THE NORWEGIAN INSTITUTE OF INTERNATIONAL AFFAIRS
CENTER FOR RUSSIAN STUDIES

CENTRAL ASIA
THE ETHNOLOGY OF POLITICAL MANAGEMENT: YESTERDAY, TODAY & TOMORROW

by Shokhrat Kadyrov

ЭТНОЛОГИЯ УПРАВЛЕНИЯ В СРЕДНЕЙ АЗИИ:
ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА

A special Report for the Conference
«The Turkmenistan: not on Orange revolution but Regional?»,

Oslo, 6  june 2005

Актуальность. История советского внешнего управления в Центральной Азии, а точнее его этнические аспекты, в мировой историографии разработаны недостаточно. Между тем, обращение к опыту внешнего управления России актуализируется в связи, как с сохранением ее влияния в этом регионе, так и наметившимся переходом независимых государств Центральной Азии в сферу интересов США.

Цель. В данном докладе, в рамках инициативно разрабатываемого автором направления - этнологии политического менеджмента[3] - показаны узловые компонеты внешнеполитического управления России в республиках советской Центральной Азии, а также изменения, которые это управление претерпело в постсоветский период.

Гипотеза. Геополитическое соперничество в Центральной Азии выигрывает внешняя сила, опирающаяся на фундаментальные закономерности развития местных обществ и их элит, учитывающая особенности трансформации региона в ХХ-XXI веках. Автор исходит из гипотезы, что уровень корпоративной сплоченности центрально-азиатских элит обратно пропорционален исторически присущей им кланово-земляческой разобщенности, в свою очередь, детерминируемой процессами комплексной модернизации. Именно эта внутриэтническая разобщенность является детонатором и движителем политических преобразований в Центральной Азии, позволяющая участвовать во внутриполитических процессах центральноазиатских стран разным внешнеполитическим силам одновременно.

Разработанность. Тема внешнего управления в традиционном обществе до недавнего времени ограничивалась полемикой о метрополиях «хороших» и «плохих». Советскими и российскими историками до сих пор отрицается применение терминов «империя» и «колония» к политике Москвы в эпоху СССР. В позднесоветское время был поставлен вопрос о том, что в царское время российское управление в национальных окраинах существенно отличалась от колониализма западного типа, например, британского. В ходе дискуссий на эту тему в советском Туркменистане в 1980-х гг. была сделана попытка утвердить концепцию о добровольном желании туркмен стать колониальными поддаными Российской империи[4].

Еще чаще оценка внешнего управления сводилась к известному изречению «разделяй и властвуй» или, другими словами, что представители метрополии в колониях только тем и занимались, что искусственно разжигали трайбализм. Объяснение постсоветского трайбализма как следствия прежней политики Москвы стало традицией в официальной интерпритации трудностей переходного периода правительствами независимых государств Центральной Азии.

Важно заметить, что в российских учебниках по политической антропологии ныне  применяется термин «синполитейность»[5]. Это важный шаг вперед в объективном рассмотрении проблемы влияния меторополии на колонии. Речь идет о прямом или косвенном политическом управлении и, через него, о влиянии развитых государственных систем на любые слабо консолидированные и/или отстающие в модернизации (традиционные, доиндустриальные и т.п.) общества.

Что такое этническое общество

Центральноазиатские общества состоят из племен вторичного типа, субъэтносов. Это не первобытные племена, а, использующие в политических целях идеологию племенной солидарности, этнические субстраты. Тенденции политогенеза в таких обществах (сообществах) изначально базируются на организации управления по принципу племенных ханств и аморфных конфедераций, а культурная антитеза «мы или они», в отличие от обществ-наций, направлена преимущественно вовнутрь этноса. Племена столетиями живут компактно, в ареалах сравнительно изолированных друг от друга. Родоплеменная сплоченность продолжает конкурировать с территориальной и потому нередко внутри ареалов межплеменная интеграция ограничивается инкорпорацией. Эндогамии и этно-расовые предубеждения произвольно используются для объяснения старой и в качестве инструментов формирования иерархии элит. Общеэтническая самоиндентификация сочетается с племенным самосознанием. Старые легенды о старшинстве племен (читай - их подчиненности друг другу) не только восстанавливаются, но и тенденциозно редактируются в угоду конънктуре политического рынка.

Так, в Таджикистане титульный этнос делится на таджиков северных и южных, жителей равнины и горцев. По одной из версий, представители каждой из этих групп лишь себя ощущают «настоящими» представителями своего народа[6]. В числе «чистых» таджиков фигурируют «памирцы», каратегинцы, дарвазцы – потомки древних обитателей этих мест[7]. «Нечистыми» якобы являются кулябцы и ленинабадцы, которые смешались с тюркскими племенами[8]. Исследователь С. Абашин, напротив, считает, что памирцы и другие горные этничности Таджикистана (также как ходженцы и кулябцы) далеко не «таджики»: они говорят на особых языках и имеют особую культуру[9]. Отмеченное деление современных «наций» мы найдем в Казахстане (северные, южные, западные), в Кыргызстане (северные и южные), в Узбекистане, где самаркандский клан президента страны И. Каримова ведет борьбу то с джизакским, то с бухарским и ферганскими клановыми группировками[10]. Всюду положение усугубляется сохранением деления территориальных общностей на субэтнические группы при одновременном превращении территориальных групп (кулябцев, гиссарцев, ходженцев, бухарцев, балканцев, дашогузцев, лебапцев, марыйцев и др.) в этнизированные общности[11], каждая из которых считает себя этнически более «чистой», чем другие. Так, для ташкентских узбеков «ферганские вообще считай что и не узбеки»[12].

Свойственная этническим обществам архаическая форма культуры политических отношений - племенной гегемонизм, сепаратизм и всевозможные разновидности этнических патронажно-клиентальных связей (семейно-родственных, клановых, родовых племенных, земляческих). Так, например, в Кыргызии борьба идет между Севером, где доминирует чуйско-иссыкульский клан (а внутри этого клана – племя сарыбагыш), и Югом, где господствует ошский клан, состоящий из различных локальных групп[13], в том числе сильной группировки узбеков.

В марте 2005 года под эгидой представителей ранее отстраненных от власти южных кланов в Кыргызстане с поста президента был смещен северянин А. Акаев и проведена подготовка новых президентских выборов. Апрельские события 2005 года в Андижане и массовые расстрелы там граждан были осуществлены режимом И. Каримова в контексте его борьбы с элитой Ферганской долины, среди которой были сильны оппозиционные настроения, ибо, как полагает депутат Таджикского парламента М. Кабири, верховодившие в советское время ферганские кланы после распада СССР были оттеснены на второй план[14]. Обращает на себя внимание, что если в Украине и Грузии регионы по отношению к лидерам «бархатных революций» в столицах заняли позицию «контреволюционеров», то в Центральной Азии, напротив, именно регионы являют примеры инициаторов политических преобразований. Показательно, что страны бархатных революций на западе СНГ уже в советское время многократно превосходили страны Центральной Азии по количеству докторов и кандидатов наук, численности научных работников и другим характеристикам европеизации местных элит. В послесоветское время, в связи с резким падением уровня развития науки и образования, особенно в Узбекистане и Туркменистане, этот разрыв еще более увеличился.

Культурная политическая традиция в этнических обществах допускает проявление идеологии и практики племенного гегемонизма на локальном уровне, внутри племени или в пределах определенного исторического ареала расселения племенного землячества. Надлокальный уровень племенного гегемонизма, с опорой на институты унитарно-централизованной государственности, ущемляет интересы остальных племен, усиливает межплеменную конкуренцию и дестабилизирует этничное общество. Поэтому этничные общества длительное время имеют слабые внутренние ресурсы для формирования своей государственности. Эта государственность, если и возникает, то базируется на деспотии, а после падения диктатора сталкивается с большими трудностями в формировании демократического строя. Такие проблемы стоят в Ираке и Афганистане, в государствах постсоветской Центральной Азии.

Надуманность поиска «чистой», корневой части этноса (титульной нации) бессмысленна, так как собственно этнонимы этих наций, как символы якобы завершенной внутриэтнической консолидации, утвердились лишь в советское время. Все этнонимы титульных наций в независимых государствах Центральной Азии – суть политонимы, еще отнюдь не свидетельствущие о том, что они возникли как результат внутриэтнического смешения и не отрицающие само деление на субъэтносы. Смешение на протяжении веков, конечно, имело место. Но этот факт, опять-таки, свидетельствует, что ни одна из частей этноса не может узурпировать права заявлять о себе как о прародительнице современного этноса.

