). Он, в частности, подмечает, что СССР и Югославия представляли собой не “наднациональные общности” (как их называет П.Кандель), а общности“надэтнические” (вернее, “надэтнические проекты”, которым не суждено было реализоваться). С этим возражением вполне можно бло бы согласиться, если бы в нашей литературе существовало хотя бы подобие терминологической конвенции. Но такой конвенции нет и в помине. Население сегодняшней России, которое А.Миллеру (и, признаюсь, автору этих строк) хотелось бы квалифицировать как полиэтничное, сплошь и рядом называют многонациональным. Если А.Миллер относит это обстоятельство к некорректности обыденного словоупротребления, пусть заглянет в текст Конституции РФ.

Отмеченные два недоразумения постоянно порождают бесплодные словесные баталии - бесплодные по той тривиальной причине, что их участники употребляют базисные категории в разных смыслах. Когда российские исследователи выступают с предложением нормативной разгрузки термина“национализм”, они следуют западной, прежде всего англо-американской традиции. В рамках последней в самом деле сложилось нормативно нейтральное понятие национализма. Что логично, поскольку здесь сложилось политическое (гражданское) понятие нации. Термины “нация”,“государство” и “общество” здесь то и дело употребляются как взаимозаменяемые. В постсоветских же странах, в России в том числе, где под нацией чаще всего имеют в виду этнос, национализм, увы, чаще всего означает не что иное, как этнонационализм.

Наконец, третье недоразумение, восходящее на этот раз не к русскоязычной, а к международной традиции интерпретации национализма: соотношение национализма и демократии. Со времен Ханса Кона в исследовательской литературе распространено мнение, будто национализм - родной брат либерализма и демократии, поначалу шедший с ними рука об руку, а впоследствии от них отдалившийся и утративший свой эмансипаторский потенциал. Опираясь на этот сомнительный постулат исторического национализмоведения, А.Миллер указывает П.Канделю на “не выдерживающее критики допущение”, согласно которому “демократия и национализм плохо уживаются друг с другом”. Мне же думается, что это утверждение вполне выдерживает критику. Скажу сильнее: демократия и национализм суть два несовместимых теоретико-политических принципа. Исторически они, разумеется, могут выступать в качестве временных союзников (каких только причудливых союзов ни увидишь в конкретной политике!), но логически они представляют собой противополо жные установки. И напрасно А.Миллер указывает на их общее основание - суверенитет народа (нации). Они слишком по-разному этот суверенитет понимают. “Нация” для демократии - продуктивная фикция, необходимая для легитимации нового типа власти (власти “народа” в отличие от власти монарха); “нация” для национализма - конкретно переживаемая реальность, чувственно или “духовно” данная целостность.То, чем занимается национализм - это перетолкование “нации” как формальной инстанции суверенитета и легитимности - в “нацию” как конкретное сообщество; перетолкование “нации” как абстрактного политического тела в наполненное содержательными определениями “национальное тело”.

Стремление А.Миллера “в противовес этнической и закрытой трактовке” категории нации отстаивать “надэтническую и открытую” ее трактовку не может не вызывать симпатии. Но он противоречит сам себе, предлагая заменить надэтнический термин “россиянин” этнически нагруженным термином “русский”. Сколь бы привлекательны ни были его соображения в пользу надэтнического прочтения этого слова, такое прочтение давно сделалось невозможным. Воображать, что осетина, калмыка, татарина и т.д. (не говоря уже о чеченце) - удастся убедить в сверхэтническом значении термина “русский” и принять последний в качестве самоназвания - такое может прийти в голову только очень далеким от жизни интеллектуалам.

В заключение одно замечание относительно понятия “националистический дискурс”, ввести которое в наш научный оборот предлагает А.Миллер и эвристичность которого ставит под вопрос П.Кандель. На мой взгляд, это понятие вполне могло бы иметь эвристическую ценность, если бы не его истолкование А.Миллером. Национализм, будучи дискурсивным феноменом, не перестает от этого быть определенной политической идеологией, конкурирующей с другими политическими идеологиями - например, с либерализмом и социализмом; в интерпретации же, даваемой А.Миллером, национализму приписывается всеобщность, не позволяющая осмыслять эту идеологию в одной плоскости с другими. Националистический дискурс у А.Миллера - это, по сути, всякий политический дискурс в той мере, в какой участники последнего употребляют термины “нация” и “национальный интерес”. Тем самым объем понятия “национализм” становится безразмерным, а содержание - размытым. Националистами оказыв аются и либералы, и социал-демократы и кто угодно еще, т.е. все политики, в лексиконе которых присутствуют понятия “национальный интерес”, “национальная безопасность” и т.д. Между тем политические деятели ненационалистического спектра вкладывают в термин “национальный интерес ” совсем не то значение, что националисты.

Иначе говоря, национализм - не метадискурс, как его представляет А.Миллер, а один из работающих в политическом поле дискурсов. Значит, он может и должен быть специфицирован по отношению к иным дискурсам (либералистскому, социал-демократическому, этатистскому, коммунистическому и т.д.). В противном случае все тонет в океане “национализма”.

:: Высказаться ::