Если же говорить о продукте именно национально-этнического развития прямо принадлежащем новым нациям советской Центральной Азии и положившем основу их национального развития, то им являются не первопредки туркмен, кыргызов, узбеков, таджиков и казахов, а сформированный в результате частичной модернизации слой евронационалов.

Управление не внешнее и не внутреннее,

или кто такие евронационалы

Опыт показывает, что феномен надлокальной племенной гегемонии в этничном обществе возникает вместе с унитарно-централизованным типом власти, под влиянием уже сложившихся в данном геополитическом ареале развитых государственных систем унитарно-централизованного типа, другими словами, под влиянием внешнего управления.

В советской Центральной Азии, формально, главным органом власти был парламент, но фактически, - местная партийная верхушка, была завуалировано, но прямо подчинена внешнему (московскому) управлению, которое регулировало отношения внутри правящей местной элиты, с целью выполнения как тактических, так и стратегических задач метрополии в регионе. Так, командированный в республику московский эмиссар занимал главный политический пост в государстве (первого секретаря ЦК компартии Туркменистана) почти 20 лет, а с 1947 года – непосредственно контролировал первого секретаря ЦК КПТ – туркмена, выступая в роли второго секретаря ЦК, еще почти 45 лет.

Аналогичная схема управления использовалась в других центрально-азиатских республиках СССР. Во всех республиках Центральной Азии эта схема учитывала в интересах метрополии по меньшей мере следущие три основных аспекта:

1) неизбежность воспроизводства элиты в ареалах ее этнического происхождения (расселения) – объективность регионализации. В образованной в 1924 г. Туркменской ССР Москва объединила возникшие в начале 1920-х гг. туркменские национальные автономии северных йомудов и других туркменских племен Хивы с туркменами-эрсари Бухары, а также с йомудами, теке, сарыками, салорами русской Закаспийской области. Не идя на уступки в сохранении традиционного самоуправления, большевики вынуждены были строить административно-территориальное деление в жестко централизованном государстве с учетом этнического расселения туркмен[15]. В 1973 году республика была окончательно поделена между пятью племенными землячествами (областями), а главы областей входили в высшее руководство Туркменистана, заседавшее в столице страны – г. Ашхабаде. На западе и севере преобладали туркмены-йомуды, на востоке – туркмены-эрсари, на юге – туркмены-теке, на юго-западе – туркмены-геоклены и т.д. и т.п. До этого времени, в течение 50 лет воспроизводство традиционной элиты (априори «врагов народа») блокировалось посредством репрессий и административно-территориальных реформ. Власть на уровне областей, нередко упразднялась и районы прямо подчинялись Ашхабаду, что давало повод для широкомасштабной ревизии и обновления местных аппаратов власти на всех уровнях территориального деления.

2) неизбежность в унитарно-централизованном государстве диспропорции в развитии территорий (столица и регионы) – объективность неоструктуризации этноса. Сравнительно модернизированным остается столичный регион, а значит и вовлеченное в его жизнь, в силу территориальной близости к столице, столичное землячество. Возникающую при этом опасность диспропорции в развитии местного политического класса нейтрализовывали путем подготовки в столице унитаристов-евронационалов из разных племенных землячеств. Таким образом, столица становилась местом скопления и постоянного жительства туркменского политического класса из разных регионов страны.

Представителей аналогичного слоя в Азербайджане известный западный специалист профессор Т. Светоховский предложил именовать «модернизаторами»[16]. Российский ученый В.В. Бочаров использует термин «интеллигенция», имея в виду именно особую социальную группу африканцев, получивших в колониальный период европейское образование. Он также называет их «революционными демократами», «представителями политической культуры рационального типа», в противовес традиционалистам[17].

В нашем понимании этническое общество в эпоху экономической модернизации и культурной европеизации трансформируется из общества традиционалистов в общество не «революционеров-демократов», а в «национал-демократов», и, в культурологическом смысле, в евронационалов. При этом, на континууме «традиционалисты – евронационалы», реально существущей группой являются евронационалы-этнократы, в то время как представители крайних групп либо уходят в прошлое (традиционалисты), либо принадлежат будущему (собственно евронационалы). И если в зачаточном состоянии этнократы тяготеют к традиционалистам, то в законченном виде евронационалы, от идеи унитарно-централизованного этнократического государства, созревают, до понимания нации как гражданского общества. Интенсивность трансформации определяется масштабами и глубиной модернизации местных обществ в советское и постсоветское время.

Поскольку модернизация в советское, да и в постсоветское время происходит постепенно, то до осознания евронационалами идеи гражданского общества их определяющим признаком была и остается приверженность идее консолидации этносов в нацию через строительство унитарно-централизованного государства, при котором инструменты централизованного государства использутся для необъявленной стратификации общества по клановому (этническому) признаку. Собственно говоря, этот эволюционный контекст и дает право говорить о евронационалах как историческом феномене, вокруг которого разворачивается интрига политического развития Центральной Азии в эпоху ее модернизации.

Степень политического контроля Москвы в республиках Центральной Азии зависела от уровня европеизации националов. Так, в политической культуре туркменского общества, в отличие от узбеков и таджиков, почти отсутствовал опыт управления государством. Поэтому по индексу политического доминирования иноземной компоненты (разнице между процентом русских в составе населения и их доли в составе высшего руководства республики) Туркменистан превосходил в два-три раза Казахстан, Кыргыстан и Узбекистан (таблица 1), то есть республики, значительно превосходящие советский Туркменистан по показателю русской демографической колонизации.

Таблица 1

Индексы русского доминирования в Центральной Азии, сер. 1960-х гг. (%)

Примечание. Индексы: ДК - демографической колонизации (процент русских в составе жителей республики[19]; ПС - политического соучастия (процент мест в составе высших должностей республики[20], занимаемых нетуркменами[21]); ПД - политического доминирования (ПД = ДК- ПС).

Если в культурном и демографическом отношении наиболее русифицированными центрально-азиатскими республиками были Казахстан и Кыргызстан, то наиболее русифицированным политически был советский Туркменистан. Повышенное представительство иноземцев в высшей политической элите туркмен – свидетельство ее внутренней неразвитости и общего цивилизационного отставания туркменского общества. Чем выше общекультурологическое (в частности, демографическое) влияние метрополии на колонию, тем выше степень ее потенциальной и реальной самостоятельности, ее способности  и готовности иметь своих руководителей в лице евронационалов. Численное доминирование иноземцев не в населении, но в руководстве было не только следствием слабости внешнего культурного влияния, но и, как ни парадоксально, препятствием полной европеизации местной элиты, фактором сохранения ее маргинального состояния.

Дело в том, что внешнее управление не было заинтересовано в полной ассимиляции правящего местного слоя, ибо в таком случае евронационалы теряли свою значимость, как аргумент необходимости сохранения иноземного влияния. Местная правящая элита не должна была быть ассимилирована настолько, чтобы быть способной заменить «старшего брата». Евронационалы должны (были?) быть «недоразвиты» и потому нуждаться в постоянной поддержке компетентных иноземцев.

Для метрополии идея преданности ей евронационала выражалась в его способности служить иноземной власти, сохраняя тесную связь с народом, пользуясь его доверием, умении говорить с ним на одном языке. Поэтому связь евронационала со своей этнической культурой была неотъемлемым и внешним, и внутренним (туркменским, узбекским, казахским и т.д.) условием его карьерного роста. В результате, ни один из местных лидеров высшей элиты, в условиях деления на племенные землячества, не мог быть реальным лидером республиканского (национального) масштаба. Авторитет каждого из них распространялась, прежде всего, на регион его этничности, (земляческой) принадлежности. Чем ниже был уровень европеизации элиты, тем больше она была регионализирована, опиралась на свои землячества, использовала региональную карту в политической борьбе.

Что касается национального лидера в этническом обществе, то он, скорее чем быть всеобщим любимцем, был бы, по определению, равноудален от всех племенных землячеств и прежде всего от псевдо-евронационалов в регионах. Такого рода этнически стерилизованный государственный и политический деятель в местном обществе не мог иметь будущего, так как не вписывался в механизм межэтнической конкуренции, составляющий суть политического развития местных обществ. Число исключений из этого правила невелико и касается, прежде всего, культурной, а не политической элиты туркмен. Например, великий для всех туркмен поэт из туркменского племени-геоклен Магтымгулы Прагы. Большая часть евронационалов Центральной Азии находилась в плену этнократической концепции строительства государственности, предполагавшей концентрацию власти в столице и дворцовую борьбу фигурантов земчеств за власть над всей страной.

Совмещение революционной вертикали власти внешнего управления (диктатуры пролетариата) с традицией племенного гегемонизма – было одним из главных результатов советского правления, последствия которого ощущаются и по сей день, выражаясь в неприятии еронационалами от номенклатуры идеи федерализации. Вместе с тем нельзя не видеть, что для завоевания широкой популярности в местном обществе евронационалам необходимо было быть убежденными сторонниками эволюционной, а не революционной концепции развития государственности, предполагавшей расширение прав этнорегиональных элит. Поэтому, по мере потери накала революционности, вплоть до перехода советского развития в брежневский застой, ослабление вертикали внешнего управления неизбежно реанимировало традицию автономизации местных обществ.

Забегая вперед отмечу, что связь между советским и постсоветским периодами состоит в усугублении этнического регионализма в результате эмиграции русскоязычного населения на фоне начавшегося в еще 1960-х гг. так называемого демографического взрыва среди евронационалов. Развитие демографического перехода от многодетной к малодетной семье, смещение антитезы («мы – они», например: «узбеки – русские») извне во внутрь этноса (например: туркмены: «чистые» - «нечистые»), еще более укрепляет процесс автономизации регионально-племенного самосознания.

Свойственное демографическому переходу снижение рождаемости зачастую происходит в результате не только трансформации ценностных ориентаций индивида (собственно потребности), но и, параллельно, (а может быть и первоначально) ущемления потребности иметь в семье много детей в результате тяжелых экономических условий. В такой ситуации во всех независимых государствах Центральной Азии происходит обвальное снижение рождаемости. Неудовлетворенная потребность в собственных детях компенсируется за счет усиления связей индивидуума с этническими институтами высокого ранга: родовым коллективом, племенем, земляческой группой. Таким образом, если наличие внешнего фактора (русская диаспора) вызывает у евронационалов реакцию общеэтнической сплоченности, то внутренние процессы (разложение многодетной семьи) – ведут к усилению субълокального единства. Без учета этой закономерности следует считать неверным тезис о том, что разложение традиционной многодетности у народов современной Центральной Азии является индикатором разложения клановых, патронажно-клиентальных связей.

Несмотря на тормозящую роль иноземного доминирования в политическом руководстве стран Центральной Азии, властный дуумвират «иноземец – абориген» следует считать системообразующим признаком государственной жизни в этническом обществе. Притирка этнических элит к унитарно-централизованной государственности была возможной благодаря иноземной прокладке между таким типом государственности и автохтонным типом политической культуры. Для такого типа культуры характерны, с одной стороны, племенной гегемонизм, а с другой – стремление жить автономно, федерациями и конфедерациями. Обе традиции не способствовали мирному сотрудничеству евронационалов в аппарате централизованной власти.

Препятствуя узурпации власти в государстве определенным племенным кланом, метрополия сохраняла свое лидерство и миссию централизатора. Объективные условия и субъективные интересы в этой комбинации, в известном смысле, гармонировали, дополняли друг друга. Как в Кыргызстане, Туркменистане и в Таджикистане в первые годы строительства советской государственности главное место в руководстве занимал представитель Москвы (в Казахстане этот процесс продолжался и в последующее время).

Советские политтехнологии:

объединяй и властвуй

Проблема стояла в разработке политтехнологий этнического баланса местной высшей власти, обеспечивающих гегемонию метрополии. Для этого распределение постов в центре постоянно колебалось в пользу того или иного землячества. Так, например, в Киргизии с 1917 по 1990 гг. в высшем эшелоне власти пребывали то представители южных племен, то северяне[22]. При этом в послевоенный период в составе руководителей компартии Кыргызстана преобладали северяне. В Таджикистане, как и в Туркменистане в послевоенный период республикой руководили представители определенного землества или их групп (см. табл. 2 ), а точнее – «не чистые» таджики и  в случае с Туркменистаном, - «не чистые» туркмены.

Таблица № 2

ПЕРВЫЕ СЕКРЕТАРИ ЦК КОМПАРТИИ ТАДЖИКИСТАНА

В Казахстане: до 1925 г. во властных структурах доминировали представители Младшего жуса, на территории которого находилась столица края – г. Оренбург. Затем, с февраля 1925 г. столица была перенесена на юг в г. Кзыл-Орду, в зону доминирования Старшего жуса. С 1960 г. этот жус в лице Д. Кунаева и Н. Назарбаева правит Казахстаном. Однако в целом, и в Кыргызстане, и в Казахстане чаще происходила не просто смена у власти евронационалов, а чередование на посту первого секретаря ЦК компартии русского и казаха.

В Узбекистане, по одной из версий[23], с 1930-х годов власть в стране узурпировали ташкентские и ферганские кланы. Но с 70-х годов прошлого века начинается возвышение юго-восточных кланов по главе с джизакцем Ш. Рашидовым. Аналогичная ситуация перехода власти от сильных к слабым кланам сложилась, как отмечено выше, в Таджикистане и в Туркменистане. После роспуска СССР лидерство кланов этого региона во главе с И. Каримовым (самаркандцем), в отличие от Туркменистана, где власть перешла к столичному племени, сохранилось. Причина такого несоответствия в технологиях этнополитического менеджмента Москвы в этих двух республиках на последнем этапе своего прямого влияния, как нам представляется, состояла в том, что ташкентские и ферганские кланы были способны к большей независимости Узбекистана от Москвы, чем сравнительно слабые юго-восточные кланы.

Какому из племенных землячеств внешнее управление отдавало предпочтение? Как работал в республиках советской Центральной Азии пресловутый принцип «разделяй и властвуй»? Парадокс состоит в том, что для гегемонии метрополии нужно было не разъединять, а объединять племенные землячества, причем сильное землячество должно быть слабым, а слабое - сильным. Для понимания формирования логики этнических предпочтений внешней власти следует учитывать следущие особенности:

Предпочтение отдавалось второстепенным, ослабленным кланам, гарантировано (в силу своей слабости) не способным держать власть вне метрополии.

Теоретически, право править могло быть дано любому отдельно взятому землячеству, так как каждое из них по определению не могло взять на себя функции отвечать за весь народ и быть достаточно сильным, чтобы противостоять совокупности землячеств, отодвинутых на вторые и третьи роли.

Под вторыми и третьими ролями именовались должности председателей ЦИК (Верховного совета), председатели Совета министров республик, а также президенты Академии наук председатели творческих союзов. Таким образом, по большому счету лидерства одного землячества в чистом виде никогда не было. Была структурированная совокупность фигурантов различных землячеств.

Поскольку долгое нахождение у власти делало слабого сильным, то отсюда автоматически срабатывало другое неписанное правило – обязательная смена лидерства землячеств.

В условиях унитарно-централизованного государства единственным племенным землячеством, способным конкурировать с метрополией в гегемонизме были кланы-уроженцы столичного ареала. Поэтому контроль метрополии за столичной группировкой был всегда особенно тщательным.

В Туркменистане на первом этапе советская метрополия укрепляла свои позиции опирась на сильное племенное землячество (ахалтекинское). После того, как власть Москвы окрепла (послевоенный период) ставка была сделана на ослабление сильного племени путем передачи главных постов в партии правительстве и парламенте фигурантам из периферийных землячеств. Затем, метрополия уходит и она оставляет наследником своей власти ослабленное столичное племенное землячество, а последнее в свою очередь, для укрепления своих позиций возобновляет активное сотрудничество с метрополией как ее главный союзник в сохранении в стране унитарно-централизованной государственности. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Столичный гегемонизм был способен конкурировать с властью метрополии, противопоставляя ей территориальное единство со своим племенным электоратом. Но первоначально, как ни парадоксально,  ведущие посты в политической администрации занимали туркмены столичного землячества (до 1951 г.). Они еще в царское время имели лучшие условия для культурного развития, потому, что окружали столицу и были более европеизированы[24]. Например, охват учащихся светскими начальными школами среди туркмен-теке был в два и более раза выше, чем среди остальных туркменских племен вместе взятых[25]. Американский историк Adrienna Edgar, установила по архивным материалам, что в 1929 из 154 туркмен – студентов педагогического института в Ташкенте 89 были из племени теке, более 20 из остальных туркменских племен и остальные – из представителей других национальностей[26].

Представители от столичного землячества были на первом плане в борьбе иноземцев с локальным гегемонизмом и уничтожении этнической центробежной оппозиции (басмачества), для чего в Ашхабаде был сформирован специальный Национальный полк. До образования ТССР в бывшей Закаспийской области туркмены-теке составляли более половины населения. После образования ТССР и включения в ее границы туркменских районов Бухарского и Хивинского ханств демографический баланс изменился в пользу нетекинского населения. Борьба с басмачеством была борьбой и с центробежными тенденциями и, как следствие, за демографический баланс между центральным племенем и периферией в пользу центра. В результате ликвидации басмачества и традиционной элиты вызвавшей эмиграцию в Афганистан и Иран, особенно сильную из восточных и западных районах, демографическая конкурентноспособность туркмен-теке была существенно восстановлена.

На верхнем этаже политической структуры, в первые два десятилетия Москва нейтрализовывала гегемонизм ахалтеке тем, что, выдвигая их на первые роли, не уступала им (и туркменам вообще) главный политический пост первого секретаря ЦК Компартии Туркменистана. Эта несправедливость, в той или иной степени, создавала скрытую оппозицию иноземцам во всех этнических фракциях евронационалов, консолидировало туркменскую евроэлиту для противостояния иноземному гегемонизму. Серьезный удар по этой консолидации внешнее управление нанесло в годы «большой террора».

Таблица 3

Этническая принадлежность туркмен - ответственных секретарей ЦК компартии Туркменистана, 1924-1991 гг.

В послевоенный период в практику внешнего управления для борьбы с национализмом и гегемонизмом столичного землячества были внесены существенные поправки.

Во-первых, с 1947 года пост первого секретаря был доверен туркмену. В результате анти-иноземная консолидация потеряла видимую актуальность. Атмосферу стал определять ажиотаж вокруг вопроса о том, кому из туркмен быть первым. А тот из туркмен, который становился первым, в конкуренции за власть должен был опираться уже не на туркмен вообще, а на своих соплеменников-земляков. Практика племенного протекционизма на верхнем этаже политической власти именно после 1947 года стала явной[29]. Это еще больше накаляло межплеменную конкуренцию за власть и выгодно усиливало позиции внешней силы, как третейского судьи.

Во-вторых, из двух вариантов племенного гегемонизма – столичного и регионального – с 1951 года был выбран наименее вредный для метрополии – ставка на евронационалов периферии из малочисленных племенных группировок, исторически противостоящих столичному племени ахалтеке (Табл. 3). Эти люди не имели корней в столичной зоне, более, чем ахалтеке зависели от Москвы и терпимее относились к присутствию в высшем эшелоне власти представителей внешнего управления. И если преобладание ахалтекинской верхушки под главенством внешнего управления (пост первого секретаря у «русского») продолжалось 27 лет (1924-1951 гг.), то неахалтекинской верхушки, при поддержке внешнего управления («русский» занимал пост второго секретаря ЦК КПТ), - 34 года (1951-1985 гг.).

Отношение представителей внешнего управления и туркменской евроэлиты к этническому протекционизму было неоднозначным. Там, где внешнее управление видело в племенной конкуренции плюсы, туркмены – минусы, и наоборот. Внешнее управление запрещало туркменам поднимать вопрос о племенах, опасаясь внутренних волнений, но и не форсировало процесс стирания граней между племенными землячествами, опасаясь общенациональной консолидации и национализма. Туркменская элита стыдилась племенной разобщенности, видела в ней препятствие дворцовой борьбе с иноземной номенклатурой, но не могла от него отказаться, ибо вела борьбу за власть на естественной основе земляческо-племенной и клановой солидарности.

«Рухнама» как этнология диктатуры

Было бы неверно расценивать политизацию межплеменных отношений только как результат внешнеполитического патронажа и парадигмы «разделяй и властвуй». Это, одновременно, и феномен эволюции политической культуры местных обществ. Конечно, Москва знала и не могла не учитывать деление центральноазитских этносов на территориально-племенные группы. Так, например, показательно, что Москва, создав для туркмен в 1924 году национальное по форме государство, не забыла, что туркмены – это племена и уже в 1926 году проводит перепись населения, которая, в первый и в последний раз в истории всесоюзных переписей населения СССР, фиксирует соотношение численности племенных групп в республиках Центральной Азии. Иную ситуацию мы наблюдаем после распада СССР, когда возникли реальные, а не формальные, как в советское время, условия для строительства этнического государства. Именно в постсоветский период трайбализм становится центральным элементом внутренней политики.[30].

Собственно трайбализм не является философией. Это некая атмосфера, более того – вредный пережиток прошлого, но его надо как-то объяснить и более того использовать. На первых порах отсутствие философии компенсировалось новой символикой (герб, флаг). Такая робость была следствием постсоветского синдрома осуждения трайбализма. Теперь же, после роспуска СССР трайболизм стал квинтэсенцией национальной философии. Главное условие легализации этой философии – диктатура, которую президент укрепляет подкупив столичное племя невербальной пропагандой ахалского гегемонизма. После этого трайбализм стал не только скрытым средством удержания власти, это - перманентное состояние общества, констатируемое официально как данность, поддерживать которую призвана философия этнического национализма, а официально – «интеграции племен-братьев». Начиная с момента получения неограниченного правления в декабре 1999 года С.А. Ниязов расширил поле трайбализма, включив в число его возможных жертв и своих соплеменников. Он открыто поставил под сомнение, ранее пропагандируемую, святость героев ахатекицев из пантеона борцов за независимость в XIX веке.

Осенью 2003 года идеологическая концепция режима Туркменбаши получила свое отражение в книге «Рухнама». Попытаемся с позиций позитивной критики разобраться в единственно возможной в этническом обществе философии евронационала, оставшегося один на один с этническим обществом, управляющего им после роспуска СССР без «московской прокладки».

Книга «Рухнама» представляет собой мистифицированный, квази-эпический, псевдонаучный пересказ от первого лица (президента Туркменистана) многовековой истории туркмен. Книга переведена на основные языки мира и, вероятно, могла бы претендовать на роль новейшей теории национально-государственного строительства и оправдания диктаторских режимов в Центральной Азии. Но, построенная на идее национальной исключительности, этнологическое пособие Туркменбаши скорее отталкивает, чем сближает народы и государства этого региона.

Некую научность этому труду придаёт «цитирование» (без кавычек и ссылок) легенд, записанных средневековыми авторами, а также целых страниц из работ западных ученых-медиевистов, специалистов по Среднему Востоку и истории сельджукского государства. Проблема правдивости изложения состоит не в подборе фактов, а в их толковании. Причем, в первую очередь это касается игнорирования автором элементарных постулатов этнологии: племя президент считает этносом, а этнос – нацией, между тем как и первое и второе лишь составные развития нации.

По мнению президента Туркменистана, туркмены являются «самой древней нацией в мире», «возникшей 5000 лет назад», на рубеже перехода человечества от каменного века к бронзе. Что делать с другими племенами (нациями!?) неолита, живших, одновременно с племенем первотуркмен, в других частях света, увы, в «Рухнаме» не сказано. Но так ли это важно для простых туркмен и националистически настроенной элиты - думать о научности излагаемого президентом? Куда важнее верить в туркменское превосходство над остальными нациями, которых автор книги «Рухнама» называет братьями.

При этом важно иметь в виду, что слово «брат» в языке автора книги означает не просто степень родства, но и ранг, положение брата к брату. Так, по воспоминаниям человека из ближайшего окружения С.А. Ниязова, в 1992 году во время своего первого официального визита в Китай, президент Туркменистана в частной беседе с главой КНР попросил последнего быть «старшим братом» туркменам, которые потеряли своего русского «старшего брата» после роспуска СССР[31]. Книга «Рухнаме» определяет статус бывшего русского брата в современном Туркменистане по-восточному своеобразно: Туркменбаши указывая численность туркмен в стране (5,5 млн. человек) без комментариев включает в эту цифру и русских братьев, т.е. осуществляет столь заветную для него, бумажную, но все же ассимиляцию.

Центральное место в книге занимает Часть III-я - «Туркменская нация»[32]. Туркменбаши полагает, что каждый этнос имеет племя-прародителя, способного в сравнительно чистом виде дожить до наших дней. Главная проблема для Туркменбаши состоит в том, что туркменских племен становится много. Поэтому большая часть книги посвящена именно призывам возвратиться к старому, к одному «чистому» племени, к интеграции на этом принципе современных «племен-этносов-наций» в новую нацию.

Для строительства новой нации нужно государство. Но не всякое, а такое, которое является национальным. С этой точки зрения туркмены, бывшие основателями десятков государств на Среднем Востоке не смогли стать нацией потому, что это были многоплеменные государства и потому быстро распадались. Теория башизма предполагает превращение многих племен в одно племя-нацию и только в этом случае можно говорить, как об окончательном построении национального государства, так и о завершении создания новой нации туркмен, которая никогда не разрушиться, как и само государство. Ради строительства новой нации, строиться новое (национальное) государство. Построить такое государство можно только под руководством главы этого государства.

Во время СССР, считает Туркменбаши, туркмены не были нацией, так как не имели национального государства. И то и другое после роспуска СССР предстояло строить параллельно. Что должно лежать в основе этого строительства, на что должно опираться собрание племен-этносов в этом процессе? Туркменбаши отвечает – на дух, на внутренний дух, вынося этот тезис в заглавие книги («Рухнаме» - буквально «Что есть дух» (туркм.). Туркменбаши создатель духа нации, ее духовный отец, который будет править Туркменистаном не только всю жизнь, но и после жизни, как дух. «Дух объединяет людей и формирует их в нацию», «дух движет жизнью, а не материя». В этой связи мистифицируется само происхождение Турменбаши, он, по его же словам, как Гёр-оглы, воскресший из могилы матери, воскрес из под руин ашхабадского зеамлетрясения 1948 года, во время которого погибли его мать и два брата.

Если внутри страны проповедуется идея интеграции, то на внешний рынок выносится идея изоляции туркмен. Изоляционизм, как подконцепция философии трайбализма пропагандируется потому, что для ахалтекинского племенного гегемонизмва есть именно внутренние условия (столица в проживания этого землячества и президент-соплеменник). Любые внешние контакты племен, географически расселенных по периметру внешней границы страны и потому имеющие прямой выход на Иран, Азербайджан, Россию, Казахстан, Узбекистан и Афганистан, приведут к росту значимости других туркменских племен, а главное - остановят процесс ассимиляции (или уничтожения) этих племен главным племенем президента.

Оппозиция: не «оранжевые», а региональные революции

Сверхцентрализация государственной власти, унаследованная с советских времен, племенной гегемонизм, этнический патронаж, превалирование земляческой солидарности над корпоративной сплоченностью в элитах этничного общества - не единственные условия сохранения авторитарных режимов в постсоветской Центральной Азии. Возникающая «демократическая оппозиция» авторитарному режиму также является продуктом советской централизованной системы и поверхностной модернизации местных обществ.

Выше было отмечено, что в отличие от западных стран СНГ так называемые оранжевые революции в Центральной Азии происходят не вопреки, а благодаря регионам. На наш взгляд это является еще одним доказательством того, что центральноазиатские республики если и созрели до революционных преобразований, то эти преобразования будут направлены на переустройство этих государств в направлении федерализации. Рассмотрим природу этого процесса подробнее.

Таблица 4

ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ

МОЩНОСТИ ПО ВЕЛАЯТАМ

Источник: Караев. Б.С. Традиционное и современное в политической жизни центрально-азиатского общества. М., 1996. С. 189-190.

Напомним, что в соответствии с политикой этнического баланса, в Туркменистане в декабре 1985 г. произошла очередная смена власти и на главную должность в Туркменистане был вновь назначен туркмен-ахалтеке. Захват власти в центральных учреждениях государства племенем президента обеспечивает лидерство столичного племени в масштабе страны и формирование на этой базе института квази-монархии. При таком режиме власти, государственность остается внутренне жесткой, но, для внешнего вмешательства, рыхлой, т.к. в нем всегда существует этничная оппозиция. Социально-экономическое и культурное неравенство регионов по сравнению с советским временем усиливаются.

Парадокс состоит в том, что несмотря на то, что естественное недовольство надлокальной племенной гегемонией наиболее велико в регионах, нишу авангардных рядов демократической оппозиции первоначально и надолго оккупируют евронационалы из столичного региона. Причина тому та же, что и в первые революционные годы советской власти – сосредоточнение в столице культурных сил этноса-нации.

Выступая как демократы (а точнее – национал-демократы), они выступают от лица всего этноса или, другими словами, используют идеологию надлокального гегемонизма. Показательно, что часть лозунгов, понятий терминов выдвинутых первым оппозиционным движением «Агзыбирлик» (осн. в 1989 г.), связанных с национальной консолидацией, была взята на вооружение авторитарным режимом С.А. Ниязова.

Родственная «Агзыбирлику» по этничности организация была создана в 1992 г. в московской эмиграции. Это «Фонд Туркменистан» экс-министра иностранных дел А. Кулиева. А. Кулиев знаковая фигура туркменской новейшей истории. Он ведет последовательную и продуманную борьбу с авторитаризмом С.А. Ниязова. Но эта борьба, также как и борьба столичного движения «Агзыбирлик», ограничена своеобразной парадигмой столичного патриотизма. Поэтому в схеме А Кулиева демократы (теоретически, наиболее радикально-прогрессивный слой оппозиции авторитаризму), на практике превращаются в умеренных оппозиционеров, больше напоминающих преемников как авторитарного режима, так и унитарно-централизованной государственности, чем противников того и другого.

В 1993 г. А. Кулиев требует демократических свобод и права на легальную оппозицию, а в остальном у него принципиальных разногласий с С.А. Ниязовым нет. Тогда же он отмечает, что его социально-политической базой (как и у С.А. Ниязова) является весь народ, а не какая-то партия[33]. И действительно, к настоящему времени А. Кулиев называется лидером Объединенной демократической оппозиции Туркменистана[34]. Но понятие «объединенная» не должно вводить нас в заблуждение – демократы А. Кулиева, также как и Халк Маслахаты С. Ниязова, представлены, главным образом, столичной ахалской зоной.

Взгляды А. Кулиева на централизацию, по существу, не претерпели изменений. Он также, как и С.А. Ниязов[35], видит главную опасность демократизации в «расколе страны на несколько государств»[36]. Также как и С.А. Ниязов, считает, что президент должен быть высшим должностным лицом, главой исполнительной власти и губернаторов («государственных министров»), правящих от имени президента областями. Как и при С.А. Ниязове, за руководителями областей не предусматривается должности вице-премьеров правительства и не ясно, будут ли государственные министры обязательно уроженцами соответствующих этнических регионов. Парламент, по программе А. Кулиева, выбирает президента, также как в последний раз парламент избрал Ниязова пожизненным президентом. Парламент А. Кулиева, также как и парламент С. Ниязова, не в состоянии освободить президента, т.к. в случае выражения недоверия вопрос может быть передан в Конституционный суд или поставлен на референдум.

Проблему этнической гегемонии в элите А. Кулиев решает с помощью арифметического равенства представителей регионов, соответственно: в президиуме парламента (5 человек), в самом парламенте (по 30 от каждого из пяти регионов) и конституционном суде (по три от каждого региона)[37]. Этот принцип паритетности, в условиях слаборазвитого правового общества, вторичен и декларативен. Проблема регионально-племенного гегемонизма состоит не столько в численном преобладании одних землячеств над другими, сколько в отсутствии у депутатов реальной власти в своих регионах, которая позволяла бы им противостоять диктатуре столичных кланов. Сам А. Кулиев называет свою модель парламентарной, но, фактически, это смешанная парламентарно-президентская форма власти, при которой, как показывает мировая практика, победу над парламентом чаще одерживает президент. Самый свежий пример тому в Центральной Азии – превращение заявленной в Конституции президентско-парламентарной республики Кыргызстан за годы правления А. Акаева в авторитарно-президентскую республику.

И «Агзыбирлик» и А. Кулиева трудно уличить в племенном гегемонизме потому, что задачи демократов и их столичный патриотизм совпадают. Без рычагов центральной власти демократам невозможно распространить свои идеи на периферию, подавить сопротивление региональных кланов для проведения модернизации туркменского традиционного общества. Столичный патриотизм объединяет не только «Агзыбирлик» и А. Кулиева. Возникает патовая ситуация в дилемме «столичные кланы – столичные демократы». Они нужны друг другу, чтобы не дать вступить в политическую борьбу регионам. И для столичных кланов, и для столичных демократов демократизация в форме децентрализации одинаково неприемлемы. А. Кулиев мог бы сменить С.Ниязова как преемник идеи унитарно-централизованного государства, но у него мало сторонников (всего около 2 тыс. человек[38]) потому, что ниша унитариста-централизатора в столичном регионе уже занята С.А. Ниязовым. Нет никаких сомнений в том, что она будет занята и в последующем приемником С. Ниязова от племени ахал-теке. В этом контексте приход к власти А. Кулиева может рассматриваться как (демократический?) экстра-вариант спасения гегемонии племени ахалтеке.

В период трансформации местных обществ оппозиция в них тяготеет к организации политических партий на этнорегиональной основе. Так, например, в Кыргызии оппозиционная партия «Эркин Кыргызстан» в большинстве своем состоит из «южан», в то время как у власти находится президент «северянин». Представители Младшего жуса в Казахстане имеют свою политическую партию «Парасат» («Разум») и выступают за автономию. Бывшие коммунисты Туркменистана пытались возродить старую партию, и показательно, что возглавил эту инициативную группу западный туркмен-йомуд, среди которых также наиболее сильны тенденции к автономии от Ашхабада.

По делу о так называемом покушении партии Б. Шихмурадова на президента 25 ноября 2002 г., из 46 приговоренных к заключению, фигуранты неахальских землячеств составили свыше 70%[39], значительная часть которых из восточного Туркменистана. Выделившиеся из этого движения Республиканскую партию представляют люди из южных регионов, Движение «Ватан» - северные туркмены, существовавшее ранее Народно-патриотическое движение - представляет западных туркмен, группировка А. Кулиева – центральный регион.

Республиканская партия и Движение «Ватан» выдвинули идею «децентрализации системы власти»[40]. Они низводят роль президента до представительских протокольных функций (аналог ФРГ, федеративной Австрии и Израиля)[41]. Главными фигурами власти в проекте номенклатуры являются депутаты парламента от регионов и политических партий. Им подчиняются Конституционный суд и Генеральный прокурор[42], избирается президент, формируются Кабинет министров[43]. Число депутатов увеличивается с 50 до 220 человек.

Независимые эксперты спрашивают: какая из существующих в туркменской оппозиции организаций по своему представительству способна гарантировать легитимность внешнего участия в Туркменистане?[44]. Очевидно, что пока никакая. Поиски опорной оппозиционной силы в этничном обществе сводятся к вопросу объединения оппозиционных группировок на базе признанного ими научного проекта переустройства Туркменистана, разработанного с участием внешних экспертов. Соглашение о союзе оппозиционных сил достигнутое осенью 2003 г. в Праге было заключено без такого проекта и потому противоречия в программах группировок остаются. В подтверждение этого приведем выдержки из беседы с видным лидером оппозиционного движения Туркменистана в эмиграции, состоявшейся в марте 2005 г. (Фамилии и имена не ракрыватся по соображеним политической этики – Авт).

«Ты оказался прав о номенклатуре (...). Все должны участвовать (в оппозиционном движении – Авт.) даже негодяи. Но с такими каши не сваришь. (....) Причина в том, что у них другие интересы, свзанные с капиталом, а не с народом. Они хотят проправить режим, но оставить его по сути. (....) Они хотят иметь власть и делить имущество между собой. Построить такую власть как в России, на Украине, в Казахстане. Чтобы было чуть луше, видимость демократии власть богатых и как можно дольше ее держать. (....) С этими людьми общего дела не сделаешь несмотря ни на что. Если кыргызы смогли объединиться несмотря на разношерстную команду, то мы не сможем. Правда, Акаев силен и Россия еще не определилась. Но туркмены – совсем другие Они очень сильно разделены. Я где-то недооценивал племенные амбиции каждого рода и племени на пустом месте. К сожалению, Атабаев и Айтаков не сумели до конца довести создание централизованного государства. И не было последущих руководителей с такими интеллигентами как они. Может быть Ш. Батыров хотел сделать что-то, но о нем  знаю по слухам, мол, он был национальным героем. Может быть это миф.  Это послужило большим тормозом. Ты знаешь как менялось руководство Туркменистана по племенному признаку. Это тоже тормозило. Развитие шло не по централизации, а децентрализации, по племенному признаку. (...)» [45].

Общая для всех тенденция к парламентарной форме правления может рассматриваться как попытка ограничения президентского абсолютизма и приближение к новой унитарно-децентрализованной модели государственного устройства. Во всех проектах мы видим многократное увеличение числа депутатов парламента и желание превратить его не просто в законодательный, но и представительный орган власти. Шире стал спектр выбора форм парламентаризма: однопалатное президентско-парламентарное правление А. Кулиева под патронажем внешних сил; двухпалатный парламент Н. Союнова[46], партийно-парламентарный вариант Ханамова-Оразова. Соответственно, в роли централизаторов и демократизаторов одновременно, выступают: или президент в союзе с внешней силой, или собрание региональных элит, или политическая партия.

Советский эксперимент с централизирующей ролью парламентской партии и президента показал, что эта система неизбежно порождает авторитаризм партийного лидера, после чего сама партия перестает быть нужной, т.к. корпоративные интересы отступают перед интересами этничности. Так, численность интернациональной и полиэтнической компартии Туркменистана, после преобразования ее в декабре 1991 года в партию президента сократилась в пять раз. Это косвенно показывает, что монопартийная модель в Туркменистане, в виде предлагаемой Республиканской партии (т.е. партии большинства) в демократическом Туркменистане работать не будет.

Тем не менее, в основе другого проекта объединения всех оппозиционных сил с апреля 2004 г. стала идея возвращения к советской, якобы парламентарной управления[47], не исключая вхождения Туркменистана в конституционное поле России. Авторы этого проекта полагают, что во всем виноват роспуск СССР. Но это не совсем так. На первом месте стоит ослабление внешней силы (т.е. России) в республиках, а затем уже роспуск СССР. Формирование квази-монархии в Туркменистане происходило на советской правовой базе, в рамках конституции 1978 г. В этой связи напомню, что Закон «Об учреждении президентской формы правления в Туркменской ССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) Туркменской ССР» от 11 октября 1990 г. не ограничился лишь дополнительным введением в действующую систему органов власти поста президента республики. Этот закон, в отличие от закона СССР и ряда республик, полностью изменил систему распределения исполнительной власти, сосредоточив ее в руках президента Туркменской ССР[48]. Таким образом, не в мае 1992 года, после принятия новой президентской конституции, а в рамках старой советской конституции 1978 года в Туркменистане произошел государственный переворот и власть в стране, де-юре, узурпировал президент.

А. Кулиев выходит с предложением, повторить советский опыт и установить в Туркменистане на 30-40 лет внешнее управление[49]. Однако нельзя не признать, что внешнее управление, за которое выступает А. Кулиев, в постсоветском Туркменистане уже существует в виде исторически сложившегося политического покровительства, которое до сих пор оказывает режиму С.А. Ниязова Россия. Следовательно, безусловная для Туркменистана необходимость в новом типе внешнего управления может возникнуть лишь в том случае, если оппозицией будет признан и новый унитарно-децентрализованный тип государственного устройства, которую мы называем также неинституциональный федерализмом. Целесообразность фередализации стран Центральной Азии по типу Швейцарской конфедерации или Арабских Эмиратов, в частности послеакаевского Кыргызстана, признают сегодня ведущие росийские политологи[50].

Однако живучесть советской традиции надлокального племенного гегемонизма, подчеркнем, не в средне народа, а в среде туркменской элиты номенклатурно-советского происхождения (евронационалов-этнократов) настолько велика, что проект собрания региональных элит в форме двухпалатного парламента молчаливо обходят стороной, как сам С.Ниязов, так и большинство группировок туркменской оппозиции. Из оппозиционных вариантов государственной реформации проект децентрализации власти при консолидации этнических элит, а, значит этноса в нацию, остается самым не предпочтительным. Между тем двухпалатная модель власти, сегодня используется всеми ушедшими вперед в деле демократизации государствами Центральной Азии, а также в России и США.

Демократический имидж этой модели подпорчен тем, что региональные элиты в Центральной Азии получают власть в центре из рук президентов. Более того, возможны откаты назад, как это произошло в Кыргызстане: от президентско-парламентарной республики к президентской; от двухпалатного парламента к однопалатному и возвращению к старому, исчерпавшему себя опыту укрепления власти за счет арифметических кадровых комбинаций назначения во власть фигурантов от различных землячеств. В апреле 2005 года в борьбу за кресло президента Кыргызстана, с одной стороны, вступили фигуранты от северных и южных землячеств (соответственно – Ф Кулов и К. Бакиев).

(...) "Ассошиэйтед пресс": Я бы хотела уточнить, если будет союз с Куловым, то кто из вас пойдет на выборы в качестве президента, а кому достанется пост премьер-министра?

К.Б.: У нас с ним был такой разговор, две или три недели тому назад, когда мы предусматривали такой союз. Идея о союзе, в котором Бакиев идет как президент, а Кулов в качестве кандидата в премьер-министры, исходила от него. Я согласился. Феликс Кулов тоже был согласен. Но, политика есть политика. Есть люди, у которых существуют другие взгляды. После некоторого времени, он задумался, стоит ли объединяться в союз или нет. Поэтому было сделано заявление, что он тоже пойдет на выборы в качестве кандидата в президенты. Но это текущий процесс. Я думаю, что в любом случае, восторжествует справедливость. Выборы пройдут в рамках закона. Народ в Кыргызстане мудрый, народ обмануть нельзя и он сделает правильный выбор. (...)[51].

В мае оба лидера пришли к решению не противостоять друг другу, предрешив, фактически, безальтернативный характер выборов нового президента страны в лице представителя южного клана К Бакиева. При этом должность премьер-министра по этому соглашению получает северянин Ф. Кулов. Однако нет никаких гарантий, что этот союз не будет временным.

Откровенное описание современной этнополитической ситуации в этой стране и ее перспективы мы находим в пресс-релизе от 1 мая 2005 года первого кандидата на пост президента постакаевского Кыргызстана врача-нарколога Женишбека Назарлиева[52] (публикуется в сокращении):

Дженишбек Назаралиев: « (.....) Сегодня мое выдвижение обусловлено только по одной причине, что наше государство в случае выбора президента из Севера, может расколоться на два трайбалистических клана или, наоборот, выдвиженец с Юга создаст такие условия, и может начаться гражданская война. Я выступаю как нейтралитет, нейтральная фигура, которая не поддерживает ни Юг, ни Север. Ибо я сам родился на Севере, отец у меня с Юга, мать у меня с Севера. Образ моей жизни: я учился на Юге, жил на Севере. (...) Я выступаю, чтобы не было гражданской войны, чтобы не было раскола на два клана. (...) Мы живем внутри страны, и мы знаем, кто южанин, кто северянин. Феликс Кулов является северянином, и южане это не примут даже на таком генетическом уровне. Потому что образ жизни северянина совершенно не подходит и совершенно не похож на образ жизни южанина. Южане испокон веков были земледельцами, северяне испокон веков были животноводами, и их сплотить очень сложно. Сегодня должна быть нейтральная фигура. Какую бы коалицию мы ни создавали, будут очень серьезные проблемы. (...). Если выиграет Бакиев, то северяне создадут определенную ситуацию для того, чтобы была нестабильность в Кыргызстане.»

Проблема политического переустройства государств постсоветской Центральной Азии, конечно же, упирается далеко не только в этническую специфику этих стран. И тем не менее, в заключении надо сказать, что сегодня у Туркменистана сохраняется реальный шанс осуществить опережающий другие республики прорыв к федерально ориентированному государственному устройству, отвечающему интересам демократической модернизации этнического общества на базе свободного экономического сотрудничества регионов с внешними силами. Формируя политические проекты преобразований в этих стран нужно учитывать советский опыт, как опыт, который показывает, что местным обществам на этапе строительства новой государственности нужна внешняя помощь с новой концепцией такого переустройства.

Более того, чем ниже прослойка во властной элите евронационалов, тем больше вероятности того, «революция» в той или иной стране региона будет происходить при решающем и определяющем влиянии внешних сил, под которыми в данном случае следует понимать не только крупные государства (Россия и США), но и активистов из центральноазиатской диаспоры в Европе, США и России. К странам с потерянным советским потенциалом евронационалов следует, прежде всего отнести Туркменистан и Узбекистан.

Скорее всего, государствам постсоветской Центральной Азии нужна внешняя помощь, которая поможет строить унитарно-децентрализованное государство на базе неинституционализированного федерализма (НИФ), ибо идея собственно федерализма, если и будет реализована, то потребует большой подготовительной работы. Процессуально осуществление программы НИФ должно опираться на принцип прямой связи расширения самоуправления на местах в зависимости от результативности проведением там реформ модернизации. Однако, под НИФ мы понимаем не заземление идеи федерализма до уровня задач расширения местного самоуправления, а прежде всего, передачу в регионы части функций центральной власти, например, расположения там определенных министерств и ведомств (норвежский опыт).

Государствам Центральной Азии нужна парламентарно-президентская форма правления, при балансе реально существующих властных полномочий парламента и власти президента, а возможно руководителя высшей исполнительной власти. Нужен избранный народом двухпалатный парламент, позволяющий ограничивать надлокальные проявления племенного гегемонизма в столичном регионе. Эти проявления гегемонизма могут быть нейтрализованы только традиционными для Центральной Азии надлокальными формами правления, а именно - традицией организовывать центральную (надлокальную) власть по типу федерации и конфедерации. В этом контексте, истинно демократическим президентом в в государствах Центральной Азии станет тот, кто, откажется от попыток соединить не соединимое, снимет тем самым перманентное политическое напряжение в руководстве страны и борьбу за диктаторский трон, тот кто не побоиться следовать, как это ни парадоксально, так называемому колониальному принципу «разделяй и властвуй».

***

About Sh. Kadyrov

1954, September 27, Ashgabat, Turkmenistan. Researcher, Norwegian Institute of International Affairs. Master of History, 1984. PhD. November 2005. All the author more than 100 books and scientific clauses. The Member of the International Union for the Scientific Study of Population (IUSSP).

ЛИТЕРАТУРА, ИСТОЧНИКИ, ПРИМЕЧАНИЯ

[3] В основу доклада положены выступления автора на международных симпозиумах последних лет: International Conference in the N.Y., March 2005; International Conference in the Oxford, Juny, 2004; International Conference in the Prague, September, 2003; International Conference in the Edinburgh, Decermber, 2001.

[4] Гапуров М.Н., Росляков А.А., Аннанепесов. Братство навеки. Ашхабад: «Туркменистан», 1984.

[5] Крадин Н.Н. Политическая антропология. Учебное пособие. М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 2001. С. 20, 212.

[6] Чвырь Л.А. О структуре таджикского этноса (Научная и народная точка зрения) //  Расы и народы. Современные этнические и расовые проблемы. Ежегодник. Вып. 27. 2001. М: «Наука», 2001. С.  10.

[7] Фейгин М. Чужая война // Новый мир, 1998, № 3. С. 126.

[8] Ротарь И. Таджикская и чеченская смуты: сравнительный анализ двух конфликтов // Независимая газета, 1997, 15 мая.

[9] Абашин С.Н. Зарождение и современное состояние среднеазиатских национализмов // сайт «Центральна Азия» - www.centrasia.org,  9 мая 2005 г.

[10] Глумсков Д. Узбекский рецедив... или узбекская свобода // Эксперт-Казахстан, 10 (36) 23 мая 2005.

[11] Чвырь, 2001. С. 20.

[12] Смирнов В. Религия + деньги: кто поднял восстание в Андижане? (Интервью с Вячеславом Смирновым, директором НИИ политиеской социологии) // Русский журнал, 25 мае 2005 г. (Беседовал Владимир Голышев).

[13] Ситнянский Г.Ю. Интеграционные тенденции на постсоветском пространстве и противодействие им (на примере Киргизии) 1991-1999 гг. // Расы и народы. Современные этнические и расовые проблемы. Ежегодник. Вып. 27. М.: «Наука», 2001. С. 245.

[14] Кариби М. Авторитаризм ведет к дестабилизации (интервью). 20 мая 2005. Интернет сайт www.centrasia.org .

[15] Площадь страны 488,1 тыс. кв. км. Это немногим больше штата Калифорния. Размеры Ахалского велаята страны (95,4 кв. км, или 20% площади страны), больше территории таких стран, как Азербайджан, Грузия, Венгрия, Нидерланды, Ирландия; площадь Балканского велаята (138,5 кв. км или 28% территории Туркменистана) больше Греции, Исландии, в три раза больше Нидерландов, в два раза больше Грузии, в 4,5 раза больше Армении; занимаемая Марыйским велаятом территория (18,0% Туркменистана) примерно равна площади Азербайджана – 86,8 тыс. кв. и т.п.

[16] Светоховский Т. Становление национальной идентичности в Азербайджане // Азербайджан и Россия: общества и государства. Вып. 4. М., 2001 г. С. 12–13.

[17] Бочаров В.В. Власть. Традиции. Управление. (Попытка этноисторического анализа политических культур современных государств Тропической Африки). М.: «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1992. С. 195-196.

[18] Рассчитано по данным: Borys Lewytzkyj und Kurt Müller Sowjetische Kurzbiographien., Hamburg, 1964.

[19] Данные на 1965 год // Интернет: www.geocities.com/Athens/5246/History.html. См. также: Население мира: Демографический справочник Составитель В.А. Борисов, М.: «Мысль», 1989. С. 10.

[20] Здесь и далее по строке: общее число высших постов в структуре высших органов политической и государственной власти. Авт.

[21] Здесь и далее по строке: абсолютное число высших постов в парламенте, компартии, комсомоле, профсоюзах, совете министров, академии наук занимаемых лицами не титульной нации. При определении индекса ПС в статье использованы только наиболее узловые посты колониальной номенклатуры. Исчисление этого индекса путем подсчета, в частности, членов ЦК компартий республик, депутатов Верховного совета, в которых велика была доля автохтонов, следует признать некорректным ввиду фактического отсутствия у советской номенклатуры этого уровня сколько-нибудь значительных политико-административных полномочий.

[22] Ситнянский Г.Ю. 2001. С. 246.

[23] Андреева Валерия. Миф об узбекском государстве. Часть 3. Интернет-сайт «Nomad», 4 августа 2003 г. (www.nomad.su).

[24] Adrienna Edgar. Adrienna Edgar. Genealogy, Class, and «Tribal Policy» in Soviet Turkmenistan, 1924-1934 // Slavic Review, February 28, 2000. P. 35..

[25] Туркмены-теке – 2158 учащихся (в том числе в районных центрах – 467) учащихся, туркмены других племенных землячеств (туркмены-йомуды, эрсари, сарыки, салоры, ата) – 973 учащихся (в том числе в районных центрах – 204. При этом доля племенной группировки туркмен-теке в составе туркменского этноса составляла менее половины всех туркмен Туркменской ССР // Бюллетень ЦСУ Туркменской Союзной ССР, № 5, май, 1925 г. С. 28-29.

[26] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 62. Оп. 2. Д. 1986. Л. 20. См.: Adrienna Edgar. Genealogy, Class, and «Tribal Policy» in Soviet Turkmenistan, 1924-1934 // Slavic Review, February 28, 2000. P. 35.

[27] Понятие «второй» используется по отношени к «русскому» первому секретарю и поэтому в контексте изучения лидерства внутри самих туркмен явлеятся условным  Авт.

[28] Ч.А. Веллеков очень короткое время (1929-30), номинально, являлся первым секретарем ЦК КП(б)Т, курируя Совнарком и ЦИК ТССР. Но, фактически, таковым не являлся и позднее отказывался в анкетах признавать за собой статус первого секретаря ЦК партии. // Государственный архив Российской Федерации. Ф. Ф. 62. Оп. 4. Д. 618. Л. 4 (Вопросы распределения обязанностей секретарей ЦК КПТ).

[29] Кулиев Н. Дружба народов СССР и борьба с проявлениями националистических пережитков в сознании людей в условиях Туркменистана // Известия АН ТССР, 1952, № 5. С. 13. В 1952 году в Уставе компартии Туркменистана, как и в уставе КПСС, появилась статья о несовместимости пребывания в партии руководителей, поощряющих родственный и земляческий протекционизм.

[30] Об этом подробнее см: Кадыров Ш. Института президенства в клановом постколониальном обществе // В кн: Люди и мифы (Сб ст. Из журнала «Вестник Евразии». Сост. С.А. Панарин. М., «Наталис» 2003. С. 337-364.

[31] Полевой дневник автора № 16, Стокгольм, 2005, Апрель. Имя автора автора информации не указывается по сообращениям политической этики.

[32] Rukhnama. Аshgabat, 2003. P. 148-157.

[33] Хазарский Слава. Оппозиция Ниязову есть, но она живет в Москве // Утро России, 2-8 декабря 1993. С. 10 (интервью автора с А.О. Кулиевым).

[34] Подпольные гражданские группы в Ашхабаде (народно-демократическое движение «Агзыбирлик», «Партия демократического развития», «Комитет 12 июля», «Русская община», Коммунистическая партия и др.). Сильно пострадали в результате репрессий.

[35] Выступление товарища С.А. Ниязова // Туркменская искра, 6 марта 1990. С. 1-2; Сапармурат Туркменбаши: В основе подлинной демократии – служащие интересам общества законы. Президент Туркменистана принял участие в заседании Меджлиса // Нейтральный Туркменистан, 9 июля 2001. С. 1. Обращение Сапармурата Туркменбаши к туркменскому народу // Халк Маслахаты. Материалы исторического заседания Халк Маслахаты Туркменистана от 14 декабря 1992 г. Ашхабад: «Туркменистан», 1993. С. 14.

[36] Кулиев Авды. Похлеще 40 небылиц // Туркмен или, № 2 (4), 1997. С. 2-5. Кулиев А. Туркменистан – однопартийное государство // Эркин Туркменистан - Свободный Туркменистан. Информационно-аналитический бюллетень, № 4, май, 2000. С. 61-75. Группировка А. Кулиева, стоящая на позициях сохранения сильной президентской власти, склонна преувеличивать опасность распада страны на самостоятельные государства. Исторический опыт показывает, что образование туркменской автономии в Хорезмской народной республике (нынешний Дашогузский велаят) завершилось репрессиями узбекских властей против туркмен и включением этой области в состав Туркменистана в 1924 г. Робкие попытки туркменской автономии в Бухарской народной советской республике (нынешний Лепабский велаят) войти в состав России, остались без ответа и эта область также в 1924 г. была включена в состав Туркменистана. Нет смысла обсуждать вопрос о помощи Ирана образовать самостоятельное государство йомудов в Западном Туркменистане, которое рано или поздно потребует воссоединения со своими родственниками в Иране. Таким образом, вокруг Туркменистана нет ни одного государства заинтересованного в его расколе и отторжении от него части территорий. Несмотря на существующие территориальные претензии, такого рода прецедентов нет и в отношениях между соседними республиками, в которых уже внедрена система двухпалатного парламента.

[37] Объединенная Демократическая Оппозиция Туркменистана (ОДОТ) предлагает программу по исправлению создавшегося положения, сентябрь 2001 г. // Программные документы туркменских оппозиционных организаций («Ватан», РНК РПТ, ОДОТ). Москва, сентябрь, 2003. (Материалы конференции «Ситуация в Туркменистане: новые тенденции и стратегия работы после событий 25 ноября 2002 г.», Прага 26-28 сентября 2003 г.). С. 25-30.

[38] Авды Кулиев: «Политическая оппозиция должна существовать внутри страны» Программа «Кавказ и Центральная Азия». Беседа редактора программы Тенгиза Гудавы с лидером Объединенной туркменской оппозиции Авды Кулиевым // Радио «Свобода», 23 декабря 2001 г.

[39] Рукопись доклада французского юриста, профессора Эммануэля Деко, сделанного по просьбе ОБСЕ от 12 марта 2003 г., по делу о покушении на Президента Туркменистана 25 ноября 2002 г. Распространена среди 55 государств-участников ОБСЕ.

[40] Политическая программа и платформа Республиканской партии Туркменистана от 4 июля 2003 г. // Программные документы, с. 21-24.

[41] Наше видение будущего демократического Туркменистана (заявление Республиканского Национального Комитета Республиканской партии Туркменистана, от 15 июня 2003 г.) // Программные документы, с. 19.

[42] Общественно-политическое движение «Ватан». Программа политико-правовых и социально-экономических реформ в Туркменистане (5 января 2003 г.) // Программные документы, с. 4-18

[43] Основные принципы Республиканской партии Туркменистана (проект, от 4 июля 2003 г.) // Программные документы, с. 20.

[44] Сания Сагнаева, эксперт Международной кризисной группы (выступление на конференции в пос. Московский 3-4 ноября 2002 г.). // ПЧВБ-2003. С. 21-23.

[45] Полевой дневник автора №17. Апрель 2005. Осло.

[46] Ответ Н.Т. Союнова автору статьи «Жажда мести или тоска по креслу?» Аллагулы Юсупову, напечатанной в газете «Туркменистан» от 8 ноября 1997 г. // Туркмен или. Журнал собственных мнений, № 8 (10), октябрь-ноябрь-декабрь, 1997 г. С. 2.

[47] Тоушир Топпыев. 13 апреля – день Туркменской Конституции // «Erekin.net», 21 апреля 2004.

[48] См.: Туркменская искра, 16 октября 1990. С. 1.; Кепбанов Е.А., Кочумов Я.Х., Нурмухаммедов Г.Н.  Институт президентской власти в ТССР: становление, перспективы развития // Известия АН ТССР, серия гуманитарных наук, № 4, 1991. С. 11-19.

[49] Авды Кулиев. «Туркменская оппозиция на нынешнем этапе, преодоление раздробленности и достижение единства» (доклад распространенный в письменном виде) // Права человека и вопросы безопасности в Туркменистане (материалы конференций 8-9 июня и 3-4 ноября 2002 г.). М., 2003 (Правозащитный центр «Мемориал»,  International Helsinki Federation for Human Rights), с. 117.

[50] Наумкин В. «Я верю в кыргызское чудо...» // Веерний Бишкек № 96 25 мая 2005 (Интервью Азамату Тынаеву).

[51] К.Бакиев - "Мы с Куловым не ссорились... Возможно союз еще сложится" (пресс-конференция в Москве). 08:32 10.05.2005 Стенограмма пресс-конференции и.о. Президента КР К.Бакиева в Москве. http://centrasia.org/newsA.php4?st=1115699520

[52] См: (http://www.svoboda.org/programs/tw/2005/tw.042705.asp)

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!